Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин

168. ЭПИСТОЛА 9

К НЕВЕ РЕКЕ, писанная мерою старинного русского стопосложения декабря 20 1803 года по просьбе моих приятелей

О питательница река НеваГрада славнова и Беликова,Коль везде о тебе гремит молва,О брегах твоих камня дикова,Так, что видеть, Нева, красу твоюПриезжают народы дальные,—То не чудно, что я тебя пою,Славлю воды твои кристальные!Свет увидел я при твоих струях,Был твоими вспоен потоками,Был воспитан я на твоих брегах;Там старанием и урокамиОбработался ум незрелый мой;Там я нежнова зрел родителя,Подававшего мне пример собой;Видел умного в нем учителя,Управляющего моей душой,Возрождавшего в чувствах пламенныхК чести, к истине и добру любовь;Но в сердцах он умел и каменныхНасаждать семена благих плодов.Он мне другом был, благодетелем;Много ль в мире найдешь отцов таких!О Нева! ты была свидетелемИ невинности и забав моих;Зрела игры мои вседневные,Возрастание сил и чувств моих,И способности все душевныеРазвернулися у брегов твоих.Сердце пылкое, откровенноеМнило много себе найти друзей;Но, обманами обольщенное,Стало жертвою хитрых их сетей.С кем делил достоянье бедноеИ последнее был отдать готов,Тот, коварство питая вредное,Мне в погибель хотел устроить ков.Но десница отца небесногоРазгнала скоро мрачный облак сейИ сияньем луча чудесногоМне открыла моих прямых друзей.

И веселья, и огорчения,И тревоги огня страстей моих,И бесчисленны приключенияМне встречались, Нева! у вод твоих.Слыша волны твои шумящиеВ день один, оттого задумчив стал;В руки слабые и дрожащиеВ облегченье тоски я лиру взял;Я воспел тишину отрадную,Пел, что чувствовал я в душе моей;Вдруг услышал ту песнь нескладнуюБогданович, полночных стран Орфей,Ободрил музу несозрелую,Стихотворства он мне уроки дал,Влил в меня он охоту смелую,Чтоб к Парнасу дороги я искал.Вняв совету, играл я с музами,Я гонялся везде за ними вслед,Их пленился драгими узами,Гром Очаковских я воспел побед,Был услышан Екатериною,Ободрявшею чистых дев собор,Оживлен мыслью был единою,Что Минерва ко мне простерла взор.Павла пел как благотворителя,Как ущедрившего семью мою;Александра как оживителяМуз драгих я душою всей пою.Девы чистые и небесныеСоплетенны ему от лир венцы,Внемля звукам хвалы нелестныя,Понесут их во все земли концы.

Вот, возлюбленные приятели,Вам и песенка на старинный слог!Я не метил вовек в писатели,А нестройно бренчал я так, как мог.Вам известны мои способности:Ум не беглый, у лиры слабый гласПредставляют мне неудобностиК воспарению на драгой Парнас.Не имею я дарования,—С ним давно бы уж я вельможей был;Я б чрез замыслы и писанияМного новостей и затей родил;Добрался бы я в то святилище,Где фортуна свои дары лиет;Иль начальствовал бы в училище,Где науки свой сообщают свет.Но с природою толь убогоюДолжен я в уголку моем сидеть,Или скромной ползти дорогоюИ тихохонько для друзей звенеть.Но оставивши всё пристрастие,Не завидую я судьбе ничьей,И мое в том прямое счастие,Что вкушаю покой в душе моей.

169. СТАНСЫ МОЛОДОМУ САТИРИКУ («Предав перо твое сатире…»)

Предав перо твое сатире,Дамон, ты жизнь свою затмил;Друзья довольно редки в мире,А ты врагов себе купил.

Брось перья, ядом напоенны,Бумаги колки разорви,Пой лучше чувствия бесценныСвященной дружбы и любви.

Когда желчь горькая сатирыКрушит всю внутренность твою,В то время я из уст ТемирыЛюбови сладкий нектар пью.

Я весел, мыслью не расстроен,А ты во злобе всякий час;Скажи, кто более спокоенИ кто счастливее из нас?

