Отторжение - Инна Тронина

Но, вроде, никаких осложнений у них нет. Лечились дети в элитной тридцать восьмой больнице у Каширки, на улице Москворечье. Я заплатил за отдельную палату для всех троих. Вира находилась в больнице безвылазно. Это был как бы гостиничный номер — с санузлом, телефоном и холодильником.

Заразу притащил из школы Лукиан. Мы сначала приняли грозную болезнь за обычную простуду. Через два дня закашлял и Фома. Последней затемпературила Нонка. Виринея ухаживала за всеми троими, делала им ингаляции, растирала мазями, но выздоровления не наступало. Кончилось тем, что всех отправили по «скорой» в ту самую больницу. Там поставили общий диагноз — дифтерия зева. И это притом, что старших детей мы прививали.

Когда наша троица пошла на поправку, свалилась Вира. У неё внезапно подкосились ноги, совсем пропал голос. Градусник неумолимо показал температуру — сорок и две десятых. Из детской больницы жену моментально увезли во взрослую. К тому же, открылся старый миокардит. Виринея давно забыла, что нужно подумать и себе — вся растворилась в детях.

Если с мелкотой всё было более-менее, то Вира угасала с каждым часом. Я за десять лет так и не удосужился узнать, прививала её от дифтерии или нет. Сам-то рос сорняком, не получая вообще никаких инъекций. А Вирка-то — москвичка, любимая дочь в семье. Наверное, организм ослабел. Нонка девяносто третьего года рождения. Беременность пришлась на время «шоковой терапии». Сплошные стрессы, неправильное питание, тревога за мою жизнь. Я тогда работал в Таджикистане, всё время ходил под дулом.

И в итоге — силы кончились, иммунитет упал. А тут — эпидемия дифтерии по всей стране. Миокардит дал тахикардию. Та, в свою очередь, аритмию сердца. Врач сказал мне, что Виринея к моменту поступления болела уже две недели. А, может, и все три. Привезли бы раньше… А так случился парез мышц глотки и гортани. Токсическая форма болезни протекала бурно, быстро.

В ночь на семнадцатое февраля я проснулся, как от толчка. Мне снилась ёлка в свечках, накрытый стол. Вира в бархатной шляпе-«шуте», на которую она неделю пришивала стразы, бусины, бантики и перья, кружилась по комнате и мурлыкала: «Прощай, леса, прощай, поля, пою в последний раз…»

Я никогда не знал такой песни, и потому удивился. А, проснувшись, осознал весь жуткий смысл этих слов. Вира действительно нарядилась так новогодней ночью. На высоченных каблуках, с шёлковым платком на шее, с гремящими браслетами на запястьях, она пела и плясала с бубном. Разноцветные колготки обтягивали её тонкие, сухие ноги. Но песня была совершенно другая, и вокруг жены прыгали наши дети. Во сне же она была совершенно одна.

Похолодев от ужаса, я взглянул на часы. Три тридцать пополуночи. За окном — дождь со снегом. Утром я позвонил в справочное, и меня срочно вызвали в больницу. Там выяснилось, что в четвёртом часу утра сердце Виры затрепетало особенно сильно, и в три тридцать остановилось. Интенсивная терапия, то есть реанимация, результатов не дала.

Теперь я узнал ещё одно место в Москве — Хованское кладбище. Как бы ни сложилась моя судьба, я обязательно лягу здесь же. Надо оформить завещание. При моей работе и уже далеко не блестящем здоровье это будет не лишним. Конечно, я могу изменить Вирке телесно, но никто и никогда не займёт в моей душе её ниши. Без женщин молодому мужику не прожить, но это — совсем другое…

Роман Брагин мне, кстати, нравится. Из рассказов Оксаны Бабенко во время подготовки к «погружению» я вынес совершенной иной его образ. В воображении рисовался громадный терминатор, не знающий преград и сомнений, способный только убивать. Ну, может, ещё гулять с непристойными девочками — в минуты отдыха.

Потом я ближе познакомился с лучшим сотрудником Андрея Озирского. Он показался мне комплексантом, несмотря на замечательные внешние данные. Я понимал, что Роману стыдно за себя, такого неотёсанного и грубого. Конечно, столичное воспитание парень получить никак не мог. Алкоголик-отец ничего детям не оставил. Пришлось перебиваться не совсем законными заработками. Кроме жены с детьми, у Романа на иждивении сестра и племянница.

— Я Аське не разрешаю аборты делать, — заявил мне этот зверь в человеческом обличье. — Как можно убить дитё только потому, что мало денег? Он же невиновный пока, ни перед кем. Пусть родится и вырастет сперва, а потом уж и спрос с него будет…»

Роман говорил это, а сам смотрел смущённо, заикался. Он не всегда мог подобрать нужные слова, и оттого тушевался ещё сильнее. Материться при мне он стеснялся.

