За гранью - Марк Энтони

Грейс крайне редко испытывала потребность в компании, но на следующее утро отчего-то почувствовала себя невыразимо одинокой и заброшенной. Она бы с радостью приветствовала появление Эйрин, но та была страшно занята по хозяйству и не смогла к ней прийти. Грейс подошла к окну. Сквозь толстое полупрозрачное стекло был виден верхний двор. По нему прохаживались рыцари, оруженосцы, придворные, сновали слуги и другая челядь. У всех этих людей имелись имена, цели, стремления, о которых она ничего не знала.

Хотя Кейлавер и Денвер разделяла невообразимая бездна пространства и времени, Грейс с ее профессиональной наблюдательностью не могла не подметить определенного сходства. Да и чем, в сущности, отличалось ее положение в стенах госпиталя от пребывания в качестве почетной гостьи (или пленницы?) при дворе короля Бореаса? Работая в Денверском мемориальном, она очень редко беседовала с коллегами на отвлеченные темы и никогда не принимала участия в веселой возне в холле или долгих пересудах и сплетнях за чашкой кофе в свободные от наплыва пациентов часы. И сейчас она тоже ощущала себя чужой, созерцая суету во дворе с холодным безразличием стороннего наблюдателя.

Она уже собиралась отвернуться от окна, как вдруг вздрогнула и приникла к стеклу, опершись руками на каменный подоконник. Какой-то рыцарь в строгом наряде черных и серых тонов шел через двор от замковой башни к конюшням. Его широкие плечи слегка сутулились под тяжестью кольчуги. Лица его она не видела, но по длинным черным усам безошибочно опознала своего спасителя Даржа.

Грейс не раз вспоминала о нем за истекшие дни. Несмотря на сумрачный вид — а может, благодаря ему, — эмбарский эрл понравился ей. Будучи крайне консервативной в выборе друзей, она тем не менее испытала сильное разочарование, когда тот ее так ни разу и не навестил. Хоть бы из вежливости зашел — узнать, как она себя чувствует! Она уже знала, что Дарж прибыл в Кейлавер как полномочный представитель Соррина, короля Эмбара. Понятно, что у него масса дел, связанных со скорым прибытием его венценосного сюзерена, но перекинуться парой слов было бы совсем неплохо.

Поковырявшись с тугой защелкой, Грейс распахнула окно. В лицо ударила плотная струя свежего морозного воздуха. Она высунулась наружу, взмахнула рукой, открыла рот, чтобы позвать Даржа… и застыла на месте, парализованная внезапно охватившим все ее существо страхом — тем самым беспричинным паническим ужасом, который так часто в прошлом препятствовал ее нормальному общению с другими людьми. Цельными людьми.

«Это смехотворно, Грейс! Чего ты испугалась? Он всего лишь мужчина, такой же, как все».

Собрав волю в кулак, она вновь приготовилась позвать Даржа, но было уже поздно. Его коренастая фигура обогнула конюшни и скрылась из виду. Грей опустила руку, успевшую закоченеть от холода, и уныло уставилась на опустевший двор. Ну почему она так всех боится? Она вспомнила застреленного ею в больнице монстра — человека с железным сердцем, убившим Леона Арлингтона и собиравшегося убить старушку в инвалидном кресле. Он бы наверняка убил ее, если бы она, Грейс Беккетт, не помешала ему, вышибив мозги четырьмя пулями из полицейского револьвера. Она приложила руку к груди. Пальцы так замерзли, что не ощущали биения сердца. А есть ли оно у нее вообще? Быть может, его вынули много лет назад еще в приюте — точно так же, как кто-то вынул живое сердце из груди детектива Джексона и заменил его бездушным куском холодного металла? Быть может, именно поэтому она всю жизнь остается посторонней?

Она совсем озябла и была вынуждена затворить окошко.

47

На следующее утро — пятое со дня появления Грейс в Кейлавере — Эйрин не пришла. Накануне она объяснила, что всю первую половину дня проведет в покоях короля Бореаса, уточняя с ним последние детали подготовки к Совету. Грейс была предоставлена самой себе.

Некоторое время она сидела у камина за книгами. Открыв волшебные свойства половинки монеты — вещицы, безусловно, полезной и даже, не исключено, спасшей ей жизнь, — Грейс твердо решила изучить здешний язык, чтобы не зависеть от нее в дальнейшем. В конце концов, монетку могут украсть или она ее просто потеряет…

Задача оказалась не из легких. Сначала она читала абзац с монеткой-переводчиком в руке. Затем откладывала монету в сторону и всматривалась в незнакомые слова, сопоставляя их написание с ранее узнанным смыслом. Кропотливый труд, но через несколько часов она уже могла прочесть отдельные слова и фразы самостоятельно.

Кончилось тем, что у нее заболели глаза. «Сделай перерыв, Грейс, — предупредил внутренний голос. — От поехавшей крыши не спасет и галлон мэддока!»

Она поднялась, поставила книгу на полку и стала расхаживать по комнате. Внезапно ей пришло в голову, что она практически ни разу не выходила из своих покоев, если не считать первого дня, когда состоялся тот памятный разговор с королем Бореасом. Впрочем, Грейс такой распорядок устраивал. Ей вполне хватало общества Эйрин и книг. Еду приносили регулярно, а для прочих надобностей в дальнем углу стояла большая ночная ваза с плотно прилегающей крышкой, которую горничные выносили два раза в день. За дверью лежал огромный незнакомый мир, которого она не знала и не понимала, тогда как здесь, в четырех стенах спальни, для нее был создан маленький уютный мирок, составляющий, подобно отделению экстренной помощи Денверского мемориального, лишь малую часть целого, однако в силу этого гораздо более доступный пониманию и контролю. Но сегодня Грейс казалось, что ее спальня все больше начинает походить на дешевую меблированную квартирку, которую она снимала в Денвере. Ей вдруг нестерпимо захотелось вырваться на свободу, размять ноги, убежать прочь от этих давящих стен и сводов.

Вот только куда?

Поразмыслив, Грейс придумала подходящий, по ее мнению, предлог. Почему бы не поговорить с самим королем? Возможно, Бореас найдет для нее какое-нибудь занятие. В замке наверняка найдутся нуждающиеся в медицинской помощи. Не то чтобы она так уж сильно скучала по госпиталю и своему отделению, но Грейс Беккетт была лечащим врачом и безотчетно тосковала, утратив возможность исцелять боль и облегчать страдания других людей.

Боясь передумать в последний момент, она решительно расправила плечи, толкнула дверь и выскользнула в коридор. Сердце в груди отчаянно колотилось. Грейс была наполовину уверена в том, что ее обязательно кто-то остановит и заставит вернуться, но коридор, против ожидания, оказался пуст. Только пробегавший мимо молоденький паж, завидев ее, склонился в низком поклоне, пробормотал: «Ваша светлость!» и вприпрыжку побежал дальше по своим делам.