Цена Рассвета - Татьяна Апраксина

Теперь же извне проникало настойчивое, упрямое ощущение родства не только с сестрой, но и с парой, сидевшей напротив. Аларья поочередно переводила взгляд на секретарей, но оба — и одышливо пыхтящий толстый Щавин, и неискренний Дзиро — казались посторонними. Существами из других галактик; нет, даже не так — просто иными существами, почти нереальными, полупрозрачными.

Реальны были четверо, сидевшие в центре комнаты. Арья. Фархад. Бранвен. Она сама…

Они отбрасывали тени; остальные — нет.

Каждый казался близким, понятным — даже упрямый гордец, завзятый игрок Наби. Аларья не испытывала к нему неприязни, скорее уж осторожное уважительное сочувствие. Что-то ударило его, больно, почти нестерпимо, но не сломало. Все, что она видела — боль ожога и попытки забыться, убежать от нее. Опасен, несомненно — и все же близок, важен.

Арья…сестра. Хрупкая, неуверенная, действующая по шаблонам, реагирующая, как положено по роли в назначенной ей пьесе; превратившая всю свою жизнь в череду пьес. Нуждающаяся в тепле, помощи и защите. Столько лет чужая — но оказалось, что неприязнь фальшива, а родство истинно. Сорняки мелких обид на границе участков можно и нужно выполоть.

Белл. Отражение памяти? Постричь его накоротко, заставить сбросить десяток килограмм, и будет почти что Глор; достаточно, чтобы обманываться на ощупь, на слух. Нет, другой, совсем другой. Проще, намного проще; но при этом цельный, сильный и искренний. Не учитель и не старший товарищ, равный… а привлекателен вовсе не этим. Нет никаких причин и рациональных объяснений, но не хочется отрывать взгляд от того, как кладет ладони, строго параллельно, как едва заметно поводит плечами под белым кителем, как без типичной синринской заносчивости улыбается, кивает словам Арьи. Вполне достаточно, чтобы вытеснить из памяти призраков прошлого…

— Кажется, мы кончили, — сказал белобрысый, постучав указательным пальцем по последней строке на листе.

Аларья закусила щеку, чтобы не рассмеяться — но не помогло. Через пару секунд хохотали все, кроме Дзиро и самого Белла.

— Не вносите эту реплику в протокол, — сказала консультант Новак.

— А в чем дело? — удивился кайсё.

Ответом ему был новый взрыв хохота. «Мы полные непрофессионалы, — подумала Аларья. — Мы — команда, старательно собранная из людей, непригодных к дипломатии. Нас в любой момент можно обвинить в некомпетентности, аннулировать все результаты и с треском выставить вон со службы. Но мы — команда; мы отбрасываем тени на все сущее…».

Арья второй раз в жизни попала на космическую базу. В прошлый раз Анджей неотступно следил за каждым ее шагом, мешая превысить суточную норму воды и сделать еще десяток глупостей. Правила здесь были даже жестче, чем на военных транспортниках. Угнетала необходимость перед каждым действием читать инструкцию. Правила пользования душевой кабиной, унитазом, кондиционером, мусорным баком, бытовой техникой… устрашающих объемов свод документов и предупреждающие надписи, заботливо размещенные повсюду.

Обнаружилось, что даже привычный набор лекарств нужно откорректировать с учетом особенностей функционирования организма в космосе. Кроме неожиданно хорошего настроения, никаких особенностей Арья в себе не замечала, Она боялась, что не сможет уснуть в одиночестве, что до утра будет вспоминать фокусы Наби и допущенные промахи, но оказалось, что бокал вина за ужином — прекрасное средство от любых обид и огорчений.

Ужин прошел очень гладко; если говорить языком протокола, то «в обстановке взаимопонимания и добрососедской расположенности». Никто больше не касался спорных исторических моментов, не поддевал друг друга. Аларья и белобрысый военный напропалую шутили. Оба вцепились в случайную реплику Арьи, что, может быть, завтра придет отказ и придется прорабатывать все по новой, начали развивать ситуацию и довели до абсурда.

Генералмайор Кантор любовалась ими, смакуя отличный крепкий кофе. Высокие, под стать друг другу — мужчина на полголовы выше, с одинаково прекрасной осанкой, уверенные и раскованные. На Вольне слово «аристократия» считалось бранным — так называли синринские высшие классы, жившие за счет угнетения остальных, — но сейчас Арье казалось, что у него может быть и второй смысл: благородство, изысканность манер, достоинство.

Потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить: эта парочка вовсе не относится к элите своих планет. Одна — девочка из провинциального городка, другой — выходец из низкого сословия Синрин. Тем приятнее было смотреть на обоих. Всего, чем они обладали, оба добились сами.

Арья повела носом. Обоняние часто подсказывало ей, как люди относятся друг к другу. Кажется, у нее на глазах рождалось взаимное увлечение. За глухой стенкой светского нейтралитета оба прятали отчетливое возбуждение и обоюдное желание. Может быть, они сами еще не понимали, что происходит, но Арья уже знала.

После ужина сестра пошла следом за Арьей; та не сопротивлялась. В тесной каюте можно было сидеть только на койке, друг рядом с другом, но такая близость уже не раздражала. Невинный разговор длился минут пятнадцать — перемыли кости синринцам, вновь выругали секретаря. Потом Арья нелестно высказалась об идее Анджея послать их вместо более компетентных специалистов.

— Тебе не нравится, что он настолько тебе доверяет? — после паузы спросила сестра.

— Э… я вижу, он и тебе мозги запудрил всей этой ерундой. Какое доверие? Это просто сброс балласта… — Арья не хотела откровенничать на тему своей семейной жизни, но ее вдруг понесло. — Типичные его фокусы. Самую грязную рискованную работу сваливать на самых ненужных.

Аларья подняла голову, тяжело и недобро взглянула на сестру. В упор.

— Ты никогда не умела ценить хорошее отношение и любовь. Что в детстве, что сейчас не выучилась…

— Дура! — едва не ударила ее по щеке Арья. — Хорошее отношение? Любовь? Родителей, да? Это вокруг тебя всегда прыгали, с твоими кружками, танцами и музыкальной школой. Аларье нужно то, ей нужно это, она не может ходить в обычную школу, она не может носить такие туфли! Мне доставались объедки с твоего стола… их ты предлагаешь ценить? Ну ты и дрянь…

— Я дрянь? Я? Это ты с пятого класса звенела на весь город, шаталась по всем помойкам со всякой швалью, а тебе прощали все, совершенно все! Любые выходки, любые пакости! Это вокруг твоих писем раз в полгода родители плясали до следующего. Арья будет штурманом, Арья отличница учебы, Арья то и Арья се… а меня для них просто не было! Ты меня еще музыкальной школой попрекать будешь — да меня туда засовывали, чтоб с глаз долой… А ты, ты… Ты уехала, и оказалось, что у них одна дочь, и кто бы это был? Я? Хрена с два!