Право учить. Работа над ошибками - Вероника Иванова

— Я слушаю.

Шелест, тихий-тихий, даже листья разговаривают с ветром звонче. Нет, передо мной не враг и даже не тень врага, а туманная дымка, готовая растаять, как только солнце сделает над горизонтом ещё один шажок.

Что можно почувствовать, встретив давнего и непримиримого, но стоящего у самого Порога врага? Удовлетворение? Азарт последней схватки? Злорадство по поводу бедственного положения своего противника? Наверное. Но я видел перед собой просто осколок прошлого. Очень давнего, всё ещё не забытого, однако слишком тусклого и хрупкого, чтобы выровненные чаши душевных весов хоть немного качнулись. Чем вызвано это странное, почти безучастное спокойствие? А ведь знаю, чем: костёр ненависти погас, угли обратились в пепел, который вспорхнул в небо с первыми же вздохами утреннего ветерка. Потому что как нельзя обвинять кого-то в действиях, свойственных его природе, так нельзя и ненавидеть другое живое существо за поступки — близнецы твоих собственных. Если бы у меня отняли самое дорогое, я бы...

Хм. Несколько лет назад разъярился бы, а сейчас всего лишь задумаюсь: может, так и должно быть? Может, манящий свет сокровища предназначен не для меня? Посижу, поразмышляю, махну рукой и отправлюсь в свою кладовую — разгребать груды того, что имею, но чем ещё не научился владеть...

— Потрудитесь быть кратким, у меня слишком мало сил и ещё меньше желания что-либо делать.

Хм, язвительность никуда не исчезла, значит, разум эльфа всё ещё сохраняет ясность. Нужны ли мне прочие подробности? Нет. Стало быть, пора представиться по всем правилам.

Серебряные иглы покинули промежутки между позвонками, и я в полной мере ощутил витающий в комнате аромат приближающейся смерти. Серая госпожа уже заходила к эльфу. Посидела в соседнем кресле, вежливо осведомилась, когда удобнее прийти, на рассвете или на закате, взъерошила пыль на ветхом паркете пола и коснулась прохладными губами высокого, не знающего морщин лба, оставляя свой знак — знак непреходящей любви, ибо только смерть хранит верность живым от самого рождения до Порога, где встречает и заключает в объятия. На целую Вечность.

Стир’риаги не требовалось открывать глаза, чтобы рассмотреть моё лицо, но серебристые ресницы всё же дрогнули, медленно поднимаясь и позволяя убедиться ещё в одном признаке увядания: лиловая ночь сменилась тоскливыми грязно-серыми сумерками. Когда-то давно эльф, находясь под властью безграничной ненависти, незаметно для себя провёл обряд, похожий на syyth, навсегда впечатав в память собственной плоти образ ребёнка, нелепо, но действенно и безжалостно сокрушившего все надежды, тайные и явные; на опознание врага дяде понадобилось ещё меньше времени, чем племяннику, но то, что я заметил в тусклых глазах, несказанно удивляло.

Уже знакомое по взгляду Мэя чувство. Завершение ожидания, нерадостное, зато приносящее облегчение. Ещё вдох, и всё закончится, плохое, хорошее ли — неважно, главное, больше не будет неизвестности и мучительного выбора из ничего. Будет спокойствие и уверенный шаг вперёд, за дверь, ведущую в новый день, пусть ненастный и трудный, но новый. А плесень прошлого сгорит на огне жаркого очага, разведённом пришедшим. Другом? Врагом? Есть ли разница? Можно ненавидеть дарящего тебе глоток свежего воздуха, можно благословлять. Но какие бы чувства ни пылали в твоей душе, ты не забудешь главного. Того, что он пришёл, когда был нужен, и ни мгновением позже...

Ни разу прежде я не видел Стир’риаги улыбающимся. Как же он становится похож на Кэла! Или, вернее, Кэл на него, потому что дядя всё-таки появился на свет раньше.

— Пресветлая Владычица любит даже самого пропащего из своих детей.

Любит? Разумеется. Но ещё и обожает играть с ними в странные игры.

— Ты пришёл за мной?

В голосе слышатся нотки надежды. Не люблю разочаровывать, однако придётся:

— Нет. За тобой пришёл кое-кто другой.

Стир’риаги задумчиво сощурился:

— Посланец Совета? Что ж, не откажусь от встречи, хотя ещё несколько месяцев назад всячески старался бы её избежать. Полагаю, это старший из моих...

— Младший.

Губы эльфа скорбно сжались.

— Почему он?

— По собственному желанию. Мэй хочет задать тебе вопрос. Всего один.

И я знаю, как ты должен на него ответить. Фрэлл, я хочу, чтобы ты ответил именно так! Но не посмею вмешаться. Не посмею попросить или вынудить угрозами произнести несколько слов, что способны исправить ошибку. Не только мою, но и мою тоже.

— Вопрос... — Новая улыбка появляется на иссохших губах. — И конечно, тебе он известен? Тебе всегда всё известно, ведь так?

— Не всё и не всегда. К счастью.

Он три долгих вдоха смотрел на меня, потом еле заметно кивнул:

— Да, многих вещей лучше не узнавать никогда. Если бы можно было вернуть время вспять, я бы предпочёл отказаться от знаний. Они бесценны, как настоящие сокровища, но вынести их на свет невозможно, а вечно оставаться сторожем тёмной пещеры... Это удел драконов. И только драконы могут с ним справиться, потому что бриллианты откровений — всего лишь игрушки. Для детей. Но кто-то обязательно должен следить, чтобы дети, играя, не поранили себя и других.

Недолгая пауза и печальный выдох:

— Я слишком поздно понял. Люди говорят: лучше поздно, чем никогда. Но вечно забывают добавить, что запоздавшая боль хуже всякой другой.

— Ты сам причинил её себе.

— Верно, — усмехнулся эльф. — А могу я задать вопрос? Тоже один.

— И я должен буду ответить?

— Нет, не должен. Скорее я в долгу перед тобой... За всё. И хочу взять на себя ещё один долг, но о нём позже. А пока... Скажи, каково это, читать в душах?

Недоумённо приподнимаю брови:

— В душах?

— Да. — Он подался бы вперёд, но намерения хватило лишь на судорожное движение головы. — Я умею читать только в глазах, и по твоим вижу: ты не осуждаешь меня.

Не люблю, когда мои чувства оказываются на чужих ладонях. Почти ненавижу. Потому долго и старательно учился прятать свои тайны от мира, но бывают минуты, когда прятки начинают утомлять. Просто устаёшь и не замечаешь, как тщательно установленные щиты падают, обнажая...

Ты всё равно не узнаешь, о чём я думаю, листоухий, но книга чувств раскрылась перед тобой на нужной странице.

— Я не судия.

— Конечно.

— И не палач.

— Знаю. Ты просто останавливаешь качели, на которых... Теперь я понимаю, что заставило тебя появиться на свет: некоторые вещи должны быть уничтожены.

— Не только вещи.

Эльф тихо фыркнул:

— Не только. И многие сами будут молить об уничтожении.

Странная беседа в странном месте при странных обстоятельствах. А может быть, обыденный разговор? И то, и другое. Если отбросить в сторону сор условностей, что остаётся? Умирающий. А на смертном одре врага старые распри уходят за Порог так же легко, как и души. В которых я всё время читаю что-то неразборчивое.