Последний довод павших, или Лепестки жёлтой хризантемы на воде - Александр Плетнёв

После подавления пожара на взлётной палубе и осмотра катапультного оборудования командир дивизиона V-2 авиационной БЧ доложил о невозможности производить взлёт самолётов.

Вероятность принимать машины на угловую посадочную палубу, быстро сводилась к нулю. К этому моменту погнутые лопасти одного из винтов, бешено вращаясь, порождали опасные вибрации, в конце концов, приведшие к деформации вала и дополнительной фильтрации воды по левому борту авианосца. Нарушено было и управление — корабль плохо слушался рулей, то медленно сваливаясь в циркуляцию, то выравниваясь. Креномер стал фиксировать градусы несовместимые с посадкой самолётов на палубу. Аварийные системы медленно справляли положение корабля, но слишком медленно! Диспетчер по радио сообщил пилотам об временном запрете на посадку.

Пятнадцать F/A-18 и шесть F-14 брошенными птенцами носились в небе с пустыми пилонами, довольствуясь лишь бортовыми скорострелками. Трепыхались ещё некоторые вертолёты, но как-то этим медлительным машинам не везло. То на зенитки нарвутся, то бипланы из пулемётов изрешетят, а то и вовсе какие-то безумцы протаранить норовят.

Недостаточно развитое и малонадежное радарное поисковое оборудование Императорского флота образца прошлого века компенсировалось большим количеством высококачественных оптических приборов — 18-, 12- и 8-см бинокулярами. Тем не менее, эффективность стрельбы по быстролетящим целям была крайне не высокой. Низкие характеристики японской 25-милиметровой зенитной пушки выдавали себя горящим гексаном в трассирующих снарядах, хаотично прочертивших тёмное небо тысячами светящихся дефисов. Скорострелки явно не дотягивали до целей, лишь вынуждая американских лётчиков быть чуть осторожней. „Шершни“ и „Коты“ преспокойно опускались на высоту пять тысяч метров и ниже, когда вдруг в дело вступили молчавшие до этого 100-мм универсальные орудия. Имея 90-градусный угол возвышения и скорострельность 15–20 выстрелов в минуту, они добивали 13-кг снарядами до 12800 метров.

И сразу нашлись невезунчики, не ожидавшие такой прыти. Разлапивший крылья в крейсерских режимах „Ф-четырнадцатый“ тяжёлым ревуном прошёлся над кораблями противника, утюжа их из бортовой шестиствольной пушки. И уже выскребая выше на повторный заход, он неожиданно завертелся, закувыркался, потеряв правую плоскость.

После этого воители-водители „Котов“ и „Шершней“ опасались опускаться ниже. Понятно было, что ракеты и бомбы у палубников кончились и теперь они геройски кружили на десяти тысячах метров, а с пушек с такой высоты не постреляешь. Собственно в небе барражировала уже последняя пара F/A-18. У остальных кончалась горючка и, получив команду на перенацеливание в другие места базирования, самолёты ушли в сторону Сан-Диего.

— Трусы! — Сильно стукнув кулаком по консоли, не почувствовав боли, в сердцах выдал вице-адмирал. Хотя прекрасно понимал, что не прав — пилоты сделали всё что могли.

Всем офицерам, делившим помещение с командующим, стало как-то неуютно. Сидящий за консолью оператор, на которую опустилась гневная длань вице-адмирала, лишь ещё ниже склонился над клавиатурой, придвинувшись к экрану.

— Хорошо хоть добили клятый крейсер, — презрительно выплюнул в напряжённую атмосферу командного центра вице-адмирал.

И действительно, может что-то влажное и сорвалось из осерчавшего рта начальства, потому как несчастный оператор, осторожно провёл рукой по бритому затылку. Брезгливому парню хотелось немедленно влезть под душ и смыть с себя чужие ферменты, однако он не смел покинуть боевой пост и лишь нервно елозил в кресле. И вряд ли бы он стал спокойней, если бы знал, что им всем вскоре придётся принять ванну и искупаться в целом океане.

Но и японцам эта победа досталась дорогой ценой. Из тридцати восьми кораблей осталось всего шесть боеспособных эсминцев и с пяток калек, с трудом держащихся на плаву.

Американские лётчики, кусая локти, смотрели, как будто на тренировке японские эсминцы, не спеша разошлись веером и по очереди атаковали „Нимитц“ с левого борта. Все 12 торпед вошли с небольшими интервалами, как на показательных учениях — сложно промахнуться с такой дистанции по такой-то громадине. На палубу как раз опускались вертолёты. Пилот „Си Хоука“ почти уже зафиксировал касание, как расшатанная палуба подпрыгнула от первого строенного взрыва торпед, сломав стойки „Сикорскому“, толкнув его вбок на надстройку. С треском ломая винты, машину поелозило по палубе, чудом никого не задев из принимающей команды. Пилот второго „Хелибаса“ предусмотрительно отказался от посадки, уводя тяжёлую десятитонную машину в сторону.

