Месть палача - Виктор Вальд

Проворные слуги сразу же в нескольких местах откинули черные козьи стены шатра, и яркий солнечный свет одним ударом выгнал из дворца-столицы непроглядную тьму. Вместе с ней под напором морского бриза[253] из жилища повелителя османов улетучился затхлый запах, состоявший из человеческого пота, кислых шкур животных и старых, припавших пылью, вещей.

– Что это, брат? – послышался слабый голос Орхан-бея из-под козлиных шкур.

– Это полощутся на ветру знамена твоих янычар. Это седлают своих боевых коней твои сипахи[254], это чистят оружие тысячи добровольцев гази. Это твоя жизнь. Прошлая, настоящая и будущая!

– Будущая? – на уверенный голос великого визиря Орхан-бей ответил вяло, но все же открыл свое лицо на встречу солнцу и освежающему ветру.

Он с трудом отбросил шкуры. Он присел на груду козлиных шкур, что с детства заменяла ему достойные постели. Он даже попытался встать. Но… только кисло улыбнулся.

– Вот видишь, какой я стал?

– Ты всегда был и будешь Орхан-беем. Великим повелителем османов и предводителем войска непобедимых гази! – твердо произнес Алаеддин, и, подхватив младшего брата под руки, поставил его на ноги.

Орхан-бей благодарно улыбнулся.

– Наверное, я выпью большую чашу кумыса и съем большую лепешку.

Аллаедин крепко обнял брата. Горячие слезы великого визиря стекали по морщинам в его седую бороду.

К полудню голос Орхан-бея полностью окреп. Он даже велел привести коня. По случаю этой радости множество родственников, ближних пашей, воинов и слуг собрались у черного шатра.

И повелитель османов вышел к ним – в легкой кольчуге, с кривой саблей, усыпанной драгоценными камнями на боку и с хорошо известной всему войску булавой своего отца Османа за парчовым поясом. Его приветствовали громкими криками и ударами оружия о щиты. Особенно крик усилился, когда великий Орхан-бей легко поднялся в богатое седло, под которым, по известным причинам, была все же смирная лошадь.

Отсюда с высоты прибрежного холма, с незначительной, но все же высоты лошади, повелителю османов была хорошо видны окрестности, как и зубчатые стены Галлиполя. Еще хорошо были видны многочисленные шатры его войска и добровольцев гази, а также тяжело перекачивающиеся на волне многочисленные корабли его грозного флота.

– Да! Это моя жизнь! – воскликнул повелитель османов и поднял над головой отцовскую булаву.

Громкие крики подняли небеса. На этот шум из всех шатров и малых палаток стали выбегать воины и наспех седлать лошадей. По тому, как вертелись их головы, было понятно – они спрашивали причину поднявшегося шума. Тут же пронеслись с вестью несколько всадников. Их сообщения подняли в седло всех кавалеристов и на ноги почти всех пехотинцев.

Орхан-бей широко усмехнулся. Он повернулся лицом к брату, великому визирю Алаеддину и с чувством сказал:

– Спасибо, дорогой брат. Оказывается не только мед и слова из Священного писания способны возвращать жизнь.

– Жизнь – это воля Аллаха, – в ответ улыбнулся старший брат.

Улыбнулся и… застыл. Медленно и самопроизвольно улыбка покинула благородное лицо великого визиря. Седые брови сдвинулись к переносице. На лбу углубились морщины.

– Что с тобой, брат? – изумился Орхан-бей.

Не в силах ответить Алаеддин только указал рукой. Взглянув в направление этого жеста, тут же нахмурился и повелитель османов.

– Что это? – растерянно спросил он.

– Не знаю, – пожал плечами великий визирь.

Грозная сила османов – всадники и надежная стена любого сражения – доблестная пехота разделилась на две неравнозначные части. Малая часть из войска направилась к черному шатру повелителю, а большая малыми группами двинулась на север, растягиваясь в непонятном построении вдоль старой византийской дороги.

Проведя некоторое время в растерянности и неведении Алаеддин вытер вспотевшее лицо платочком и им же махнул двоим из своих сопровождающих. Воины тут же направили коней к тем неизвестным событиям, что происходили в нескольких тысячах шагах от знаменитого черного шатра Орхан-бея.

Но не им суждено было первыми принести известия для первых лиц османской державы. В сопровождении доблестных воинов, среди которых особо выделялся роскошными одеждами и крепкой броней Хаджи Гази Эвренос, к собравшимся у шатра повелителя подъехал на боевом коне старший из сыновей Орхан-бея доблестный Сулейман-паша. Он тут же соскочил с седла и стал на одно колено:

– Как я счастлив отец, что вижу тебя в добром здравии, и во всем блеске славы. Но… – приглядевшись, Сулейман вздохнул: – От чего так сурово твое лицо, мой отец и повелитель?

