Сага о Головастике. Начало - Александр Нерей

— Я закончил. Иду дальше спать. Мне сегодня в школу, между прочим, — громко доложил неведомым зрителям.

Тотчас из соседского двора, который через улицу, также сквозь забор, пулей вылетела Кукла и весело заметалась по улице.

— Радуется, как кутёнок, хоть и мёртвая. Зачем её показываете? Чтобы ничего не боялся? — спросил у морока.

Вместо ответа сквозь калитку того же двора вышли две женщины. Они обе были в чём-то белом и тоже светились изнутри тем же таинственным светом. Я мигом присел от охватившего ужаса и затаился.

Одна женщина вывела другую на дорогу и, пока другая осталась стоять, первая вернулась к калитке. Проходить обратно она не стала, а распахнула калитку, потом нагнулась и что-то переставила на земле, чтобы та не закрылась. Потом вернулась к стоявшей на улице, взяла из её рук какую-то вещь и, тронув подругу за плечо, начала ей что-то объяснять. Было понятно, что вторая тётенька не хотела уходить, потому как всё время оглядывалась и показывала рукой на дом во дворе.

— Кто это? Да кто это там? — в нетерпении спросил я у морока, но мне снова не ответили.

Светившиеся тётеньки закончили беседовать и двинулись в мою сторону. Я на цыпочках пошёл от них по тротуару в сторону перекрёстка, но галька под ногами так громко захрустела, что мне пришлось не прятаться, а просто шагать, будто по каким-то делам.

Тётеньки шли медленно, но нагоняли меня, и уже скоро я почти разглядел ту, которая не хотела уходить. Она шла, смотрела вперёд ничего не видевшими глазами, и всё время оборачивалась. Вторая и, как я понял, главная, обеими руками несла перед собой непонятную вещицу, и всю дорогу смотрела только вниз на дорогу.

Любопытство пересилило страх, и я решился выйти навстречу женщинам, чтобы хорошенько их рассмотреть. «В конце концов, это же морок», — убедил себя и начал возвращаться домой, но не по тротуару, а посереди улицы, будто что-то забыл.

«Батюшки! Это же тётя Лиля», — разволновался я, когда угадал ту, которая не хотела уходить. «А кто её из дома уводит?» — начал разглядеть старшую точно также одетую женщину, которая держала стеклянную банку литра на три или чуть больше.

— Дилинь-динь, — звякнуло над темечком, и я замер как вкопанный.

«Что случилось?» — спросил позвонившую, но она осталась безмолвной.

«Кто уводит тётю Лилю?» — решил дознаться у хозяйки колокольчика.

— В глаза не смотри, — ответили мне голосом мамы. — Добрая идёт. Поклонись.

Я склонил голову и отшагнул в сторону. Причём, ничего этого сам не делал, а пребывал в странном оцепенении и по своей воле не мог даже пальцем пошевелить.

«Я вам что, марионетка?» — запричитал у себя в голове, пока не осознал, о чём сказала душа голосом мамы.

«Добрая – это добрая тётенька? А добрая тётенька – это Смерть? Получается, Тётя Лиля…» — не успел скумекать, как обе женщины поравнялись со мной.

— Зачем вышел? — строго спросила Добрая, проходя мимо.

Ничегошеньки не смог я ответить, а всё также стоял и смотрел под ноги. Волосы танцевали кадриль, проснувшиеся мурашки метались по всему телу и со страху прятались за спины друг дружки, а я, вдобавок ко всему, стал истуканом.

Откуда-то слева подбежала моя светившаяся любимица, бодро повиляла хвостиком, пару раз подпрыгнула, пытаясь лизнуть в лицо, но каждый раз проваливалась сквозь меня и улетала за спину. Затем она виновато тявкнула на прощание и увязалась за женщинами. Я заплакал горючими слезами от жалости по умершей тёть Лиле, по Кукле и неожиданно почувствовал, что мне возвратили способность двигаться.

Сначала посмотрел на остановившихся на перекрёстке женщин, потом на убегавшую за угол Куклу. Добрая высоко размахнулась и разбила стеклянную банку о середину перекрёстка. И разбила с такой силой, что осколки звякнули и разлетелись, а содержимое банки развеялось тёмным дымком.

Я решил догнать Добрую и тётю Лилю чтобы спросить, что они разбили, но сделав пару шагов замер от жёсткого и властного окрика.

— Не ходи за нами! — то ли в голове у меня прозвучало, то ли услышал от одной из женщин.

— А что вы разбили? Я там босиком бегаю, а они стёкла колотят, — крикнул я женщинам.

— Отстань. Так и быть, предупрежу, когда у Насти время закончится. Дам тебе пять дней. Запомни. Пять, а не девять, — снова меня строго и властно отчитали то ли в голове, то ли наяву.

Оцепенения я не чувствовал, а потому рванул к перекрёстку, проследить, куда это они собрались мимо дедова двора и, если получится, уточнить, что же это за пять дней.

Когда добежал до угла и выглянул, увидел, как дед стоял посреди улицы и кланялся женщинам так низко, будто у него не было радикулита.

Добрая на ходу кивнула и прошла мимо Павла, уводя тётю Лилю в серую утреннюю даль. Я поморгал, пытаясь как можно дальше проследить, куда пойдут женщины, но они исчезли перед первым отблеском встававшего солнца.

Павел развернулся и поплёлся к скамейке, а я вышел из-за угла и направился к нему за ответами.

— Здоров ли, старый? А то Добрая с утра пораньше бродит, — приветствовал деда и уселся с ним рядом.

— Здравствуй, внучек, — вежливо поздоровался дедуля, но глаз не открыл.

— Спишь? Я бы тоже спал, если бы блошки не покусали. Спросить можно, соня?

— Спрашивай, — разрешил дед.

— Добрая увела тётю Лилю насовсем?

— Смерть – это всегда насовсем.

— А Кукла – это привидение было?

— А они все, считай, привидения. И Лилечка, и Кукла твоя, и Добрая. Только Добрую все из нас запросто видеть могут, когда она в чёрном наряде. Когда ходит промеж людей по своей смертельной надобности. И присказка такая есть: «В чёрном рыщет – жертву ищет. Ходит в белом – занята делом». Это всё о ней, — объяснил дед и продолжил дремать.

— А калитку тёть Лилину зачем открытой оставили?

— Обычай такой. Пришла беда – отворяй ворота. Разве не знаешь? Чтобы не шумели, не кричали, не смеялись, не баловались. Чтобы понимали, что в этом дворе беда грянула, и если могут помочь, то и помощь оказали.

— Это всё для меня чересчур. Ты лучше скажи, что они на перекрёстке расколошматили? Осколков не видать вроде, но, всё равно, босиком там бегать больше не буду, — решил я