Секс и деньги. Как я жил, дышал, читал, писал, любил, ненавидел, мечтал и пил в мужском журнале - Марк Дэпин

По дороге домой я пересказал свою беседу с шаманом Бартоломе, чтобы удостовериться, что правильно все понял.

В испанском языке очень легко перепутать подлежащее и дополнение. Если верить Бартоломе, то шаман на самом деле сказал, что это я причинил многим людям, среди которых были и женщины, очень тяжелые страдания, и очиститься от этого было не так-то просто.

Когда я выходил в туалет, шаман сказал ему: «У него очень большие проблемы со смертью». Иными словами, он думал, что я пришел к нему, потому что убил кого-то.

– И женщина, – радостно добавил Бартоломе, – похоже, ты ее изнасиловал.

Таким образом, мне следовало молить бога, дедушку и кролика о прощении, потому что я был насильником и убийцей.

Перед очищением я сходил к астрологу майя, просто чтобы убедиться, что в моем гороскопе не будет сказано: «Ни в коем случае не принимайте участие в обрядах очищения».

Я нашел шаманку из La Casa de Nahuales (Дом духов), которая составляла карты души. Она носила длинную черную одежду и по одному кольцу на каждом пальце. Она сообщила, что с радостью окажет мне эту услугу за двадцать пять долларов, потому что составление карты – длительный процесс, «хотя теперь, когда есть компьютеры, это несколько легче».

Компьютеры?

На следующий день я обедал в ресторанчике «У Фриды» в окружении репродукций Фриды Кало, и ко мне подошла американка. Она сразу же задала мне вопрос по-английски, я ответил на него тоже по-английски, и только после этого она спросила по-испански, говорю ли я по-английски.

Сперва я проигнорировал ее, приняв за часть всемирной чумы в виде католиков-евангелистов, которые повсюду преследуют людей, кушающих в одиночестве. Но вскоре она рассказала, что она еврейка, а ее муж, доктор, работает на какую-то благотворительную организацию в Гватемале.

Я уже две недели не разговаривал по-английски, поэтому сразу же выложил ей все, что происходило со мной.

К моему глубочайшему изумлению, она быстро приняла сторону шамана и сказала, что я и впрямь, наверное, убил кого-нибудь, но в другой жизни.

Я рассказал ей о своем нагуале.

– Кролик? – переспросила она и уточнила: – А какого он цвета?

Мне вручили длинный список приношений, которые были совершенно необходимы для церемонии. Максимой и его нагуалы – а нам предстояло общаться именно с ними – очень любили ром и сигары, шоколад, сахар, свечи (не меньше сотни), разнообразные местные травы и растения.

Целое утро мы бродили по рынкам, пытаясь найти cuilcos, о которых Бартоломе никогда не слышал («Мы просто попросим продать их нам и посмотрим, что достанет сеньорита»). Беззубые старухи, заправлявшие магазинами, куда мы заходили, смотрели на нас так, как будто знали, что я был убийцей.

Вместе с Бартоломе мы пережили момент трогательного единения. После того как шаман сказал, что Максимой может прийти ко мне во сне, примерно неделю я не очень хорошо себя чувствовал.

– Тебе страшно? – спросил Бартоломе.

– Немного, – соврал я. – А тебе?

– Есть чуть-чуть, – соврал он. – Но это нормально.

– Точно, нормально, – согласился я.

Через несколько минут рядом с нами взорвались несколько петард. Бартоломе подпрыгнул в воздух на полметра.

Мне нравилась идея очищения. Годом раньше мне пришлось пожать руку человеку, который всегда обманывал меня, с этого момента мне постоянно казалось, что моя рука пахнет дерьмом. В день церемонии мы прибыли к музею с тремя мешками, полными приношений. Бартоломе, которого обеспокоило недопонимание, имевшее место во время нашего прошлого визита, попросил шамана говорить помедленнее.

– И духам тоже придется говорить медленнее, – добавил он.

Шаман рассыпал сахар в виде круга и внутри него нарисовал крест майя. На его окончания он положил четыре огромных плитки шоколада, а из сигар и мистических принадлежностей устроил костер, который запалил при помощи рома.

Пахло приторно-сладко, как в католической церкви. Из-за горевшего табака создавалось ошущение, что я попал в толпу курильщиков. Я преклонил колена перед огнем, и шаман начал вызывать духов.

Мои нагуалы были расстроены, потому что я так и не осознал затруднительного положения, в котором находился. Ничего из того, что я сказал, не убедило их в том, что я не был убийцей. Первые три духа потребовали, чтобы я достиг примирения со своими жертвами.

Я подбросил пригоршню cuilcos, которые оказались частичками древесной смолы, в огонь.

Шаман обратился к духам с просьбой присоединиться к нам, позволить почувствовать их силу. Мне было жарко, но я должен был опуститься на колени перед открытым огнем. Каме – нагуал смерти – все еще дулся на меня, зато орел Тизикин был счастлив, потому что мне было суждено получить от жизни все деньги, богатства и путешествия, которые я только захотел бы. Мне кажется, что Тизикин мог радоваться каждый раз, когда видел перед собой иностранца.

Различным нагуалам требовались свечи различных цветов – их следовало не поджигать, а бросать прямо в открытое пламя. Красная свеча расплавилась, и ее воск потек во двор, как потоки лавы вулкана Фуэго. В пламени плясали духи – их мог видеть кто угодно. Они меняли форму и танцевали, маня меня в огонь.

Шаман приказал сжечь розовую свечу и молить о прошении нагуала, который отвечал за женщин.

Я вспомнил все ужасные поступки, которые совершил в жизни, и готов поклясться, на какой-то момент даже ощутил в воздухе запах духов моей бывшей жены. Бартоломе стоял за моей спиной с фотоаппаратом наготове, чтобы начать фотографировать духов, как только те появятся, и мне хотелось верить в это так же истово.

Шаман завершил мое очищение, обмахнув меня с головы до ног пятью священными листьями, а затем набрал полный рот agua florida – что-то вроде лечебного состава – и выплюнул ее на меня.

На всю церемонию у нас ушел час и сорок пять минут. По совету шамана я обежал вокруг пламени три раза, еще пять раз, еще тринадцать – но все еще не видел и не слышал никаких духов.

У меня закружилась голова, я дышал чистым ладаном, мои ноги горели. Интересно, можно ли было считать это душевным переживанием? Возможно. Бартоломе тоже ничего не почувствовал. Он был разочарован, но настроен философски.

– Многие люди обладают способностью чувствовать присутствие духов, – сказал он, – может быть, это особый дар, а может быть – проклятие.

В Гватемале я все еще продолжал беситься, частично из-за новозеландского отделения АПО, частично – из-за того, что отказался от сложных углеводов и алкоголя. У меня снова развилось «куриное бешенство», но мне удалось направить его в нужное русло. Целыми днями я говорил по-испански, а по вечерам смотрел испанское телевидение. Я даже пытался думать по-испански, но в таких случаях мои мысли были бы ограничены сентенциями вроде «Эта муха очень наглая» или «Твой нагуал требует раскаяния», поэтому для внутреннего употребления я решил оставить английский.