ОЗЕРО ТУМАНОВ - Елена Хаецкая

Сир де Лассайе поймал за руку пробегавшего мимо мальчика:

— Гастон!

— Да, мой господин, — пропищал поваренок.

— Зови старшего брата, пусть он прислуживает моему гостю, пока тот остается в замке. Да торопись, мы оба устали.

Мальчик умчался.

Ив с интересом оглядывался по сторонам, а сир де Лассайе исподтишка наблюдал за ним.

— Что скажете, — заговорил Лассайе, — сильно ли мой замок отличается от вашего?

— Керморван не имеет обрушенных стен, — отозвался Ив. — К тому же, сдается мне, Керморван старше. Но существенных различий я не замечаю, сир.

Сир де Лассайе был, казалось, доволен таким ответом. Он устроил гостя наилучшим образом, в небольшой светлой комнате на втором этаже главной башни, которая была квадратной в сечении и выглядела гораздо древнее, чем все прочие сооружения Лассайе.

Слугу, который прибежал прямо из курятника и имел в волосах множество крошечных белых перьев, звали также Гастоном.

Молодой сеньор сказал ему:

— Если ты не поймешь, что я говорю, то не бойся переспрашивать, потому что я родом не из здешних краев, а из Бретани, и некоторые слова выговариваю не так, как тебе привычно.

Гастон недоуменно моргнул, поскольку то была самая длинная речь из всех, что когда-либо обращали к нему господа.

Ив уточнил:

— Ты понял, что я тебе сказал?

Гастон вынул из волос одно белое перышко, дунул на него, проследил за тем, как оно летит, и убежал.

Ив лично проследил за тем, как разместили Единорога, а затем воспользовался предложением сира де Лассайе и сменил одежду на свежую, нарочно для него вытащенную из сундуков и оттого какую-то на удивление плоскую: казалось, платью вовсе неохота ни с того ни с сего становиться вдруг округлым и повторять очертания человеческой фигуры.

На ужин подавали хорошо пропеченных куропаток. Ив наслаждался каждым мгновением трапезы, и это продолжалось до тех самых пор, пока в зале не появилось еще одно действующее лицо — дама.

Сир Ив был так ошеломлен, что в первое мгновение продолжал жевать и даже не сообразил приветствовать даму. Впрочем, следует отдать должное сиру де Лассайе: он также не поспешил выказывать учтивость, а вместо того отвернулся и преспокойно откусил от свежайшего хлеба, испеченного по случаю его возвращения.

Дама, точнее, молодая девушка, оказалась исключительно милой наружности: светленькие волосы обрамляли овальное личико, серовато-голубоватые глаза смотрели ясно и с легким любопытством, а губы улыбались. На ней было серое платье из хорошей ткани.

— Это Женевьева, — сообщил сир де Лассайе с набитым ртом. — Моя крестница. Она опять опоздала к трапезе, хотя сигнал подали уже давно. Следовало бы лишить ее ужина.

Женевьева поцеловала сиру де Лассайе руку и уселась рядом с ним, сразу же выхватив из его тарелки кусочек мяса.

Сир Ив смотрел на нее во все глаза.

— Женевьева, перед тобой — сир Ив де Керморван из Бретани, — представил сир де Лассайе. — Победитель Рубинового турнира.

Девушка так и ахнула:

— Стало быть, то ценное ожерелье теперь у вас?

— Да, — ответил Ив. — Оно очень красиво. Но главная его ценность, как мне представляется, заключена не в нем самом, а в его истории. Вы ведь слышали о невинном младенце, которого нашли в гнезде?

Женевьева сморщила очаровательный носик:

— Ах, сир, но как вы можете верить подобным глупым сказкам? Наверняка графиня Годиерна все это сочинила, а ожерелье притащили ей какие-нибудь генуэзские мародеры…

— Если бы это было так, — сказал сир Ив, — то она не стала бы учинять турнир.

Женевьева широко раскрыла глаза.

— Не думала, что мужчина ваших лет может быть столь наивен, — произнесла она после долгой паузы. — Графине требовался повод носить это ожерелье открыто, только и всего. Она желала получить его в дар от победителя турнира — своего любовника. Вы же, забрав ожерелье себе, сильно ее разочаровали.

— Мне неприятно слышать подобные вещи, да еще от молодой девушки, — сказал Ив, отодвигая от себя тарелку. У него сразу пропал аппетит.

— Я вам не верю, — промолвила Женевьева. — Вы не можете быть столь чисты душой. Вы притворяетесь, а это гадко.

— Отчего бы мне не быть чистым душой? — осведомился сир Ив. — И с каких это пор чистота души сделалась пороком?

— Я не говорила, что это порок, — оправдываясь, сказала Женевьева, — я говорила лишь, что подобное встречается столь редко, что чаще всего оборачивается лицемерием.

— Сдается мне, сударыня, вы вознамерились оскорбить меня, — сказал сир Ив. — Впрочем, вам это не удастся.

Он встал, откланялся и вышел.

Встреча с Женевьевой сильно смутила сира Ива. Девушка была очень молода и чрезвычайно хороша собой, но высказанные ею мысли казались Иву отвратительными.

— Эрри, — сказал Ив, входя в комнату, — я буду спать, а ты проследи, чтобы…

Он осекся, потому что вместо Эрри на него смотрел, глупо улыбаясь, Гастон.

— Гастон, — повторил Ив, — я буду спать, а ты следи за тем, чтобы мне не мешали. И принеси кувшин с вином, я хочу утром, как проснусь, выпить его. От здешних женщин у меня во рту постоянная горечь…

Впервые за все это время Иву приснился Керморван. Точнее, не сам даже замок, а одна из его комнат. Никогда прежде Ив здесь не бывал — и, тем не менее, он определенно знал, что находится где-то в Керморване.

Комната была почти пуста, если не считать нескольких сундуков, простых, длинных, без всяких украшений, да кресла возле маленького узкого окна. Судя по тому, как падал свет, она находилась где-то наверху одной из башен. Скорее всего, это была кладовка, очищенная от скарба и кое-как приспособленная для жилья.

И хоть не имелось здесь ровным счетом ничего такого, что могло бы устрашить обычного человека, сир Ив ощущал гнетущий ужас. Ему пришлось напрячь во сне все свои силы для того, чтобы сообразить, в чем же тут заключается дело.

А дело-то было в том, что комната эта представляла собой место заточения, неволи. Чья-то душа металась здесь, тоскуя и страдая от безнадежности. Кто-то из последних сил рвался отсюда на свободу, но не мог обрести ее.

Ив так глубоко проник в страдание неизвестного узника, что зарыдал во сне и в слезах пробудился.

Первое, что он почувствовал, были камни ожерелья, впивающиеся ему в руку: потрясенный видением, он так крепко сжимал пальцы, что едва не поранился рубинами.

Он поднес ожерелье к глазам, и вдруг ему почудилось, что в одном из камней отражается лицо девушки Мархерид. Однако, присмотревшись, Ив понял, что его обмануло сходство: то была не Мархерид, ныне благополучная мать нескольких приемных детей, но корриган с красными волосами, та, которая назвалась любимым женским именем Ива — «Гвенн» и которую он объявил на турнире дамой своего сердца.