Любовь среди руин. Полное собрание рассказов - Ивлин Во
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Назвав адрес: «Уимпол-клуб», я поставил шофера такси в тупик.
– Ну, задача, – сказал он. – Я думал, что все их знаю. Это не тот, что раньше назывался «Палм-Бич»?
– Нет, – сказал Мокли и дал необходимые указания.
Мы подъехали к старинным конюшням в стороне от Уимпол-стрит. («Очень удобно для ребят, которые торгуют машинами в районе Грейт-Портланд-стрит», – сказал Мокли.)
– Кстати, наверно, стоит вас предупредить, что в клубе меня знают как Нортона.
– Почему?
– У нас там многие называются другой фамилией. У вас в клубе, я думаю, то же самое.
– Не удивлюсь, – сказал я.
Я заплатил за такси. Мокли пинком распахнул зеленую дверь и ввел меня в вестибюль, где швейцар за стойкой завтракал бутербродами с чаем.
– Я уезжал из города, – сказал Мокли. – Завернул сейчас заплатить взносы. Народу много?
– Совсем тихо, – ответил швейцар.
Комната, куда он меня ввел, была совершенно пуста. Она служила одновременно баром, гостиной и столовой, но в основном баром, для чего в ней соорудили подобие кинодекорации, вдававшейся далеко в комнату, – с дубовыми стропилами, соломенной кровлей, кованым железным фонарем и трактирной вывеской, выполненной в виде аляповатого герба с бутылками и пивными кружками.
– Джим! – закричал Мокли.
– Сэр? – Над стойкой появилась голова. – A-а, давненько мы вас не видели, мистер Нортон. Я вот решил закусить.
– Не могли бы вы отвлечься от этого важного отправления и подать моему вот другу что-нибудь в плане выпивки. – Это было новое и сильно расширенное издание Мокли Молодчаги. – Будьте добры, два ваших особых, Джим. – Мне: – Особые Джима – наш конек. – Джиму: – Это один из моих ближайших друзей, мистер Плант. – Мне: – Мало есть такого, чего Джим обо мне не знает. – Джиму: – Где шайка?
– Что-то давно никто не заходит, мистер Нортон. С деньгами, видно, туго.
– Не говорите. – (Джим поставил перед нами на стойку два коктейля.) – Я полагаю, Джим, поскольку мистер Плант у нас впервые, по старой уимпольской традиции, первая – за счет заведения?
Джим засмеялся довольно натянуто:
– Мистер Нортон любит пошутить.
– Пошутить? Джим, вы позорите меня перед друзьями. Но не бойтесь, я нашел богатого поручителя; если вы нас не хотите угостить, мы угостим вас.
Бармен налил себе чего-то из бутылки, хранившейся специально для таких случаев на нижней полке, сказал: «Сегодня – первая», и мы выпили за здоровье друг друга. Мокли пояснил:
– Это одна из тайн клуба – что держит Джим в своей бутылке.
Я знал – что: то же самое, что держит каждый бармен, – холодный чай, – но промолчал, чтобы не портить Мокли угощение.
«Особый» Джима оказался крепким и приятным. Я спросил:
– Теперь моя очередь заказывать, не возражаете?
– Что значит «не возражаем»? Мы в восторге.
Джим смешал нам еще по коктейлю и наполнил свой бокал.
– Помните, как я с мистером Аплби выпил двенадцать ваших особых перед обедом?
– Помню, сэр.
– Слегка надрызгался в тот вечер, а, Джим?
– Слегка, сэр.
Мы стали повторять; после каждого раза Джим забирал деньги – по три шиллинга. После первого раза, когда Мокли разменял свой фунт, платил я. Он то и дело говорил: «Запишем это в государственный долг» – или что-нибудь подобное по поводу нашего вымышленного долгового соглашения. Вскоре Джим и Мокли предались воспоминаниям о прошлом Мокли.
Позже, поймав себя на том, что мысли мои далеко, я пошел позвонить на Виктория-сквер. Подошел Роджер.
– Кажется, все идет более или менее нормально, – сказал он.
– А как она?
– Я не заходил. Тут сейчас врач, во всем белом, как рефери. Твердит мне, чтобы я не волновался.
– Но для нее это опасно?
– Конечно опасно – это опасное дело.
– Нет, я спрашиваю, опаснее ли, чем для других?
– Да. Нет. Не знаю. Они сказали, все протекает совершенно нормально – не знаю уж, что у них это значит.
– Значит, я думаю, не опаснее, чем для других.
– Наверно.
– Я тебе надоедаю своими расспросами?
– Нет, не особенно. Ты где?
– В клубе под названием «Уимпол».
– Никогда о таком не слышал.
– Правильно. Потом тебе расскажу. Очень интересно.
– Хорошо. Потом расскажешь.
Я вернулся в бар.
– Я думал, наш старый товарищ отпал, – сказал Мокли. – Повело?
– Боже упаси.
– У вас ужасный цвет лица, правда, Джим? Может быть, вот тут-то ему и нужен особый. Ох и худо мне было в тот вечер, когда старик Грейнджер продал свой «бентли», хуже некуда…
Когда я истратил примерно тридцать шиллингов, Джим начал уставать от холодного чая.
– А что, если вам сесть за стол, джентльмены, а я прикажу поджарить вам мясо? – спросил он.
– Джим, всему свое время, всему свое время. Первым делом мистеру Планту вот желательно выпить один ваш особый для аппетита, а я, нежели старому другу давать пить одному, составлю ему компанию.
Позже, когда мы были сильно пьяны, появились бифштексы, хотя ни он, ни я не помнили, как их заказывали. Мы съели их за стойкой, обильно поливая, по совету Джима, вустерским соусом. Разговор у нас, кажется, шел в основном об Аплби и о том, что необходимо его разыскать. В телефонной книге мы нашли несколько людей с такой фамилией и позвонили им, но они решительно ничего не знали об иезуитских сокровищах.
Из «Уимпола» мы вышли часа в четыре пополудни. Мокли был пьянее меня. На другой день я вспомнил почти всю нашу беседу дословно. На дворе я спросил его:
– Где вы живете?
– В норе. Жуткая трущоба. Но теперь все в порядке, у меня есть деньги – могу ночевать на набережной Виктории. Если ты без денег, полиция не дает ночевать на набережной. Бродяжничество. Для богатых один закон, для бедных еще один. Общество несправедливости.
– А вы тогда давайте переезжайте ко мне. У меня дом за городом, места много. Живите там сколько влезет. Умрите там.
– Спасибо, я перееду. Сейчас, только схожу на набережную, соберу вещи.
И мы расстались – на время, – он шаткой походкой побрел по Уимпол-стрит мимо дверей с медными дощечками, а я на такси приехал к себе на Ибери-стрит, разделся, сложил одежду и тихо лег в постель. Проснулся я через несколько часов, в темноте, не понимая, где я и как сюда попал.
За дверью, в гостиной, звонил телефон. Это был Роджер. Он сказал, что два часа назад у Люси родился сын; с тех пор он обзванивает родственников. Чувствует она себя превосходно; очнувшись от хлороформа, она первым делом попросила сигарету.
– У меня есть желание выйти и напиться, – сказал Роджер. – А у тебя?
– Нет, – ответил я. – Нет, боюсь, что нет, – и вернулся в постель.
IV
Напившись, я могу проспаться и встать