История руссов. Варяги и русская государственность - Сергей Парамонов

Работа Вестберга, несмотря на огромную вычислительную астрономическую работу, на труд по переводу и комментариям, совершенно не соответствует по результатам затраченному труду, времени и средствам. Она скорее даже вредна, ибо заставляет трудиться над опровержением основного вывода, что речь идет о готах и Крыме. Если бы Вестберг уделил больше внимания простой логике, пользы было бы больше[174].

Приложение

Повествование о крещении руссов

В данном томе «Истории руссов» Сергея Лесного целиком воспроизводится один византийский текст, который позволяет существенно удревнить историю русской христианской культуры. Текст этот был фактически предан забвению и в дореволюционную, и в советскую эпоху, поскольку выводы, следующие из него, противоречат и церковному преданию, чрезвычайно высоко оценивающему роль князя Владимира в первоначальном Крещении Руси, и светской историографической традиции, склонной так или иначе «подтягивать» к эпохе Владимира начало развитой русской культуры.

С. Лесной полемизирует с таким истолкованием этого этапа истории, однако текст, о котором идет речь, в его подаче, как, наверное, уже заметил внимательный читатель соответствующего раздела книги, фактически перестал существовать как единое целое и адекватно восприниматься, поскольку автор разбил его на несколько больших цитат, воспроизведенных без перевода (в кратком изложении) и к тому же в латинской, западнохристианской версии (древнегреческим языком С. Лесной не владел, как он сам пишет в этой книге, и с византийскими источниками в оригинале не работал). В связи с этим исторической редакцией издательства «Вече» было принято решение опубликовать в виде приложения связный комментированный перевод указанного текста с византийского оригинала.

Этот текст был обнаружен хорватским ученым по имени Матия (Матвей) Бандурович, или Бандурич (Matija Bandurović, 1671 или 1675–1743), более известным под итальянским именем Ансельмо Бандури (Anselmo Banduri), поскольку он долгое время учился и жил в Италии и принял имя Ансельмо, вступив в бенедиктинский монашеский орден. В 1700 году он встретился во Флоренции с известным ученым-палеографом, бенедиктинцем Бернаром де Монфоконом, который, оценив знания молодого Матии (тот уже имел немалый опыт изучения славянской истории в итальянских архивах), воспользовался его помощью во время своей экспедиции по Италии в поисках рукописей для издания творений Иоанна Златоуста.

Впоследствии, будучи отправлен продолжать образование в Париж, Бандурович вплотную занялся изучением произведений греческих церковных авторов, византийской рукописной традиции и в итоге опубликовал в 1711 году в Париже (переиздание: Venetia, 1729) поистине великий труд — грандиозный по объему и фактологической полноте четырехтомник «Imperium Orientale sive Antiquitates Constantinopolitanae» («Восточная империя, или Древности константинопольские»). Издание это уникально в том отношении, что в него включен текст некоторых византийских манускриптов, ранее неизвестных науке. Среди них — список работы императора Константина Порфирогенета («Багрянородного») «Об управлении империей», помещенный в первом томе «Imperium Orientale». А во втором томе, в примечаниях (исключительно подробных и содержательных) к этому труду Порфирогенета Бандурович напечатал «Историю об обращении Руссов в веру Христову» («De Russorum ad fidem Christi conversione historia»).

В греческом манускрипте название у этого повествования отсутствовало, не было и начала текста. Бандурович нашел его в Королевской Парижской библиотеке (Codex MS. Colbertinus, №. 4432)[175]. Начальная же часть этого произведения была обнаружена значительно позднее — в конце века, в рукописи Патмосского монастыря Иоанна Богослова. Нашел ее и отождествил российский историк Василий Эдуардович (Андреас Фридрих Вильгельм) Регель (1857–1932)[176]. Византийский автор текста неизвестен. В источниковедческой литературе это повествование обычно называют «Аноним Бандури», или «Бандуриева легенда». Легендарный элемент в нем, безусловно, присутствует, что, впрочем, характерно практически для всех средневековых текстов.

Разумеется, этот источник известен византологам и историкам Древней Руси (его излагали, например, Шлёцер и Карамзин), но при сложившемся к нему отношении ему уделялось совершенно недостаточно внимания. Историк Церкви Е. Е. Голубинский полностью перевел этот текст (включая его начало), сделав это красиво и добросовестно (в силу своей огромной эрудиции и высочайшей квалификации), хотя все же несколько бегло, не задерживаясь на многих важных моментах[177]. Причина проста: он был убежден, что это «сказание не имеет совершенно никакого исторического значения», и перевел его лишь «для сведения» и «как образец повестей, на сочинение которых способны были Греки». Перевод Е. Е. Голубинского мы и публикуем, с небольшими коррективами и необходимыми пояснениями, которых уважаемый историк не представил читателю, хотя при ином отношении к этому источнику мог бы сделать это гораздо лучше нас.

