Шотландская сага - Джеймс Мунро

Однако еще одна эскадрилья Королевских Военно-Воздушных Сил летела на немецких бомбардировщиков, поднявшись над вражеской армадой, чтобы предпринять атаку. Но их обложил со всех сторон отряд истребителей «Мессершмитт-109». Когда маленький истребитель лейтенанта авиации Кэмерона подбирался к бомбардировщикам, его пилоты могли видеть самолет противника, развернувшийся, несколько сбавивший высоту, а потом снова ее набирающий, чтобы вступить в бой.

— Ведущему синих от второго, налетчики прямо над нами! — Хью прокричал настойчивое предупреждение, когда увидел, что «мессершмитты» развернулись, набирая высоту, чтобы атаковать пять «харрикейнов».

— Прекрасно подмечено, двойка. Следи за своим хвостом… Ага, вот и они. — Радиовызов был прерван, когда ведущий повернул голову, чтобы посмотреть на истребителей, одновременно направляя свой самолет в пике.

Хью резко развернул свой «харрикейн» и вслед за Камероном вошел в пике. Молодой офицер, который был сзади него, замешкался, и когда Хью вышел из пике, он увидел слева от себя «харрикейн» совершенно без прикрытия.

— Тройка, держись ближе, ближе к нам, ради Бога..!

В следующий момент казалось, что «мессершмитты-109» были повсюду, а один из них даже пристроился к хвосту самолета, который вел неопытный летчик, приехавший в эскадрилью тем же днем. Хью казалось, что он смотрит на это несколько минут, но на самом деле все произошло в считанные секунды. Он видел как снаряды попали в кабину и двигатель «харрикейна». Когда черный дым повалил из двигателя, «харрикейн» завалился на бок и стал падать, медленно вращаясь, на землю.

«Мессершмитт» выправил свой полет и бросился наперерез Хью, и в этот момент, когда он приблизился к истребителю, палец Хью нажал на гашетку и открыл огонь. Последовала вспышка огня, и немецкий истребитель закувыркался в небе, распадаясь на куски рядом с «харрикейном».

Хью почувствовал непреодолимое чувство восторга; он сбил свой первый вражеский самолет. Он открыл счет! Неожиданно он почувствовал, что его «харрикейн» задрожал — по фюзеляжу где-то внизу застучали пули. Инстинктивно он потянул на себя рычаг управления и сделал «мертвую» петлю, дав полный газ, а «мессершмитт» остался под ним.

Когда Хью вышел из петли, он понял, что потерял остальных, но сражение все еще продолжалось рядом с ним. Он атаковал два бомбардировщика, стрелял, наносил удары, но не повредил серьезно ни один самолет, а потом у него вдруг закончились боеприпасы. Тут он получил еще один урок на будущее: стрелять нужно только в цель, а боеприпасы экономить, если боевой пилот хочет хорошо справиться со своими обязанностями.

Хью повернул свой «харрикейн» домой, но у него неожиданно возникла тревожная мысль. А где же «дом»? У него было весьма смутное представление об этом, но если полететь в направлении, противоположном тому курсу, который они взяли в начале боя, то удача его не подведет.

Она и не подвела. Почти. Как раз когда Хью уже начал горестно сомневаться в правильности курса, он заметил под собой аэродром. Попытка связаться с аэродромом по радио ни к чему не привела. Припомнив, что аэродром подвергся бомбардировке всего за несколько часов до его вылета, он не удивился: видимо, радио— и телефонная связь все еще выведена из строя.

Под ним бежала взлетно-посадочная полоса, приглашая его к посадке, и Хью даже не принял во внимание, насколько быстро она была приведена в полный порядок.

Он замечательно приземлился, прежде чем ему пришло в голову, что ничего тут даже отдаленно не напоминает виденное раньше, кроме последствий бомбардировки, но даже и они были устранены нереально быстро.

Вырулив с посадочной полосы, Хью обнаружил контрольную вышку явно не там, где она стояла раньше. Или он что-то путает? Вдруг кто-то выбежал перед самолетом и отчаянно замахал руками. Когда машина Хью, задрожав, остановилась, человек, одетый в комбинезон, взобрался на крыло и жестом попросил Хью открыть стекло кабины.

Хью исполнил просьбу, и человек закричал, стараясь перекрыть голосом шум мотора:

— Ваш самолет сильно пострадал? Вы откуда?

— Нет, он попал под обстрел, но не думаю, что с ним что-нибудь случилось…

И, с чувством растущего беспокойства, добавил:

— Это разве это не Тангмир?

— Тангмир? Нет, приятель. Вы ошиблись аэродромом. Это Форд, военно-воздушная база. Тангмир в нескольких милях в том направлении. — Механик помахал рукой куда-то на запад.