Мы прошли на стоянку, где Роман оставил шестисотый «Мерседес» антрацитового цвета. Когда поехали в город, я сразу обратил внимание на грузовичок «Газель», следующий сзади.

— Во, ведут уже! — весело заметил Брагин. — Ковьяровцы. Смотрят, куда поедем.

— А куда мы едем, Роман Григорьевич?

Я прикидывал, не завернуть ли нам на Литейный. Нужно дать понять «наружке», что мой визит в Питер никак не связан с прибытием Ковьяра.

— Андрей давал распоряжения на сей счёт?

— Он приказал действовать по обстановке. Сейчас попробуем «хвост» сбросить. Плевал я на них, конечно, но всё ж непорядок.

Брагин достал пачку «Мальборо», угостил меня. Говорить было уже не о чем — все детали операции мы давно обсудили. К тому же, кто знает, аппаратура какого класса сейчас стоит в «газели»? Вдруг там слушают каждое наше слово? Пока мы перекидывались нейтральными фразами, всё было в порядке. То, что Роман упомянул ковьяровцев, тоже ничего не меняло. А то мы не знали, кто за нами может следить!

Главное было не дать им шанс сорваться с крючка, почувствовать связь между двумя автономными событиями — моим визитом и предстоящей «стрелкой» с людьми Чёрной Вдовы. Сам я не имел чести лично знать эту женщину, но вот Озирский, оказалось, с ней хорошо знаком. Он и разработал операцию, где, наряду с живыми людьми, участвовал и погибший Эдуард Косарев.

Я одобрил план директора частного агентства поневоле, благо ничего лучшего в моей «конторе» не придумали. Но осуществить замысел на практике поручил Озирскому, чему тот несказанно обрадовался. Такие выходки были вполне в его духе. И вот теперь мы мчались к Петербургу по Пулковскому шоссе. А следом за нами практически в открытую следовали люди Ковьяра. Что ж, тем лучше — скорее наступит развязка.

Путь до пункта назначения предстоял ещё долгий. Чтобы веселее было молчать, я принялся, уже в который раз, анализировать события. Старался не упустить ни одной мелочи, чтобы промах не всплыл в самый ответственный момент, когда исправить уже ничего нельзя. Мне совершенно не обязательно присутствовать при задержании Ковьяра. Ребята, надеюсь, сработают чисто. А эффектных сцен я никогда не любил.

Лишь бы Чёрную Вдову не заподозрили в сотрудничестве с милицией и ФСК! Не свалили на неё провал, не обвинили в том, что заманила Никиту Зосимовича в ловушку. Мы, конечно, всё делаем для того, чтобы выгородить Дарью Юрьевну. А так ситуация вполне нормальная. Мы следили за обеими группировками, и пришли к выводу — лучшего момента для задержания потом не будет. Тем более что Дарья помогала не нам, а конкретно Андрею Озирскому. И то только потому, что группировка Ковьяра сильно ущемила её интересы. В данном случае, интересы ФСК, РУБОПа и бизнес-вумен совпали.

В середине января Андрей выезжал в Пушкинские горы. Там он и встретился с Чёрной Вдовой — в одном из лесных домиков. Очень долго говорил с ней. Конечно, Озирский проделал всё в гриме, и охранники сочли его любовником хозяйки. Никто особенно не удивился. Дарья дала клятву никогда не выходить замуж после гибели супруга, но тайком вполне могла с кем-то встречаться.

Чёрная Вдова против такой трактовки событий возражать не стала. Пусть лучше обвиняют её в мнимом клятвопреступлении и перемывают кости, чем узнают истинную цель визита незнакомца. Ничего страшного, ради благого дела можно потерпеть.

Там они и договорились о главном. Чёрная Вдова отнюдь не возражала против наезда на Ковьяра. Сама собиралась предъявить ему претензии из-за несанкционированного проникновения в компьютерные сети компании, принадлежащей семье Ходза.

Тело Косарева к кому времени уже освободили от внутренностей, забальзамировали и придали лицу совершенно живой вид. Далее Эдуарда облачили в костюм и усадили за накрытый стол. Конечно, снизу тело держали, чтобы оно не упало. В руки Косареву дали нож и вилку, перед ним поставили тарелку. А потом в таком виде сфотографировали.

Судя по всему, Ковьяру и в голову не пришло, что его охранник мёртв. Да и мне в страшном сне не пригрезилась бы подобная мистификация. Кстати, и Андрей был автором этого проекта. Идею подбросил чеченский авторитет по кличке Падчах. Ведь это там, кажется, положено умирать, прислонившись спиной к дереву, что и после смерти наводить ужас на врагов.