Отец с натугой поднял булаву и указал ею на не понятное возбуждение и построение его собственного войска.

– Ах, это! – Сулейман попытался сохранить в голосе спокойствие и даже улыбнулся. Но и то, и другое вышло не правдоподобно. – Воинам… Им просто любопытно. Такова уж человеческая сущность…

– Что же там? – не утерпел дядя Алаеддин.

– Я и сам вначале не поверил. Пришлось приблизиться на достаточное расстояние для того, чтобы убедиться…

– В чем убедиться, Сулейман?! – грозно, как и в добрые времена, воскликнул Орхан-бей.

– В том, что к нам пожаловал никто иной, как сам «синий шайтан».

– Кто? – не поверил своим ушам великий визир.

– Тот, кому наш повелитель в восторге пожаловал звание Шайтан-бея.

– Не может быть! Мне припоминается. С трудом… Но… Ведь меня уверяли многие из тех, кому я доверяю, что этого «синего шайтана» сожгли на глазах десятков тысяч жителей Константинополя и множества гостей этого города. Неужели всем им Шайтан-бей закрыл глаза и затмил разум? Как такое может быть? А может, ты ошибаешься, сын мой Сулейман?

Повелитель османов строго посмотрел на своего старшего сына.

– Мои глаза уверили меня в том, что «человек в синих одеждах» мне хорошо знаком. Более того, он едет сюда в сопровождении твоего бывшего тайного пса Даута, которого ты послал за ним, и который именем Аллаха клялся, что исполнит твое поручение.

– Но не исполнил! – громко воскликнул отец.

– А это мы вскоре выясним, – едва сдерживаясь, промолвил великий визирь.

И действительно. Там, еще вдалеке, образовалась кольцеобразная масса из всадников и пеших, что с каждым мгновением становилась и плотнее, и объемнее из-за того, что все больше и больше людей присоединялось к этому странному шествию. Более того, теперь до Орхан-бея, великого визиря и всех тех, кто с нетерпением и внутренней тревогой наблюдали за происходящим с высоты прибрежного холма, донеслись восторженные крики, торжественные звуки боевых труб и сигнальных барабанов.

– Да к нам приближается герой, которого чествует войско, – теперь уже с неподдельной, но насмешливой улыбкой возвестил Сулейман-паша.

– Войско не чествует героя, ему интересен этот необычный человек, – тяжело промолвил великий визирь, и, обращаясь к своему повелителю и младшему брату, спросил: – Не перерастет ли этот интерес во что-то большее?

– Сегодня я более всего хотел узреть Аллаха Ар-Рахмана. Но Аллах гневается на меня за эту дерзость. Поэтому и посылает ко мне самого Иблиса[255], – ответил Орхан-бей.

– Отец! Мой повелитель! К нам вернулся твой Шайтан-бей. Он вернулся!

Лицо повелителя османов потемнело.

Всегда, так было ранее, с появлением перед его взором младшего сына Халила Орхан-бей чувствовал прилив сил. Морщины разглаживались, красные прожилки на крупном носу прятались, впалые щеки выравнивались. А сейчас голос сына особой любви отца больно резанул по душе правителя.

Не доезжая двух десятков шагов, Халил ловко соскочил с горячего аргамака[256] и, сияя от счастья, подбежал к восседающему на смирной лошади отцу.

«В ловкости и в умении управляться с лошадью ему не откажешь. Даже кровью византийской принцессы не испортишь истинного сына степей, – с гордостью подумал Орхан-бей и тут же нервно прикусил губу. – В том, что он на коне заслуга и этого… Шайтан-бея. Зачем он здесь? Аллах или Иблис привел его к нам?»

– Он не мой Шайтан-бей, – сухо ответил отец. – Он…

Далее повелитель османов не нашелся что сказать, и от этого опечалился еще более.

– Я поеду ему навстречу.

И не дожидаясь отцовского разрешения, Халил легко вскочил в седло. Еще мгновение и младший из законных сыновей Орхан-бея затерялся в массе многих, кто поворачивал от холма с вершиной из черного шатра в сторону людского шума, грохота барабанов, визга труб и хлопков знамен на усилившемся ветру.

– Странная встреча. Или кто-то готовил встречу этого «синего шайтана»…

Орхан-бей вздрогнул. Углубившись в непростые мысли, повелитель османов и не заметил, как к нему подъехал Мурад-паша. Холоднокровный и дерзкий, деятельный и неустрашимый, тот из старших сыновей, в котором отец видел себя в первые годы правления османами. Тот, кто должен был заменить слабеющего османского бея не в силу старшинства, а в заслугу его военного гения и умения добиваться поставленной цели любыми средствами.