Чаша и крест - Нэнси Бильо

— Я никогда от этого не излечусь, как вы изволили выразиться. А уж тем более ни за что на свете не прибегну к вашей помощи.

И, не дожидаясь, что он на это скажет, я вышла из комнаты, все еще сжимая в руке кинжал. Отправилась прямиком в спальню, закрыла за собой дверь и заперлась на ключ.

Только этого мне еще не хватало! Жаккард никогда прежде не делал подобных поползновений и ни разу не давал мне понять, что я привлекаю его как женщина. Честно говоря, я с самого начала боялась, что, играя роль замужней дамы, попаду в какое-нибудь нелепое или двусмысленное положение. Правда, Юстас Шапуи лично уверял меня, что ни малейшей опасности нет.

— Вашей добродетели ничего не угрожает, — ворковал он.

Но Шапуи сейчас в Антверпене, а мы с Жаккардом Ролином делаем одно общее дело, и он только что предложил мне лечь с ним в постель так естественно и непринужденно, будто речь шла о совместной загородной прогулке.

Я лежала на кровати, и перед глазами невольно возник образ Эдмунда. Теперь, когда прошло время, я с еще большей ясностью поняла, что женитьба ему только повредила бы. Свою жизнь он должен посвятить одному лишь Богу, именно в этом истинное его призвание. Чувство, которое мы испытывали друг к другу, по природе своей сугубо земное, и нам нельзя было поддаваться ему. А мне сейчас ничего не остается, как только молиться об успехе своей миссии. Я услышу наконец третье пророчество и буду знать, что нужно делать, чтобы остановить безумства Генриха VIII. А когда государство будет восстановлено в прежнем виде, мы с Эдмундом сможем вернуться к той целомудренной жизни, которой желали всей душой, к жизни в доминиканском монастыре.

В моей комнатке имелось всего одно маленькое оконце, и жара этой июльской ночью была просто невыносимая. С каждым часом становилось все более душно. Ночная сорочка на мне взмокла от пота. Было очень неприятно, словно я и не христианка вовсе, а какое-то животное. За окном стояла тишина, не слышно было ни звука. Жители Сент-Полс-роу строго соблюдали предписание не выходить из дома в темное время суток. На нашей улице было мало деревьев, и в окошко не долетало даже пение ночных птиц. Поэтому, когда послышались странные звуки, я сразу их уловила.

Сначала мне показалось, что это мяукает голодный котенок. Но звуки становились все громче, все отчаянней, и я подумала, что это орет уличная кошка, может быть, даже не одна. Я встала с постели и подошла к двери. Меня охватила растущая тревога: я уже не сомневалась: где-то неподалеку скулит и повизгивает какой-то человек. Скорей всего, женщина, и женщине этой очень больно. В доме нынче ночью никого, кроме Нелли, не было — шагов Жаккарда, обычно ночующего в соседней спальне, я не слышала. Вообще-то, Нелли не была моей служанкой, как Кити, например: она служила Шапуи. Но я чувствовала свою ответственность за то, чтобы с юной девушкой не случилось ничего дурного. В одной лишь ночной сорочке, вооружившись тупым кинжалом, я отперла дверь и двинулась вперед, намереваясь найти источник загадочных звуков.

Стоя на верхней площадке возле лестницы, я уже абсолютно точно могла сказать, что это не кошка: голос был явно женский. Неужели Нелли? До меня доносились хриплое дыхание и стоны, словно кто-то сильно страдал от боли. Мне стало страшно. Я осторожно спустилась вниз. Стоны почему-то повторялись в определенном ритме. Казалось, боль, которую переживает эта женщина, не усиливается, но и не проходит.

Как можно тише я подкралась к спальне Нелли, расположенной рядом с кухней. Звуки определенно раздавались внутри. Я уже коснулась двери и хотела было толкнуть ее, как вдруг из комнаты донесся еще чей-то голос:

— Вот так… Да, да… Вот так… Так… Еще… Еще…

Я узнала шепот Жаккарда.

В ужасе я бросилась прочь и в спешке уронила на пол кинжал. Поднимать его не стала, не хотела терять ни секунды на поиски его в темноте. Как теперь я буду смотреть Жаккарду и Нелли в глаза?

Вбежав в спальню, я заперла дверь. Снова растянулась на влажных простынях и молила Бога послать мне сон. Наконец дремота одолела меня, и утром я проспала дольше, чем обычно.

Одеваясь, я услышала снизу чьи-то голоса. Кажется, Жаккард что-то спокойно обсуждал с сеньором Хантарасом, а Нелли накрывала на стол, ставила перед ними хлеб и утренний эль. Хантарас приходил в этот дом регулярно, но обычно по ночам. Смуглое лицо выдавало в нем чужеземца, а после того как повсюду распространились слухи о надвигающейся войне, лондонцы стали относиться к иностранцам как никогда подозрительно и даже враждебно.