Противоторпедная защита держалась до первых шести попаданий, но корабль быстро набирал воду. Работающая автоматика ещё выравнивала контрзатоплениями судно, но эсминцы долбили почти в одно и то же место. Гидравлические удары от попаданий по уже затопленным отсекам вызывали жуткую деформацию, а потом и катастрофическое нарушение целостности несущих конструкций авианосца. Если кто-то из команды до последнего и верил в неуязвимость корабля, после серии новых взрывов, массово стали сбрасывать самонадувающиеся плотики и прыгать в воду.

Две огромные дыры в носовой оконечности у форштевня заглатывали воду с каждым метром продвижения вперёд — корабль только сейчас начал сбрасывать скорость. Крен достиг 30 градусов. Палуба была очищена от больших обломков, но в воду разом посыпалась всякая мелочь, включая палубные тягачи и людей. Вокруг тонущего корабля бурлил, лопался маслянистыми пузырями выходящий из полостей воздух. Широкая палуба медленно ложилась под небольшим углом и мощные волны прибоем накатывали на плавучий аэродром. Гигантская железяка медленно, но неумолимо погружалась.

Уже прекрасно работала связь и на помощь истерзанному соединению спешили корабли 7-го флота. Связь врывалась в уши переполохом и неприкрытой паникой — на континенте в метрополии творилось что-то ужасное и черепушки многих американских военных работали в режиме чайников или скороварок с закипающими мозгами, свистящими паром из носиков и стравливающих отверстий. Увидев сдыхающую авиаматку, один из пилотов пустил свой „Хорнет“ в пике, стреляя из пушки. В ответ полетели трассеры 25-мм снарядов и пулевые жгутики 7,7-мм пулемётов.

В заборнике воздуха F-18 вдруг вспыхнуло красным, огонь, пройдя через весь движок, разворотил, окрасил дымно-оранжевым факелом сопло. Лётчик тут же врубил катапульту. Удар воздухом при пикировании был такой силы, что с пилота сорвало ботинки, слетело даже обручальное кольцо, встречный поток проник под маску, в ротовую полость, надув человека как мячик, разрывая лёгкие.

Уже потом, курсирующие в поисках спасшихся моряков, японцы с удивление смотрели на не утонувшее тело пилота.

Интересно то, что японцы с некоторым презрением не обращали внимания, и даже не опасаясь проплывали мимо разнообразных спасательных средств, заполненными уцелевшими представителями самого мощного в мире флота. А те, в свою очередь, подавленно и забито косясь, боялись хоть как-то проявить свою агрессивную настроенность, хотя у некоторых офицеров наблюдалось личное оружие.

Авианосец так и не утонул. Команда бросила корабль и на нём вновь разгорелись пожары, бухали где-то внутри взрывы, порой выбрасывая наружу куски металла и клубы дыма. А у японцев просто не осталось больше торпед добить накренившуюся, просевшую в воду многотонную махину. Все ожидали, что вот-вот вспыхнет авиационное топливо или жахнет арсенал, но почему-то этого не происходило. Тем не менее, спасшиеся американцы усиленно отгребали от опасного соседа. Три уцелевших японских миноносца разбрелись по водной глади, выискивая в сгущающейся темноте уцелевших одиночек и целые группы людей, цепляющиеся за остовы и обломки кораблей.

Однако последнее слово осталось за американцами. На эсминце „Милиус“ удалось восстановить систему управления оружием. На поисковом локаторе эсминца чётко была видна крупная засветка потрёпанного авианосца. Эсминец, постепенно набирая ход, догонял стихающую канонаду.

Среди десятка радиограмм ссыпавшихся на приёмные антенны эсминца было сообщение и от пилотов „Хелибаса“ об уцелевшем противнике. Подплыв ближе, экипаж „Милиуса“ во всех подробностях разглядел тлеющую пожарами, накренившуюся тушу авианосца. Вдалеке качался на волнах „Сикорский“ в обрамлении множества надувных плотиков.

К югу и юго-востоку оператор радара засёк небольшие надводные объекты. Информация постепенно дополнялась новыми данными — три запеленгованных надводных цели меняли курс и скорость, остальные вероятней всего являлись подранками. Всего их набралось вместе с активными кораблями не больше десятка. Капитан „Милиуса“ не собирался гоняться за каждым. Ему было совершенно плевать, что он тратит сравнительно мощные „Гарпун“ на такие незначительные водоизмещения — десять ракет, навострив головки самонаведения, с секундными интервалами взвились в стартовой горке, и далее в горизонтальном марше развеялись в выбранных ими направлениях.