— О! Ну, большое спасибо.

Как только человек соскочил с крыла «харрикейна», Хью захлопнул стекло кабины и аккуратно, стараясь не смотреть на контрольную вышку, взял разбег по посадочной полосе и взмыл в воздух снова.

Когда Хью возвратился на свой аэродром, многие из пилотов, отсутствовавшие во время его прибытия в эскадрилью, уже возвратились. Телефонное сообщение восстановили, и весть о его навигационной ошибке достигла аэродрома раньше, чем он туда прилетел.

Шутки по этому поводу не замедлили себя ждать. Подрулив к запасному аэродрому, с которого взлетел, Хью заметил множество новых указательных табличек, нарисованных явно в спешке, которые указывали путь к помещению для отдыха. На одной была инструкция: «Янки должны идти по стрелке, если выйдут из комнаты отдыха, чтобы отправиться в столовую». Другая гласила: «Если заблудился, остановись, где стоишь, и кричи. Лейтенант Кэмерон придет и отведет тебя за ручку».

Однако в комнате для отдыха ему пришлось пережить другие эмоции: то, что Хью сбил самолет, получило подтверждение. Он бы наслаждался моментом несколько больше, если бы написанная мелом фамилия летного офицера Крэбба не была стерта из списка, пока Хью стоял перед большой школьной доской, на которой были выведены имена вылетевших на операцию пилотов. Крэбб был тот самый молодой летчик, что налетал только сорок часов на «харрикейнах».

Хью Маккримона встретил в столовой хор голосов: «Проводите его до бара» и «Надеемся, что в другой раз ты привяжешь к своему „харрикейну“ ленточку, янки, иначе тебе не найти больше дороги назад». Неловкость Хью не уменьшилась, когда лейтенант Кэмерон подошел к нему и стал бранить за то, что он не остался с ним, когда тот предпринял обманный маневр.

Однако, сказав все, что счел необходимым, Джеймс улыбнулся удрученному Хью и похлопал его по плечу.

— Я сказал все, что мне было необходимо сказать, Хью. Надеюсь, ты вспомнишь об этом в следующий раз, однако немногие летчики могут похвастаться подтвержденным сбитым самолетом в их первом бою. Пойди и представься командиру эскадрильи. Он говорит, что ему не доводилось еще видеть боевого летчика-янки. Между прочим, пока он не предложит тебе ничего другого, ты пойдешь со мной моим вторым номером в следующем вылете. Держись ко мне ближе, и мы будем действовать в постоянном согласии.

После нескольких недель боевых вылетов, усталому от боев Хью казалось, что он всю жизнь только этим и занимался. Самолетом он уже управлял чисто автоматически. Летишь, стреляешь. Видишь, как умирают люди. Если повезет, сбиваешь противника. Возвращаешься на аэродром, твой самолет заправляют, пулеметы перезаряжают, ты летишь и снова воюешь. В удачные дни можно урвать несколько минут сна между вылетами. В неудачные дни — нельзя. В очень неудачные дни спишь в полете, пока не проснешься в поту и не осознаешь, что летчик, который отчаянно пытается открыть стекло горящего «харрикейна», — это ты сам. И все время тебя не оставляет чувство усталости, которое растет с каждым проходящим днем.

Однажды, без всяких предварительных признаков, немцы прекратили бомбардировку аэродромов, сделав своей следующей целью гражданское население страны. Налеты стали тяжелее, чем раньше, но теперь Люфтваффе каждый день сбрасывало тысячи тон смертельного груза на Лондон.

Такая смена тактики хотя и дала некоторую передышку авиации, но была совершенно необъяснимой. Если бы атаки на военные аэродромы продолжались, возможно, через несколько недель авиация была бы выведена из строя, что повлекло бы за собой изменения во всем ходе войны. Теперь авиационные заводы могли выпускать больше самолетов, чем немцы успевали вывести из строя. Время играло на них. В коридорах Министерства авиации затеплилась искра надежды. И тем не менее едва ли, как думали прежде, войну можно было выиграть только в воздухе, хотя летчики прилагали усилия на пределе человеческих возможностей.

Каждую ночь, пока эскадрилья истребителей вплоть почти до единого часолета брала на себя невообразимо трудную задачу перехвата и обстрела немецких бомбардировщиков в темноте, пилоты, что сражались днем, пытались расслабиться и забыть о тяготах войны. Это было непросто, даже для тех, кто напивался до бесчувствия. Всегда могло случиться так, что летчик шел искать своего приятеля, с которым он выпивал предыдущим вечером, но — увы! — его больше не было. Казалось, что с каждым днем тех, что искали и не могли найти, становилось все больше.