Однако прежде чем приступить к тексту, отметим, что некоторые ученые все же оценивали его совершенно иначе. Например, Михаил Юлианович Брайчевский (1924–2001), украинский историк и археолог, доктор исторических наук, почетный профессор Киево-Могилянской академии, специализировавшийся по ранней истории восточных славян, писал в книге «Утверждение христианства на Руси» (1988): «Бандуриева легенда представляет собой исключительно важный, можно сказать уникальный, документ, который отразил удивительное переплетение исторических тенденций и идеологических концепций. Его значение выходит далеко за рамки самого произведения, так как помогает объяснению и интерпретации многих других источников»[178]. М. Ю. Брайчевский имел в виду другие, косвенные свидетельства (в том числе летописные) о более ранней христианизации Руси, выдвигая, в сущности, те же аргументы, что и Сергей Лесной. Брайчевский точно так же обращается к сообщениям арабских историков и к «Истории Российской» В. Н. Татищева, отстаивая высокую источниковедческую ценность его работ и особую значимость Иоакимовской летописи. Так что умозаключения историка-любителя Сергея Лесного (он и сам определяет себя именно так), при всей их эмоциональности и публицистичности, на поверку оказываются весьма близки непредвзятым выводам академической науки. И это побуждает с особым вниманием отнестись к тому тексту, который он счел необходимым воспроизвести в своей «Истории руссов».

Обстоятельное повествование о том, как крестился народ Росов

(Перевод Е. Лазарева)

Поелику божественное и преблагое блаженное благосердие истинного Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа всегда и везде во всем благодетельствует нам по своей благости и исполняет все наши хотения, то надлежит, чтобы и мы, многое ли, малое ли знаем подлинно благое, не молчали о нем, но наивозможно громко обнародовали и возвещали, дабы божественное благосердие Бога и несравненное благоутробие, которое не хочет смерти грешников, но всегда принимает обращение, более возбуждало удивления и было возвеличаемо. Итак, достойно, чтобы и мы предложили повествование и сказали отчасти, как безчисленный народ Росов[179] познал истинное благочестие и сподобился божественной бани[180] и крещения.

Начальствовали над помянутым народом в продолжение немалых времен многие и великие начальники, прозвания которых не до́лжно нам исчислять по причине безчисленного множества имен их. По прошествии же многих времен начальствовал над ними и некоторый начальник по имени Владимир, умом и смыслом весьма много превосходивший прежних[181]. Итак, он, сидя сам с собою (наедине), часто весьма дивился и недоумевал, видя тьмочисленный и великий народ оный преклоняющимся туда и сюда и упорствующим ради учения и служения их чтилища (?), поелику одни лобызали и чтили (веру) Евреев как величайшую и древнюю, а другие ублажали веру Персов и к ней прилеплялись, и другие — веру Сирийцев, и иные — веру Агарян[182]. И было во всех сих величайшее смешение и любопрение об их учении и вере. Итак, видя и слыша толикий раздор и великое и многообразное смешение оного безчисленного народа, остросмысленный и великоумный начальник, которому была вверена власть над ними, поражался и недоумевал и не знал, как и быть. В один день, выбрав благоприятное время, призывает к себе преимуществовавших разумом и опытностию и допытывается у них, как народ их погрязает в весьма многих верах и учениях, и искал узнать обстоятельно лучшее из сих, дабы он и сам избрал это. Когда услышали это, то некоторые из них, ответив начальнику их великому королю (πρὸς τὴν μέγαν ρῆγαν)[183], сказали: «Мы, сиятельнейший и досточтимый начальник наш, державный господин, не можем хорошо сказать того, кто из всех нас правильно мыслит и лучше других богочтит, только то (знаем), что во всей вселенной два суть места пренаилучшие, из которых одно называется Римом, а другое Константинополем, почему и полагаем, что в них одних истинное и правое богопочтение». Услышав это, великий оных и многоразумный начальник опять спрашивал: «Скажите вы, и как же можем мы узнать это обстоятельным образом и удостовериться?» Они же сказали ему: «Если хочешь узнать достоверное и истинное, то из всех нас, которые под твоей рукой, избери четырех мужей из лучших, которые острее других и опытностью, и разумом, и их пошли в Рим, и они, все тамошнее хорошо высмотрев и испытав, пусть опять придут к нам, и мы, услышав от них достоверную и чистую истину, уразумеем, и тогда да будет то, что прикажешь». И они сказали это начальнику их.