Расцвет и упадок государства - Мартин ван Кревельд

К 1725 г. государственные расходы, которые в 1700 г. составляли 3,5 млн рублей, достигли почти 10 млн. Большая часть ушла на постройку Петром новой столицы, которая к тому же обошлась недешево: место, которое он выбрал, было болотистым, и прежде чем начать строительство, необходимо было осушить болота, для чего из Голландии специально были выписаны инженеры. Однако большая часть денег ушла на то, чтобы финансировать военную машину, которая за время его царствования увеличилась в размере с нескольких десятков тысяч до почти 200 000 человек и встала в один ряд с армиями других крупных стран. Более того, эти силы были построены по западному образцу. Уже начиная примерно с 1640 г. старая дворянская кавалерия, созданная для того, чтобы воевать с татарами и другими полукочевыми народами, уступила место другим войскам. Сначала появились стрельцы, или дворцовая охрана. Восстание, которое они подняли в 1698 г., было жестоко подавлено, а основные участники были казнены (некоторых Петр казнил собственноручно); стрельцов сменила регулярная армия, состоящая из дисциплинированной и обученной пехоты, кавалерии и артиллерийских полков[676]. Командовали войсками представители дворянского сословия (хотя отдельных дворян можно было встретить и в числе рядового состава), а солдатами служили их крепостные, которых призывали определенное количество с каждой сотни человек в каждой деревне и которые обычно служили до самой смерти (в бою или от болезни). Необходимое вооружение и снаряжение производились на государственных заводах, которые начали появляться примерно в середине XVII в. и получили широкое распространение во время царствования Петра. Заводы, управляемые заграничными экспертами и использовавшие труд мобилизованных крепостных, в XVIII в. обеспечивали армию снаряжением почти такого же качества, как и у западных соперников России.

За несколько лет до своей смерти Петр предпринял последний шаг в направлении абсолютизации правительства, взяв в свои руки контроль над церковью. Вечно находясь в поиске дополнительного источника дохода, царь не назначил преемника патриарху Адриану, когда тот умер в октябре 1700 г. Был избран «местоблюститель», некто Яворский, но действительная власть сосредоточилась в руках новообразованного Монастырского приказа, глава которого Иван Мусин-Пушкин был не представителем духовенства, а светским дворянином. Хотя эти меры позволили Петру выкачать значительную часть церковных богатств за двадцатилетний переходный период, ему все еще предстояло закрепить реформы на постоянной основе. Эта задача была поставлена перед Феофаном Прокоповичем, в прошлом архиепископом псковским, исключительно образованным человеком, который в 1718 г. сменил Мусина-Пушкина в качестве главного помощника государя по церковным делам и с тех пор стал верным сподвижником Петра.

В 1721 г. Феофан опубликовал «Духовный регламент» — документ, на котором следующие два века основывалась деятельность Русской Православной Церкви[677]. Ситуация, при которой «простодушные» люди считали патриарха равным царю, стала нетерпима и ее необходимо было исправить. Для этого было отменено само патриаршество: ходили даже слухи, что сделано это было лично Петром с. помощью стального кинжала в руках — государь, достигавший ростом более двух метров, представлял собой внушительную угрозу. На место патриарха пришел коллегиальный орган — Святейший правительствующий Синод, получивший статус наравне с Сенатом. Хотя сам Синод состоял из представителей духовенства, фактическая власть отныне была в руках светского чиновника, носившего титул обер-прокурора; в этом случае, как и в других, перенос заграничных терминов на почву развивающейся русской бюрократии приводил к весьма любопытным результатам. Чтобы подчеркнуть их статус правительственных чиновников, членам Синода выплачивали жалованье, хотя оно и составляло лишь небольшую часть их дохода, как это было и в случае других правительственных чиновников такого уровня. Представители духовенства более низкого сана были лишены привилегии, дающей право не платить налоги. В церковный обиход были введены многочисленные новые молитвы для прославления российских побед, а также особые празднества, напоминающие о важных событиях из жизни царя. В действительности связь между империей и официальной религией была настолько тесной, что вплоть до второй половины XIX в. отречение от государственной религии считалось уголовным преступлением.

