Право учить. Работа над ошибками - Вероника Иванова

Третий, когда беда стоит над вами с занесённым мечом и прикидывает, в какое место лучше ударить, а вы шарите пустыми пальцами по земле, пытаясь нащупать выроненное оружие и отползти в сторону, подальше от смертоносного лезвия. Сил, конечно, почти не осталось, но мысль продать жизнь подороже ещё не покинула вашу голову.

И последний, когда вы стоите на пороге пиршественной залы, а беда, расположившись за широким столом, дружески кивает вам, разливает в бокалы вино и машет рукой: мол, заходи, я уж заждалась. Вы заходите, присаживаешься напротив, берёте хрустальный бутон, наполненный тягучим и горьким хмелем, делаете глоток... И всё перестаёт существовать. Вы ещё живы, но вам нет дела ни до мира вокруг, ни до себя. Потому что вы знаете: это предел. Последняя граница, с которой невозможно вернуться. Так вот, Марек был уже у этой границы.

Но если в его глазах по-прежнему видны лучики света, значит, что-то держит парня, держит крепко, не позволяя уйти?

— Рассказывай по порядку.

Он согласно кивнул:

— Вчера, с той гномкой... Ты разговариваешь, а я вдруг чувствую, что думаю не своими мыслями. Думаю: надо заполучить малявку. Потому что она подходит для чего-то.

— Ты сказал: «Юность, не знающая страха».

— Может быть. Вот своих слов не помню, хоть убей! Потом был провал, как раньше; правда, он закончился ещё по дороге, в лесу, но стало только хуже. Словно вернулся домой, да дом без меня занял кто-то другой: иду, волочу на себе гномку, не знаю, зачем, но не могу ни остановиться, ни отпустить её... Словно руки и ноги живут сами по себе.

— А дальше? — спросил я, когда Марек замолчал. — Ты пришёл сюда и..?

— И снова не могу вспомнить, что случилось. Я проснулся уже в комнате, долго не мог пошевелиться. А когда смог, понял: всё плохо.

Он вдруг дёрнулся и приподнялся на локтях:

— Но не это важно. Уходи отсюда!

— Уходить?

— И мальчишку с собой бери, и малявку эту... А если не сможешь, хоть сам уходи!

— Но почему?

— Я не знаю, что со мной, не знаю, зачем притащил из города гномку, вообще ничего не знаю, но мне... страшно. Вдруг этот кто-то другой во мне прикажет убивать? И я... — Марек вдруг всхлипнул. — Я не хочу. Если от моей руки будут умирать люди, Серая Госпожа не примет меня в своём доме.

А и верно, не примет. Оставит бродить по задворкам, там, где грешные души вынуждены вечно страшиться быть сожранными гаарпами — псами Повелительницы Серых Земель. Не знаю, правы ли люди в своих представлениях о мире за Порогом, однако виденное мной свидетельствует: всё может быть. А может и не быть. Но лучше заранее позаботиться о собственном посмертии, пока есть время и средства, не так ли?

Я сел рядом, с минуту смотрел, как тяжело, рваными рывками поднимается грудь Марека в попытках дышать, и всё же решился:

— Ты не виноват в случившемся.

— Хочешь меня успокоить? — грустно улыбнулся русоволосый. — Спасибо. Но не надо, я всё равно умру, и лучше, если не успею натворить новых бед.

— Да, ты умрёшь. Но произойдёт это вовсе не по воле богов, а из корыстного желания безжалостного человека.

Марек непонимающе нахмурился:

— Человека? О ком ты?

— Твоя болезнь вызвана участием «милорда». Проще говоря, он тебя отравил.

— Но как? — Парень выглядел ошарашенным. — Я знаю много разных ядов и обязательно заметил бы!

— Эта отрава иного свойства, чем все прочие на свете. Она живая. Как грибница, которая разрастается и разрастается, пока не сожрёт пень в труху. Но ты ничего не замечаешь, живёшь, как и прежде, пока не становится слишком поздно, чтобы выздороветь.

— Но это... можно лечить?

— Можно. В течение нескольких дней после отравления и при соблюдении определённых условий. К примеру, если не двигаться подолгу, а к тому же ещё и простудиться, лечение вообще не потребуется. Впрочем, вполне возможно, что яд, предназначенный тебе, сильнее того, с жертвами которого сталкивался я.

Русоволосый помолчал, пристально глядя на меня, и сделал единственно возможный из моего признания вывод:

— Ты говоришь так, будто нарочно пришёл сюда.

— Верно.

— Но тогда...

— «Милорд» намеревается отравить весь Мирак. Но беда даже не в том, что люди станут подчиняться его воле, как это делал ты. Гораздо страшнее другое: после своей скорой и неминуемой смерти все они составят войско труповода. Вот тогда угроза гибели нависнет над Западным Шемом и прочими государствами. А ты думал, так и будете в скелетики играть?

В глазах Марека отчаяние дополнилось ужасом:

— Он хочет сначала убить, и только потом... Но ведь и старых костей в земле достаточно! Зачем же убивать?

— Затем, что на каждую кучку костей нужно потратить уйму Силы для поднятия, а тут хватит и нескольких капель. К тому же трупы не будут портиться, оставаясь пригодными и готовыми для нужд некроманта в любой миг. Но, конечно, сначала многим людям придётся умереть.

Забавно. Парень не казался мне излишне чувствительным и боящимся запачкать руки, а на деле вышло иначе: был готов служить некроманту, но восстаёт против убийств. Может быть, виной всему его происхождение? Потомственный лекарь как-никак. Но тогда «милорд» крупно просчитался, обманутый лёгкостью обращения Марека с уже мёртвыми телами. В самом деле, если человек не падает в обморок от вида крови или разложившейся плоти, сие не означает, что он готов бездумно и бесстрастно убивать.

— Это значит, что я тоже...

— Да. После смерти ты станешь его верным слугой.

У меня не было причин жалеть парня, но также не было и причин добивать, просто... Бывают моменты, когда между правдой и ложью нет разницы: кто бы из них ни покинул ножны, смертельный удар парирован не будет.

Молчание. Тяжёлое дыхание, становящееся всё более редким. И спокойное, но решительное:

— Нет. Я не нанимался в услужение после смерти... Не хочу быть одной из его кукол. — Взгляд с робкой надеждой: — Можно тебя попросить?

— О чём?

— Если труп будет сожжён, его же нельзя поднять?

— Разумеется.

— Тогда, как только я умру, пообещай, что сделаешь это!

Не слишком ли много я должен делать для умирающих? Помочь одному, ублажить второго... Впрочем, мне — жить, а стало быть, нести ответ за души, приближающиеся к Порогу и просящие о последней услуге.

— Обещаю.

Он выдохнул и обессиленно опустился на лежанку:

— Хорошо.

— Но прежде позволь спросить — не хочешь ли напоследок отомстить убившему тебя?

— Как?

Я ухмыльнулся, припоминая подробности беседы с Мантией о бродячих духах.

— Есть одна возможность. Но сначала ответь: хочешь?

В глазах русоволосого полыхнула злость: