Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах - Натан Альтерман

чу! — Голос бури взывает: «Дерзайте!»    Трубите тревогу.    И раздолье мечу! Пусть от бешенства скалы рассыплются комьями глины, Пусть погибнут из нас мириады в стремленьи своем —    Мы взойдем, мы взойдем    На вершины! И страшно ярится пустыня, грозней и грозней,    И нет ей владыки; И вопли страданья и ужаса мчатся по ней,    Безумны и дики, Как будто бы в недрах пустыни, средь мук без числа, Рождается Нечто, исчадье великого зла… И пролетел ураган. Все снова, как было доныне: Ясно блестят небеса, и великая тишь над пустыней. Сбитые в кучу, ничком, оглушенные, полные страха, Мало-помалу встают караваны и славят Аллаха. Снова лежат исполины, недвижна несчетная сила; Светел и ясен их вид, ибо с Богом их смерть примирила. Места, где пала их рать, не найдут никогда человеки: Буря холмы намела и тайну сокрыла навеки. Изредка только наездник-араб пред своим караваном Доброго пустит коня в весь опор по равнинам песчаным; Сросся с конем и летит, что птица, по шири безбрежной, Мечет копье в вышину и ловит рукою небрежной. Чудится — молния мчится пред ним по песчаному полю, Он, настигая, хватает, и вновь отпускает на волю… Вот уж они на холме, далёко, чуть видимы глазу… Вдруг — отпрянул скакун, словно бездну завидевши сразу, Дико взвился на дыбы, как в испуге вздымаются кони, Всадник нагнулся вперед — глядит из-под левой ладони — Миг — и коня повернул — на лице его страх непонятный, И, как из лука стрела, несется дорогой обратной. Вот доскакал до своих и поведал им тайну равнины. Внемлют, безмолвно дивясь, рассказу его бедуины, Ждут, чтоб ответил старейший — в чалме, с бородой среброкудрой. Долго молчит он — и молвит: «Валлах! Да святится Премудрый! Видел ты дивных людей; их зовут Мертвецами Пустыни. Древний, могучий народ, носители Божьей святыни, Но непокорно-горды, как хребты аравийских ущелий, Шли на вождя своего и с Богом бороться хотели; И заточил их Господь, и обрек их на сон без исхода — Грозный, великий урок и память для рода и рода… Есть на земле их потомки; зовут их „народом Писанья“». Молча внимают арабы загадочной правде сказанья; Лица их полны смиренья пред Богом и Божиим чудом, Дума в глазах — и пошли к навьюченным тяжко верблюдам. Долго сверкают, как снег, издалека их белые шали; Грустно кивают верблюды, теряясь в мерцаниях дали, Словно уносят с собой всю тоскливость легенд про былое… Тихо. Пустыня застыла в своем одиноком покое…