Три сердца и три льва (сборник) - Пол Андерсон

– Не стоит ожидать моего ответа, – сказал я. Можно было бы помолчать, все это давало выигрыш во времени Вирджинии. Но все же молчать было хуже.

– Возможно, вас удастся уговорить. – Эмир задумчиво глядел на меня.

Происходи дело в кино, я бы ответил, что вышел на луг собирать маргаритки. Я безостановочно острил бы, пока они плющили в тисках мои пальцы. Но в реальной действительности их методы были слишком реальны.

– Ладно, – сказал я, – меня послали в разведку.

– В одиночку?

– Нет. Нас было несколько. Надеюсь, они удрали.

Возможно, это займет его ребятишек на некоторое время. Пусть порыщут…

– Лжете, – быстро сказал он.

– Если вы мне не верите, ничем не могу помочь, – пожал я плечами.

Его глаза сузились:

– Скоро я выясню, говорите ли вы правду. Если нет, то пусть тогда вас милует Иблис.

Я не смог с собой справиться и вздрогнул. Лоб покрылся бисеринками пота. Эмир рассмеялся. Это был неприятный смех – какой-то рык с завыванием, ворочающийся в жирной глотке. Как у тигра, забавляющегося с добычей.

– Обдумайте свое решение, – посоветовал он и углубился в изучение расположенных на столе бумаг.

В комнате сделалось совсем тихо. Стражники замерли, словно отлитые из бронзы. Сонная физиономия юнца в тюрбане. За спиной эмира в окно глядела тьма ночи. Громко тикающие часы и шорох бумаг. Казалось, это только усугубляло тишину.

Я вымотался, голова болела, в пересохшем рту – мерзостный привкус. Я не имел права упасть, и от усилий моя крайняя физическая измотанность усугубилась еще больше. Мне пришло на ум, что эмир, должно быть, боится нас, если приложил столько сил, чтобы захватить одного-единственного пленника. Честь и слава американцам. Но меня это мало утешало.

Мои глаза изучали обстановку. Особо смотреть было не на что: обычная гостиничная обстановка. Эмир загромоздил свой стол множеством всякой всячины: круглый кристалл (бесполезный, потому что мы тоже создавали помехи), прекрасной работы алмазная ваза (выкраденная из чьего-то дома), набор отличных хрустальных рюмок, коробка для сигар из кварцевого стекла, графин, наполненный чем-то, что выглядело хорошим шотландским виски. Я решил, что эмиру нравится все хрустальное и прозрачное.

Он захотел попотчевать себя сигарой, мановением руки открыл сигарницу, и «гавана» вплыла ему в рот и самовоспламенилась. Одна за другой лениво тащились минуты. Пепельница время от времени воспаряла вверх, чтобы получить очередную порцию пепла. Все, что эмиру было сейчас нужно, – вот так медленно поднимать и опускать пепельницу. Такой толстяк, пребывая в шкуре огромного оборотня, нуждался в комфортном отдыхе.

Было очень тихо. С потолка сиял ослепительный свет. В нем было нечто чудовищное, неправильное. Наши обычные добрые огни святого Эльма производства «Дженерал электрик», сверкающие над увенчанными тюрбанами головами…

Я уже начал отчаиваться, когда неожиданно блеснула идея. Способа воплотить ее в жизнь я пока не видел, но, хотя бы для того, чтобы быстрее прошло время, начал составлять заклинание.

Вероятно, прошло с полчаса (хотя мне показалось, что прошло полстолетия), когда открылась дверь и трусцой вбежал фенек – африканская пустынная лисичка. Оборотень скрылся в темной кладовке, чтобы совершить превращение. Эмир проводил его взглядом.

Вошедший, естественно, оказался карликом, едва ли в фут ростом. Он простерся ниц и затараторил прерывистым фальцетом.

Эмир медленно развернул свой подбородок ко мне:

– Мне сообщили, что не найдено никаких признаков следов, кроме ваших. Вы лгали.

– Разве я не сказал вам? – спросил я. В горле у меня словно провели наждаком. Чужое было горло. – Мы применяли сов и летучих мышей. Волком был только я.

– Лжете, – сказал он невыразительно. – Я знаю не хуже вашего, что летучие мыши-оборотни могут быть только вампирами, а все вампиры – как это у вас называется? – белобилетники.

Это была правда. Вампиры непригодны к военной службе. Некоторые кабинетные генералы без конца вопрошают, почему бы не создать подразделение дракул. Ответ тривиален. Вампиры слишком уязвимы и легкомысленны, они не выносят солнечного света. Если не получат без перебоев своей порции крови, то способны наброситься на своих же товарищей, и их невозможно использовать там, где есть солдаты-итальянцы. Я проклял себя, но мой разум слишком оцепенел, чтобы придумать выход из этого затруднительного положения.

