Волчья мельница - Мари-Бернадетт Дюпюи

Он показал себя таким щедрым, доброжелательным и терпеливым, что даже Колен Руа уверовал: его дочь получила отличного мужа.

В шесть вечера фиакры и приватные коляски стали разъезжаться. Бертрану предстояло переночевать в доме друга, в Ангулеме. Аристид Дюбрёй долго пожимал Клер руку. Ей же хотелось отхлестать этого господина с испытующим взглядом по щекам — за то, что преследовал Жана. При воспоминании об утраченном любимом, более мучительном, чем обычно, у нее закружилась голова.

Бертий расцеловалась с кузиной, бросая завистливые взгляды на предметы роскоши, коих в гостиной было множество.

— Тебе повезло, — шепнула она Клер на ухо. — Прошу, зови меня почаще в гости!

Наконец Фредерик и Клер остались одни, если не считать снующих по комнате Пернелль и ее племянников, помогающих убирать со стола.

— Мне бы хотелось немного отдохнуть, — почти робко проговорила новобрачная.

Клер знала, что ужинать им предстоит тет-а-тет. Она будет в другом платье и наденет нитку жемчуга — еще один подарок мужа. По дубовой обшивке стен танцевали тени. Фредерик ответил, пожимая ей руку:

— Ваша спальня готова, идите и прилягте! А я пока наведаюсь в конюшни. Мне сказали, у одной кобылы колики.

Хозяин Понриана поклонился. Клер воскликнула совершенно по-детски:

— Тогда и я с вами! На воздухе мне полегчает. Я так люблю лошадей! А колики пройдут, если напоить лошадь теплой водой с отрубями, а потом пусть она хорошенько пройдется!

Фредерик вскинул брови. Он и сам все это знал, но энтузиазм Клер его позабавил. С крыльца они спустились, держась за руки. Тем вечером прислуга с изумлением созерцала в конюшнях Понриана новобрачную в белом платье, волочащемся по соломе и плиточному полу, которая гладила захворавшую лошадь, даже не сняв своих шелковых перчаток. То была новая хозяйка поместья.

* * *

Волею судеб Аристид Дюбрёй оказался в тильбюри доктора Мерсье. Того пригласили на партию бриджа в Ангулем, и он предложил полицейскому место в своей коляске. Мужчины были едва знакомы, однако между ними прослеживалась некая общность: оба защищали своих сограждан, один — арестовывая лиходеев, другой — излечивая различные телесные недуги. Разговор, естественно, скоро свернул на молодоженов.

— У Фредерика Жиро хороший вкус, — сказал доктор. — Клер Руа — очаровательная девушка и очень привязана к родным. Лучше уж пусть она будет замужем за этим богатым помещиком, нежели подвергнется соблазнам, которые не столь богоугодны!

Полицейский поморщился. Он заметил холодность, с какой отнеслась к нему новобрачная.

— Очаровательная, как же… — язвительно отозвался он. — Для кого как! Если бы она могла испепелить меня своими черными глазищами, я бы умер на месте! Вспоминаю, как за ужином, год назад, покойный Эдуар Жиро хвастался, что держит в руках одного мануфактурщика, на чьей дочке женит своего Фредерика, хочет того девица или нет. Мое мнение: ее «цветок», как бы он ни был красив, давно сорвали. Вы, наверное, слышали, что мои ребята застали ее голой на берегу ручья прошлым летом? Посреди ночи, заметьте!

Доктор скабрёзно хохотнул:

— Черт, хотел бы и я там быть! Но что искали ваши жандармы в долине ночью?

Аристид Дюбрёй не любил вспоминать о своих провалах, поэтому ответил сухо:

— Я шел по следу молодого узника колонии в Ла-Куронн, некоего Жана Дюмона, который уже дважды сбегал. И дважды я его ловил и передавал органам правосудия. Хитрый парень! Я подозревал, что в третий раз он сменит тактику. Направится не к порту, как остальные беглецы, в надежде уплыть морем, а останется в регионе и будет искать надежное убежище. Кто-то в городе рассказал, что в вашей долине, в скалах, полно пещер.

Мерсье задумчиво прикусил нижнюю губу. Потом глянул на полицейского.

— Жан Дюмон? Кажется, я уже слышал это имя…

— Высокий тощий парень с небесно-голубыми глазами, благодаря которым он легко очаровывает дам, и те его прячут и кормят. А ведь он — убийца! Я собирался лично проследить за его отправкой в Кайенну. И вздохну спокойно только тогда, когда все мерзавцы, как он, будут в кандалах!

Доктор порылся в памяти. Вспомнилась некая деталь, которую он, однако, не решился бросить на потраву Дюбрёю.

— Убийца, говорите вы? — переспросил он. — И кого же он лишил жизни?

— На Йерских островах, что в Средиземном море, он убил лопатой надзирателя. Дюмону тогда было пятнадцать. Прирожденный преступник!

— Ну конечно! — воскликнул Мерсье. — Ярко-голубые глаза, густые черные ресницы… Жан Дюмон! Я осматривал его как-то в Ла-Куронн. Парень сильно кашлял. Скорее всего, это была попытка попасть в больницу. Директор колонии меня еще предостерегал… И знаете что? Мне кажется, я видел его не так давно возле мельницы мэтра Руа. Руку на отсечение не дам, потому что Дюмон-колонист был обрит налысо, а у этого парня, жившего в доме старика Дрюжона, волосы черные и довольно густые.

— Волосы отрастают! — отрезал Аристид Дюбрёй. — Проклятье, Дюмон ускользнул у меня из-под носа! А ведь я заезжал к Базилю Дрюжону, признанному анархисту и бывшему коммунару, я его расспрашивал!

Глава ангумуазской полиции даже переменился в лице. Поджав губы и глядя невидящими глазами прямо перед собой, он долго молчал. Смущенный доктор Мерсье сказал:

— Но я ведь могу и ошибаться! В местечке говорили, что этот парень — племянник Дрюжона. Сходство могло быть случайным. Если он и вправду преступник, то почему жил открыто? Я даже видел его на балу 14 июля и в тот вечер, когда несчастная Ортанс Руа скончалась, купаясь в собственной крови. А потом этот парень уехал.

Дюбрёй посмотрел на доктора с презрением. Они уже выехали на широкий белесый тракт, ведущий к предместью Ангулема, именуемому Ла-Гатин. Отсюда открывался прекрасный вид на город. Расположенный на возвышенности, он был залит закатным солнцем, со своими каскадами крыш охряного цвета, высокими колокольнями и дозорной вышкой над городской ратушей.

— Благодарю за ценные сведения, доктор, — сказал полицейский. — Вы с ними несколько припозднились, но лучше поздно, чем никогда! Я не стану досаждать юной мадам Жиро, что было бы ошибкой, но к Дрюжону съезжу. Не люблю, когда меня водят за нос!

На площади Шам-де-Марс они распрощались. На город опускалась ночь.

Глава 12. Угасшие сердца

Они едва прикоснулись к спаржевому супу-пюре и яйцам «в мешочек», поданным со сливками. С начала ужина молодожены говорили о лошадях. Фредерик, который гордился своими успехами в коневодстве, нахваливал красоту поголовья: он скрещивал кобыл легкой тягловой породы с жеребцом испанских кровей. Потомство получалось крепким и резвым, годилось в упряжку