Миссия в ионическом море - Патрик О'Брайан

- Турецкий фрегат, - сказал профессор Грэхэм, у которого имелся свежий список военных кораблей султана, - это "Торгуд", тридцать орудий. Он и двадцатипушечный "Китаби" вместе с некоторыми мелкими кораблями составляют морские силы Мустафы, правителя Карии и капитан-бея или старшего морского офицера в этих водах. На самом деле, корабли, можно сказать, принадлежат самому Мустафе, поскольку он использует их так, как посчитает нужным, без каких-либо согласований с Константинополем.

И это вполне справедливо, так как Константинополь никогда не платил жалования матросам, и Мустафе пришлось кормить и платить им лично.

Говорили, однако, что он деятельный и ревностный офицер, и после того как они проплыли с час или два - материковая часть Эпира высилась впереди, а "Боном Ричард" и "Дриада" давно пропали из виду - то увидели следы его деятельности и рвения: обугленные останки фелуки, измочаленные ядрами, но все еще плавающие на поверхности и все еще узнаваемые.

Затем хорошо узнаваемые двадцать или тридцать трупов, дрейфующих по течению: все греки, все раздетые, некоторые - обезглавленные, некоторые - с перерезанным горлом, некоторые - посаженные на кол, а трое - наскоро распятые на манер святого Андрея Первозванного [31] на сломанных веслах фелуки.

Глава десятая

"Сюрприз" мягко покачивался вблизи Мизентерона, бросив якорь на пятнадцатисажневой глубине на входе в бухту, давно заилившуюся и сейчас полную стволов деревьев из-за последнего наводнения, причиненного рекой, которая извивалась сквозь лежащий в низменности и неблагоприятный для здоровья город,

Две крепости охраняли эти стволы вместе с множеством мелких суденышек внутри гавани. Когда-то крепости принадлежали Венеции, и рельефное изображение крылатого льва Святого Марка все еще оставалось на их внешних стенах, но сейчас над ними реял турецкий полумесяц.

Бросив якорь, фрегат отсалютовал, и они ответили, рев пушек поднял тучи пеликанов из невидимой лагуны.

Но с тех пор ничего не произошло: ничего значительного, так сказать. Пеликаны пришли в себя, длинными цепочками вернувшись обратно в свою солоноватую грязь, рыбацкие лодки продолжали мельтешить в гавани, поражая гарпунами кальмаров, когда те поднимались на поверхность в экстазе десятируких совокуплений, но никакая крытая балдахином официальная посудина не отчалила от пристани крепости, никакой паша не показал своё знамя в виде конского хвоста, и на борту фрегата отчетливо ощущалось разочарование.

Глаз моряка отметил бы, что "Сюрприз" выглядел опрятнее обычного: свернутые паруса подтянуты наверх, а брасы уложены в идеальные бухты, но даже сухопутные заметили бы, что офицеры отказались от своей обычной повседневной одежды, состоявшей из свободных нанковых панталон и легких курток, в пользу полного мундира и ботфортов, в то время как команда баркаса уже надела белоснежные брюки, ярко-синие куртки и лучшие соломенные шляпы, приготовившись отвезти своего капитана на берег, как только того пригласят.

Тем не менее, приглашения не последовало. Крепость не подавала никаких признаков жизни, и капитан Обри, конечно же, не собирался делать первый шаг: он сидел в своей каюте, элегантно и даже роскошно одетый, но для точности нужно заметить, что его сюртук с золотым позументом лежал на кресле, а рядышком - шпага от Патриотического фонда ценой в сто гиней, шейный же платок оставался пока не завязан, а бриджи не застегнуты на коленях.

Он невозмутимо попивал очередной кофейник с кофе и ел печенье, полностью готовый как увидеть Исмаил-бея, если этот джентльмен появится или пришлет соответствующее сообщение, или отплыть на север, на встречу с Мустафой.

А если и не с Мустафой, то с Шиахан-беем в самом Кутали. Джек желал бы увидеть этих трех турок в такой последовательности, идя вдоль побережья от Мизентерона Исмаила к Карии Мустафы, мимо Марги и ее французов к Кутали, соответственно, затратив наименьшее возможное время на предварительные переговоры.

Но с такой деликатной миссией как эта, он, конечно, не собирался позволить себе беспокоиться о мелочах, и если его туркам не посчастливилось оказаться дома, когда «Сюрприз» проплывал мимо, то Джек посетит их в другом порядке: в любом случае, он намеревался оказаться в море, далеко от берега, еще до вечера.

Вчерашние артиллерийские учения разочаровали его, и, хотя приподнятое настроение матросов после захвата приза и должно было что-то поделать с их преступным легкомыслием и небрежной стрельбой, верно и то, что они еще не вполне освоились с пушками фрегата.

Пара часов непрерывной практики, реальной практики, сотворит чудеса, даже если это означает сжигание значительного количества пороха, взятого с приза.

Поэтому Джека не сильно огорчило отсутствие Исмаила, но заинтриговало: в сложившихся обстоятельствах, когда пушки, которые он мог предоставить, весьма вероятно означали победу одной из трех сторон, Обри ожидал горячий прием - янычары играют турецкий марш, фейерверки, возможно, расстеленный восточный ковер. Является ли это напускным безразличием турецкой политики, обычным способом ведения дел на Востоке?

Он хотел было спросить профессора Грэхэма: но в начале дня, как только в восточной части неба вырисовались горы Эпира, профессор и доктор Мэтьюрин с помощью и под наблюдением Хани и Мейтленда (оба - помощники штурмана, крепкие юноши) забрались на грот-марс, чтобы оттуда обследовать родину античности.

Это не Аттика, даже не Беотия, но уже Греция, и бедные молодые люди моментально заскучали, просто невыносимо заскучали от бессчетных упоминаний Феопомпа и молоссов [32], Агафокла и молоссов, Фемистокла и молоссов, полного выступления Фемистокла, Акцийских игр и даже самого сражения при Акциуме, хотя ни Грэхэм, ни Мэтьюрин не могли вспомнить, какая из сторон обладала наветренным положением.

Их единственная отдушина от скуки пришла, когда Грэхэм, в пылу декламации (Плутарх о Пирре) чуть не провалился в собачий лаз, и когда их послали вниз за картами и азимутальным компасом, чтобы определить, какая из гор на горизонте скрывает Додону и её говорящий дуб - "Додона, молодые господа, которую Гомер описывает как прибежище селлов, спящих на земле и не моющих ног".

"Возможно, это Грэхэм", - подумал Джек, услышав, как кто-то говорит с часовым у дверей каюты. Но нет, это оказался Стивен, привлеченный разносящимся запахом кофе, и, возможно, немного уставший от цепкой, как у слона, памяти Грэхэма (который теперь терзал штурманских помощников Полибием, Дионисием Галикарнасским и Павсанием, всё на тему Пирра, родившегося и воспитывавшегося где-то в этих серо-голубых горах впереди).