– Полагаю, кое о чем вы умалчиваете. – Эмир махнул рукой графину и рюмкам. Графин вылил из себя порцию виски, которое эмир принялся неторопливо потягивать.

Правящая Халифатом секта – еретичка еще и своим отношением к спиртным напиткам. Главари секты утверждают, что, хотя Пророк и запретил вино, насчет пива, джина, виски, коньяка и рома он ничего не говорил.

– Придется использовать более действенные меры, – сказал наконец эмир. – Я надеялся избежать этого.

Он кивнул охране.

Двое держали меня за руки. А обрабатывал паша. У него это хорошо получалось. Фенек-оборотень наблюдал с жадностью. Эмир попыхивал своей сигарой и продолжал заниматься бумагами.

Через несколько долгих минут он приказал прекратить. Меня отпустили, даже поставили рядом стул – он мне действительно был крайне необходим.

Я сел, тяжело дыша. Эмир мягко поглядел на меня.

– Я сожалею, – бросил он. – Мне это не доставило удовольствия…

Странно, но я ему поверил.

– Нам бы хотелось надеяться, что вы проявите благоразумие и нам не придется повторять эту процедуру. Кстати, не хотите ли сигару?

Отлупите человека, чтобы на нем живого места не оказалось, а потом продемонстрируйте ему свою доброту. Вы изумитесь, как часто он после этого, разрыдавшись, ломается.

Сигару я взял.

– Нам необходимы сведения о вашей армии и планах командования, – сказал эмир. – Если вы согласитесь сотрудничать и примете истинную веру, вы сможете занять среди нас почетное место. Нам в Халифате по душе хорошие люди. – Он улыбнулся. – Когда война кончится, вы, если того пожелаете, сможете набрать гарем в Голливуде.

– А если я не расколюсь? – пробормотал я.

Он развел руками:

– Тогда у вас никогда не появится желания завести гарем.

– Дайте подумать. Это все нелегко…

– Пожалуйста, думайте, – вежливо ответил он и вернулся к бумагам.

Я сидел, расслабившись, и гнал дым сквозь глотку, с силой выдувая его обратно. Их техники могут снять чары армии только в том случае, если я дам добровольное согласие. А мне его давать не хотелось.

Предположим, окно за спиной эмира означает для меня шанс упасть с высоты двух этажей на мостовую. Скорее всего, я просто разобьюсь насмерть. Но это более предпочтительно по сравнению со всеми другими предоставленными мне возможностями.

Я повторил про себя составленное мною заклинание. Настоящий специалист должен знать по крайней мере один мертвый язык – латынь, греческий, классический арабский, санскрит, древненорвежский и так далее, согласно общепринятым основаниям симпатических наук. С помощью обычных, повседневных слов на сверхъестественные феномены особо не повлияешь – не считая некоторых обыденных штампов того минимума, который необходим, чтобы управиться с окружающими нас в повседневной жизни механизмами. Я в этой области специалистом не был.

Тем не менее я очень неплохо владел одним экзотическим диалектом. Я не знал, сработает ли он, но вдруг да получится. Я решился. Мышцы мои напряглись и дернулись. Столбик пепла моей сигары обломился, я ткнул окурок в пепельницу, и когда я поднял сигару снова, на ней собралось немного пепла от сигары эмира. Я повторил про себя рифмы, поднес сигару ко рту и пробормотал заклинание:

О огонь, ты чист и светел,Ты горишь неутомимо,Жаркий пепел, чистый пепел,Отправляйся в глаз эмира!

Потом зажмурил правый глаз и поднес пылающий кончик сигары прямо к веку. Эмирская «Эль Сумо» подскочила и воткнулась в его правый глаз. Он завизжал и опрокинулся на спину.

Я вскочил и прыгнул. Фенек-оборотень был в зоне моей досягаемости. Тыльной стороной ладони я врезал ему по тощей грязной шее и содрал болтающийся на ней фонарик.

Охрана взвыла и скопом ринулась на меня. Я перелетел через стол и, прихватив по дороге графин, оказался рядом с эмиром. Обезумев от боли, он вцепился в меня. Его глаз превратился в страшную рану, на которую нельзя было смотреть без ужаса.

Замахнувшись графином, я завопил:

Я свободен, словно свет,Для меня преграды нет,И, лишившись всех преград,Я свободе страшно рад!

Стишки были вшивые и могли не сработать, если бы эмир осознал, насколько они вшивые. Но я высвободился и запустил графином в охрану.

А затем и шар, и пепельница, и чаша, и рюмки, и все остальное отправилось вслед за графином. В воздухе было не продохнуть от битого стекла.