Когда в 1725 г. Петр умер, страна представляла собой политическое образование, которое за неимением подходящего термина можно было назвать лишь самодержавной (автократической) империей. В отличие от современных ей государств, в России не было гражданского общества. Как заметил губернатор Петербурга в 1718 г., в России того времени даже не было термина, соответствовавшего французскому «собранию» (ассамблее). Объяснить значение фразы «безнадзорное сборище» жителям столицы оказалось непростой задачей, и, действительно, ожидалось, что собрания подобного рода могли иметь место лишь изредка. В обращении находилось так мало книг, что Петр лично мог подвергать цензуре каждую выпускаемую в печать книгу, не было и печатных станков, за исключением трех, которыми владело правительство[678]. Но это и не имело значения, так как больше 90 % населения состояло из забитых и неграмотных крепостных крестьян. Они были столь далеки от того, чтобы сформировать «общество», что когда кого-нибудь из них убивали, его смерть часто рассматривалась как гражданское дело, разрешаемое не преданием убийцы суду, а путем возмещения убытков владельцу убитого. За исключением крошечного класса купцов, которые сами были организованы в гильдии, выполнявшие как административные, так и фискальные функции[679], тот, кто не был крепостным, был ipso facto[680] светским или церковным правительственным чиновником. Позднее Петр III даже попытался принудить чиновников носить униформу, но эта инициатива встретила сопротивление и от нее пришлось отказаться.

Как мы уже говорили, зарождение института государства в других странах во многом было обязано внутренней сплоченности и дисциплинированности внутри возникающих гражданских служб. Первые организационные схемы правительственного аппарата, составленные лично Петром на основе шведского образца, были учреждены в 1718–1719 гг. К концу XVIII в. российская администрация, как и ее аналоги в других государствах, начала разрабатывать четко установленные процедуры, регламентирующие поступление на службу, выплату жалованья, продвижение по службе и тому подобные вопросы[681]. Однако российская администрация действовала за закрытыми дверями. Вопросы, которые в других странах довольно свободно обсуждались, здесь считались государственной тайной — традиция, прошедшая через всю царскую эпоху, сохранившаяся в Советском Союзе и только сейчас начинающая отмирать. Это, а также традиция произвола, исходящего от самого императора (уже в 1850 г. старое негласное правило, дающее право чиновникам увольнять своих подчиненных без объяснения причин, было вновь подтверждено), помешали зародиться важнейшему элементу любого современного государства — бюрократическому esprit de corps[682]. Там, где он все же возникал, он был направлен не столько на служение несуществующему государству, сколько на поддержание бюрократической корпорации как своего рода воровского сообщества, обирающего людей, по возможности с ведома царя, но если надо — то и за его спиной. Русским царям, начиная уже с Петра I, иногда было приятно представлять себя как (естественно, назначенных Богом) попечителей народа, за физическое и духовное благосостояние которого они несли ответственность. Однако вступление на престол каждого нового царя обычно служило поводом лишний раз подтвердить «автократическую» природу режима; чтобы развеять все сомнения, Павел I в 1799 г. даже выпустил специальный закон, который поставил императорскую семью вне рамок и превыше всякого гражданского или публичного закона. Для таких императоров последовать примеру Фридриха II и взять на себя роль слуги обезличенного государства было бы абсурдно с точки зрения логики, даже если такая мысль и пришла бы кому-нибудь в голову.

Относительная отсталость России в этот период не помешала ей заявить о себе как о важном участнике системы международных отношений, несмотря на то что практически все остальные считали ее варварской страной. Царь, имея современную бюрократию, современную армию и современное вооружение, более чем превосходил своих противников на юге и востоке, т. е. турецкую и персидскую империи и различные татарские ханства. Эти империи потеряли огромные территории и продолжали их терять вплоть до конца XIX в., а ханства были сведены до статуса третьеразрядного противника, и от русской мощи их защищали в основном расстояние, физико-географические особенности местности и тот простой факт, что у них не было ничего, что царь и его дворянство, постепенно перенимающие западный образ жизни, сочли бы стоящим войны. На Западе русское государство также дало почувствовать свою силу. Победа, которую Петр одержал над шведским королем Карлом XII, вряд ли нуждается в напоминании. В следующее десятилетие русские провели успешную кампанию против поляков в Белоруссии; когда в 1756 г. разразилась Семилетняя война, русские вооруженные силы впервые сразились с государством Центральной Европы, т. е. с Пруссией. На протяжении 70-х и 80-х годов XVIII в. русская мощь в Европе продолжала расти, в основном за счет Польши.