— Позвольте пожелать вам доброго утра, — проговорил, увидев меня, Хантарас с обычной своей учтивостью.

Я бросила взгляд на пол. Кинжала возле двери Нелли не было. Служанка упорно отводила глаза.

Наконец сеньор Хантарас ушел.

— Господин Ролин, — сказала я, — можно поговорить с вами с глазу на глаз?

— Конечно.

Жаккард встал, отряхнул с камзола крошки хлеба. В уголках его карих глаз сверкнули искорки.

Как только мы оказались там, где нас не могла слышать Нелли, я повернулась в нему:

— Сударь, вы ведете себя бесстыдно, и я требую немедленно это прекратить.

— Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду, — ответил он. — А то, признаться, я в последнее время много чего натворил.

— Мало того, что вы совратили служанку, так теперь еще превращаете это в предмет насмешки! — Голос мой дрожал от возмущения. — Это отвратительно. — Я сделала выразительную паузу и заключила: — И сами вы мне отвратительны.

Сунув руки в карманы, Жаккард покачивался передо мной с носков на пятки.

— Но что же делать, иначе мне никак нельзя. Ведь юные служаночки хороши не только в постели… лучших осведомителей, от которых всегда можно узнать, чем занимаются их хозяйки, во всем свете не сыщешь. Вот, например, в Дартфорде…

Уразумев, о чем он толкует, я взорвалась:

— Так вы, значит, совратили и Кити тоже? А я-то гадала, откуда вам все было известно… Да вы знали о каждом моем шаге, были осведомлены обо всех моих планах!

Он широко улыбнулся.

— Я не могу… и не стану больше вам помогать! — выкрикнула я ему в лицо. — Что скажет о вашем непристойном, распутном поведении посланник Шапуи? А сеньор Хантарас? Будьте уверены, я найду способ сообщить им о том, что здесь произошло сегодня ночью.

Теперь Жаккард вынул руки из карманов. Веселые искорки в глазах его погасли.

— Ну, хватит, я сыт по горло вашим визгом… Подумаешь, оскорбленная добродетель. Вы что, думаете, я сплю с этими девицами только удовольствия ради? Ошибаетесь, Джоанна Стаффорд. Я сплю с ними еще и потому, что хочу как можно лучше выполнить приказ, полученный мной от самого императора: «Как зеницу ока беречь Джоанну Стаффорд и доставить ее в Гент в целости и сохранности, а также уничтожать всякого, кто ей угрожает или может помешать ей осуществить важную миссию во благо нашей империи». Признайтесь, вы ведь не имеете ни малейшего понятия о важности собственной миссии, да?

— Вы что, за круглую дуру меня принимаете? — чуть ли не взвизгнула я. — Мне прекрасно известно, что было сказано в пророчестве: меня призовут для свершения какого-то дела, и это решит судьбу нашего государства.

Жаккард рассмеялся:

— Вашего государства? Этого мрачного туманного острова? Неужели вы думаете, что ради этого мы тратим на вас так много средств и усилий? Император Карл и король Франциск — самые могущественные государи во всем христианском мире. А этот ваш король… ну да, он тоже играет свою роль, маленькую, но, к несчастью, довольно важную. Генрих Восьмой может изменить политическое равновесие, соотношение сил. И если воспользоваться ситуацией с умом, триумф императору Карлу обеспечен. И вы поможете ему сделать это, именно вы. Таково предсказание.

Услышав эти слова, я чуть сознание не потеряла. На меня словно бы свалился страшный груз. Вот так откровение: да это же ужас что такое, просто кошмар, и мое обязательство сотрудничать с испанцами тоже настоящий кошмар. Так, значит, они считают, что в результате каких-то моих действий не только восстановится истинная вера в Англии, но и изменится политическое равновесие во всем христианском мире!

— Чье предсказание? — Я наконец пришла в себя и смогла раскрыть рот. — Если я играю такую важную роль, то почему вы упорно не говорите, кто этот ваш третий провидец? Почему используете меня вслепую?

— Вы обязательно узнаете все в свое время, — ответил Жаккард. — А сейчас я скажу вам кое-что другое. Этот ваш король из династии Тюдоров… жестокость его растет с каждым днем. Возможно, от страха перед вторжением, а может быть, от злости на Папу, из-за того, что буквально все католики ополчились против него. А возможно, причина в том, что у Генриха сильно болит нога. Мне доносили, что он спать по ночам не может от боли. Трудно сказать, отчего человек способен превратиться в такое чудовище.