«Крещение огнем». Том I: «Вторжение из будущего» - Максим Калашников

К тому дню немцы заняли Тверь-Калинин, Можайск и Малоярославец...

— В середине октября пошли слухи, что фронт прорван, а Сталин и правительство из Москвы сбежали. Да говорят, что еще Левитан, якобы, выступая со сводкой по радио, всего лишь один раз оговорился, сказал «Говорит Куйбышев» вместо дежурной фразы: «Говорит Москва». Начальство на многих предприятиях погрузило семьи в грузовики и оставило столицу. Вот тут и началось. Горожане дружно кинулись грабить магазины и склады. Идешь по улице, а навстречу красные самодовольные пьяные рожи, увешанные кругами колбасы и с рулонами мануфактуры под мышкой! Но больше всего меня поразило следующее — очереди в женские парикмахерские. Немцев ждали. Вся территория в радиусе нескольких километров вокруг Казанского и Курского вокзалов была забита кричащими и плачущими людьми, грузовыми машинами, дикая паника, многие стремились уехать из города любой ценой. Помню, как по шоссе Энтузиастов, единственной дороге на Муром и Владимир, молча проходили десятки тысяч людей. Но уже 16 октября власти спохватились и постепенно навели порядок в Москве. На улицах появились усиленные патрули. В городе формировали добровольческие коммунистические дивизии. Навстречу своей горькой и трагической судьбе шли отряды гражданских людей, вооруженных старыми винтовками и охотничьими ружьями. Шли пожилые люди, семнадцатилетние юнцы и множество мужчин интеллигентного вида в очках (до войны «очкариков» в армию не призывали), — вспоминает на страницах газеты «Дуэль» Е.А. Гольбрайх.

Все началось с того, что советское правительство решило часть государственного аппарата управления переместить в безопасное место. Это было сделано в 11 часов дня на заседании Совнаркома. При этом сам Сталин столицу твердо решил не покидать. Отказался от предложений вывезти его на самолете. Однако частичная эвакуация наркоматов породила панику.

На нынешнем «ЗиЛе» распорядились выдать зарплату рабочим за две недели вперед, а фабрично-заводскую молодежь и учащихся техникумов стали пешим порядком эвакуировать на восток. На заводе начался возмущенный митинг: рабочие хотели идти работать в цеха, но те уже были заминированы. Люди кричали о том, что правительство уже удрало из города, никто им ничего не объясняет, секретарь парткома и глава комсомольской организации предприятия куда-то исчезли.

«...Я видел, как рабочие завода «Серп и Молот» вышли на площадь Ильича, от которой начинался знаменитый Владимирский тракт, а нынче шоссе Энтузиастов. Именно по этой дороге, ведущей на восток, бросая на произвол судьбы свои предприятия и рабочих, бежали из Москвы всякие чиновники. Бежали со всеми домочадцами и со всем скарбом, погрузившись на служебные грузовики.

Возмущению не было предела. Как же так?! Начальство бежит, а нас тут бросает без руководства?! Рабочие стали останавливать машины, вышвыривать оттуда этих чиновников и их визжащие семьи, имущество, которое тут же разворовывалось.

Стихийный митинг произошел и на Сытищинском заводе наркомата вооружений. Там начальство, забыв об эвакуации уже упакованного в контейнеры оборудования, занялось отправкой на восток своих семейств и домашнего имущества, задействовав заводские автомобили. Пришлось НКВД заняться вывозом контейнеров. И оно же репрессировало как управленцев завода, так и зачинщиков рабочего бунта.

Очень быстро эти волнения распространились по всему городу. Стали грабить магазины. Я видел, как обезумевшая толпа разграбила трехэтажный универмаг на площади Ильича. Все расхватали и разнесли по домам...» — рассказывает Николай Железнов (сборник «Я воевал на Т-34», составленный Артемом Драбкиным — Москва, «Яуза»-ЭКСМО, 2005 г., с. 273). Железнов свидетельствует, что порядок навели жестоко: НКВД загребло практически всех, кто принимал участие в грабеже универмага.

Мама моей жены, которой в сорок первом было всего десять лет от роду, прекрасно помнит атмосферу дикого страха, сгустившуюся тогда над Москвой. Всюду летал черный бумажный пепел: в учреждениях жгли документы. Скукожившиеся от огня, невесомые лоскуты витали в осеннем небе.