Пускай старик ворчит, бранится,Повеся нос, нахмуря бровь,А наше дело веселиться,И петь и чувствовать любовь.

170. ПОСТЕЛЯ

Постеля есть почтенныйВ глазах моих предмет:Пиит уединенныйВ ней думает, поет;Скрывается от взоровВсегда кокетка в ней,Затем, что без уборовЦены лишится всей.

Несчастный убегаетВ постелю от беды,В сне сладком забываетВсе скорби и труды;Но тщетно преступленьеВ постелю лечь спешит:Тут совести грызеньеС подушкою лежит.

Лизета от постелиБогата стала вдруг,Стяжала в две неделиКарету, славный цуг.Постеля наслажденьяБесчисленны дарит,Постеля и рожденьеИ час последний зрит.

Я. А. ГАЛЕНКОВСКИЙ

Яков Андреевич Галенковский (1777–1815) происходил из украинских дворян. О начале своего творчества он сам рассказывал в автобиографии, которую в третьем лице написал для биографического словаря митрополита Евгения Болховитинова: «Учился он латинскому и словенскому языку у многих академиков киевских… и потом послан в Академию киевскую… (в 1785 году), где оказал большие успехи в латинском языке и украшен был двумя звездами Pro Diligentia[193]. Перевел всего „Телемака“ для упражнения и написал одну пастушескую повесть „Благодетельный Зафир, или Любовь Леандра и Клеомены“ и поэму в стихах „Аполлон, или Золотой век“, которые потом сжег в камине. Написал он также любовную повесть под именем „Земир, или Заблудившийся охотник“ … и другую шутливую повесть „Старостянка Каролина, или Польские были и небылицы во время Костюшка“, но все сии бумаги имели равную участь с первыми, кроме некоторых отрывков»[194].

Литературная деятельность Галенковского началась после переезда в Петербург, где он поступил офицером в кавалергардский полк. Первые появившиеся в печати опыты Галенковского были, бесспорно, связаны с карамзинизмом («Часы задумчивости, сочинение Иакова Галенковского», чч. 1–2, М., 1799; «Красоты Стерна», М., 1801). Однако вскоре, возможно под влиянием переехавшего в Петербург Андрея Тургенева, отношение его к Карамзину и его школе стало критическим. К этому же времени относится сближение его с И. И. Мартыновым, в журнале которого «Северный вестник» он в 1805 году под криптонимом И. Г. опубликовал несколько резких критических статей против литературной чувствительности. Интерес к гражданственно-героической тематике, вылившийся в апологию творчества Шиллера, скоро сменился пропагандой национальной самобытности в литературе, образцом которой был объявлен Шекспир. В 1802 году Галенковский начал многотомное издание периодического типа, долженствовавшее стать теоретико-литературным курсом, — «Корифей, или Ключ литературы». Всего вышло одиннадцать частей «Корифея».

Женившись на родственнице жены Державина, Галенковский вошел в литературный круг поэта 1810-х годов. Он принял участие в его теоретико-литературных трудах. «Рассуждение о лирической поэзии» и ряд других теоретических работ Державина построены на основе рукописей, подготовленных Галенковским. В эти же годы он вступил в «Беседу» и стал выполнять роль ее секретаря. В «Чтениях в Беседе любителей русского слова» в 1813 году появились его рассуждения о Вергилии и Овидии. Однако, насколько можно судить, отношение его к Шишкову было ироническим. Характерно, что статью, прославляющую Овидия и эпическую поэзию, он завершает: «У него не было того, что называется романизмом, и любовный язык всех поэтов латинских не стоит одного письма к Юлии (г. Руссо, Oʼmourons, ma douce amie[195])». Не случайно, видимо, он жаловался печатно на страницах «Чтений», что «одна почтенная особа, которая всех более участвовала в издании сего журнала», препятствует публикации его сочинений.

В 1815 году Галенковский скоропостижно скончался. Державин считал, что причиной смерти была острая критика, которой «Корифей» подвергся на страницах только что начавшего выходить «Сына отечества» Греча.