Испанский дневник - Михаил Кольцов

Сейчас он больше не воюет. Он лежит без движения, большой, смирный, с цветком на подушке.

Его положили сначала вниз, в гараж-морг, где был и танкист Симон. Потом мы отвезли его на кладбище в восточной части города. Красивое кладбище. Сюда непрестанно подвозят людей. Оно сейчас чуть ли не единственное. То кладбище, где мы раньше хоронили летчиков из Интернациональной эскадрильи, на окраине Карабанчеля, теперь уже в руках врага.

Только пять человек идет за гробом Антонио, в том числе врач и сестра милосердия, ухаживавшая за ним. «Курносые» не смогли прийти проводить командира. Погода ясная, они сражаются. Вот как раз они пролетели высоко-высоко над кладбищем; смелая стайка опять и опять кидается в новые битвы.

Гробы на этом кладбище не зарывают в землю, а вставляют в бетонные ниши, в два этажа.

Мы еще раз посмотрели на Антонио.

Смотритель кладбища проверил документ из больницы, закрыл крышку и запер. Странный обычай в Испании: гроб запирают на ключ.

– Кто здесь самый близкий родственник? – спросил он.

– Я самый близкий родственник, – сказал я.

Он протянул мне маленький железный ключик на черной ленте. Мы подняли гроб до уровня плеч и вставили в верхний ряд ниш. Мы смотрели, как рабочий быстро, ловко лопаточкой замуровал отверстие.

– Какую надпись надо сделать? – спросил смотритель.

– Надписи не надо никакой, – ответил я. – Он будет здесь лежать пока без надписи. Там, где надо, напишут о нем.

24 ноября

Около двух часов ночи молчаливая темнота прорвалась яростной перестрелкой, грохотом орудий, огненными змеями в небе – следами от трассирующих снарядов – как будто совсем в центре города. По проверке оказалось, что в самом деле атака и попытка ночного прорыва, но пока на прежних линиях.

Ночью бой вообще кажется совсем за окном, днем стрельба все-таки заглушается шумом города.

Фашисты предприняли одну атаку с южной и другую с юго-западной стороны города. Удар был хорошо подготовлен. Пехота шла с ручными гранатами, осветительными ракетами, предшествуемая танками.

Атаку отбили после двух часов борьбы. Нападающие понесли большие потери.

На трупах марокканцев нашли бумажные германские деньги ассигнациями по сто тысяч марок, напечатанные в 1923 году. Реальная ценность такого «стотысячного» дензнака была в то время равна коробке спичек. Какие бережливые люди немцы! Они хранили где-то на складах горы этого бумажного мусора, чтобы через тринадцать лет цинически расплачиваться здесь с наемными убийцами, с несчастными, невежественными, обманутыми маврами!

При контратаках захвачен фашистский танк. Еще три танка мятежников застряли между боевыми линиями.

Третий удар противник направил в Университетский городок. По узкой полосе, которой он здесь пересекает республиканское расположение, он подвел части и попробовал прорваться в центральную часть города. Эту атаку полностью отбила Двенадцатая (Вторая) Интернациональная бригада.

Бой очень жестокий, весь день. В Университетском городке борьба идет за каждые десять метров. Интернационалисты сражаются, не щадя себя, но потери у фашистов куда более велики. Сейчас Франко предпринял новую тактику: вместо того чтобы гнать в мясорубку свои поредевшие ударные части, мавров и иностранный легион, он смешивает этих лучших бойцов с обычными кадровыми и мобилизованными солдатами. Это и дает ему преимущество в массовости.

После совещания со своими помощниками в Леганес Франко объявил по радио, что завтра, двадцать пятого, окончательно вступит в Мадрид.

Командовать Второй (она же Двенадцатая) Интернациональной бригадой назначен Матэ Залка. Трудный пост он принял с решимостью и оптимизмом. За несколько дней он привлек к себе симпатии бойцов восемнадцати национальностей, соединившихся в бригаде. В нем нет жестокости и особой властности, однако влияние его на часть очень велико; это тип скорее командира-отца, командира-брата, храброго, сердечного, веселого, бодрого. Для всех он находит по несколько слов, иногда на весьма неопределенном наречии – испано-франко-немецко-венгерско-русском. Но никто не жалуется, что не понимает его: послушав, даже строптивые люди, поворчав, делают именно то, чего хотел Залка, он же генерал Павел Лукач. После таких объяснений он оборачивается и лукаво подмигивает мне большим добрым голубым глазом.

– Будет дело! Будет дело, дорогой Михаиль Ефимович!

Потери людей потрясают его. При посторонних он еще держится, но, запершись вдвоем, роняет голову на руки, плечи у него трясутся, уста роняют проклятья и стоны, проклятья и стоны.

25 ноября

И сегодня Франко не вступил в столицу, как обещал. Далось это мадридцам очень дорого. Драться надо было сразу на всех участках. С утра особенно свирепы были атаки с юга. Здесь мужественно отбивались части Листера и Прада. Вторая атака была направлена на Образцовую тюрьму. Ее поддерживал концентрированный артиллерийский огонь и девять танков. Эту атаку республиканцы отразили с большим искусством и мужеством. Они кинулись вперед, до самых артиллерийских позиций, разбили ручными гранатами орудия и вернулись назад. Здесь погибло сегодня два немца-антифашиста – Вилли Вилле, лейтенант батальона Тельмана, и Густав Керна. Эти дни – дни потерь множества отличных командиров, социалистов, коммунистов, анархистов, республиканцев. Они гибнут в бою, идя впереди своих атакующих частей. С тактической точки зрения это безумие. Но обстановка требует этих актов самопожертвования и героизма. Формируется новая боевая мораль – мораль защитников Мадрида!

Вечером пробовал настроить приемник на Москву – никак не удалось.

«Тринадцатого ноября в городе Ухе, во Дворце культуры, открылся десятый экстренный съезд Башкирской Автономной Советской Республики. Конгресс обсудил доклад президента Башкирской Хунты о проекте новой конституции и единогласно одобрил его. Конгресс послал приветствие героической Испанской Демократической Республике».

Это написано в здешней газете «Эль Либераль», на ее единственном, тускло отпечатанном листочке, единственном, потому что фашистская блокада лишила Мадрид газетной бумаги, а германские летчики сбросили на типографию «Либераль» бомбу в сто двадцать килограммов.

Не все в телеграмме формально точно. Но в Ухе я без труда узнал Уфу, в Башкирской Хунте – Башкирский ЦИК. Да и вообще – откуда еще из-за границы может сейчас государственная власть приветствовать Испанскую Демократическую Республику, если не из Уфы, не из Нальчика, не из Москвы?

Мадридские либералы знают это очень хорошо. Иностранная информация в их газете почти не выходит за рамки телеграмм из СССР. Была Европа, были Ллойд Джордж в Лондоне и Дельбос в Париже, ездили делегации, гремели речи на междупарламентских обедах, звенели бокалы в знак дружбы и верности, а когда генерал Франко с другими, с берлинскими, с римскими друзьями двинул в Испанию батальоны, чтобы в парламенте разместить свою комендатуру, тогда куда-то сразу исчезли все знатные друзья, пропали со стола бокалы, стихли разговоры о взаимной поддержке демократических стран. Зато мадридские либералы узнали о том, что есть Башкирская Автономная Республика и что она активно сочувствует Испанской Демократической Республике, узнали то, что до них давно было известно испанским рабочим.