Сталин смог погасить панику очень быстро. Он отдал распоряжение немедленно наладить работу трамвая и метро в осажденном городе, открыть магазины, булочные и столовые, обеспечить работу больниц и поликлиник. А руководителям города — выступить с разъяснениями обстановки по радио. А в это время части НКВД занимали рубежи обороны уже внутри города. Они прикрывали Ленинградское шоссе, курсанты училищ НКВД — заняли район Ржевского вокзала. Бойцы дивизии имени Дзержинского заняли позиции у стадиона «Динамо» и у Ваганьковского кладбища. В районе площадей Маяковского и Пушкина располагался резерв — бойцы спецназа, ОМСБОНа. На предложение покинуть Москву на самолете, взлетающем с Красной площади, Сталин презрительно отмахнулся. Он понимал, что столица падет, если он ее покинет, что дух защитников будет подорван. Он готовился драться до последнего, твердо держа рычаги управления в руках. Не в пример Саддаму Хусейну, потерявшему власть и позорно бежавшему из осажденного Багдада в апреле 2003 года. В отличие от польских и французских вождей, давших тягу из столиц в 1939 и 1940 годах, едва лишь запахло паленым! В отличите от президента США Буша-младшего, утром 11 сентября заполошно метавшегося по США в поисках убежища. В отличие от Ельцина, в начале первой Чеченской скрывшегося в больнице — на операцию по исправлению носовой перегородки...

Хотя к вечеру 15 октября пошли слухи, будто немецкие танки — уже в Одинцово. Нарком путей сообщений Каганович приказал подготовить к взрыву метрополитен. Однако Сталин, наплевав на все, поехал на ближнюю дачу в Кунцево. То есть, он бы оказался на пути немцев, если бы они действительно подходили к Одинцово. Приказал разминировать дом и натопить печку. Примерно тогда же на предложение Жукова вывести штаб фронта из Москвы в Арзамас предложил Жукову взять лопаты и копать себе могилы — ибо штаб останется в столице.

И воля победила хаос. Не взяв Москву, Гитлер практически проиграл войну. Ведь блицкриг сорвался — и Германия втянулась в смертельную для нее войну затяжную, на истощение...

Никогда не сдаваться!

Изучая перипетии лета-зимы 1941 года, понимаешь: драться нужно всегда отчаянно и до конца. Гасить волну отчаяния и смятения в душе бешеной деятельностью, железным выполнением намеченных планов. Особенно если ты — глава страны. Особенно если на тебя смотрят миллионы глаз.

Сталин это понимал и в сорок первом вел себя именно так. Что бы ни бушевало в его сердце, какие бы гнетущие мысли не лезли в голову — внешне он оставался спокоен и непоколебим, словно гранитный утес. Не теряя самообладания, он заставлял работать и всю верхушку власти. Немец пер вперед, опрокидывая и уничтожая одну русскую армию за другой — а Сталин приказывает разработать операцию по введению войск в Иран для того, чтобы обезопасить южные рубежи страны и не допустить прогитлеровского переворота в Тегеране.

Одновременно он ведет переговоры с американской делегацией. Посланцы Рузвельта удивлены: эксперты предсказывают падение СССР в течение нескольких недель, немцы прут вперед — а он, излучая спокойствие, ведет речи о поставке в страну оборудования (а не готового оружия), чтобы развернуть его и вести войну еще годы. Сталин понимает: от его психополя зависит сейчас все. Дрогнет он — и начнет рушиться вся система. Он приказывает эвакуировать зоопарк из Москвы. Особое внимание — вывозу слона. Гениальный ход! Прерываются разговоры о том, продержится Союз неделю или месяц — оказывается, сейчас нет дел важнее перевозки слоника. В те же дни Сталин собирает автоконструкторов и проводит совещание на тему послевоенного выпуска легковых автомобилей! Все должны знать: раз вождь обсуждает такое, значит, мы победим.

Конечно, были у Сталина минуты слабости и отчаяния. Но таким его видели единицы. Да и то мельком, случайно. А для всех прочих день за днем он являл из себя пример спокойствия и уверенности. Только сдал сильно: постарел и осунулся.

Даже когда фронт вплотную приблизился к Москве, Сталин не собирался прекращать борьбы и после возможного падения города. Воспоминания наших чекистов и военных, архивные изыскания историков говорят: в городе активно закладывались подпольные сети, оседали специальные агенты, маскировались взрывные заряды под важнейшими зданиями. Готовился план покушения на Гитлера, который должен был прибыть для торжеств по случаю захвата русской древней столицы. Дело поручили младшему лейтенанту госбезопасности Анне Камаевой-Филоненко, залегендированной под антисоветчицу — главу общины баптистов. Ей предстояло приводить в действие тщательно замаскированные взрывные устройства, одно из коих было в Большом театре, другое — в Колонном зале Дома союзов — бывшем Дворянском собрании. Затаившиеся группы боевиков НКВД готовились начать террор против захватчиков. Терактами против руководителей рейха, появившихся в Москве, должен был руководить композитор, русский немец Лев Книппер. (Он шел на верную смерть, хотя близкие его семьи были репрессированы!) Вот уж действительно — гвозди бы делать из таких людей! Всего в Москве и Подмосковье готовилось к работе 12 резидентур НКВД, закладывалась сотня баз с оружием и продовольствием. Причем делалось все в кратчайшие сроки!