Римская история в лицах - Лев Остерман

Об этом стоит поразмыслить. За Альпами рабов ждала свобода. Разделившись на вооруженные отряды по направлениям следования, они могли вернуться к себе на родину: в Галлию, Македонию, Сирию, на просторы скифских степей. Они предпочли остаться в Италии. Почему?

Я рискну подвергнуть сомнению, казалось бы, бесспорный тезис: «Рабы мечтают о свободе». Не о свободе, а в лучшем случае — о «воле», понимаемой как произвол. Свобода — понятие общественное. Она предполагает свободу всех, а значит, соперничество или сотрудничество, но в любом случае — труд и признание законов, запрещающих произвол. Изуродованная рабством психология не приемлет такой свободы. Раб легко становится грабителем, насильником и трудно — землепашцем и гражданином. Он научился ненавидеть труд и завидовать всевластию господина. Ненависть и зависть — родимые пятна раба. Его помыслами владеет жажда мести за перенесенные унижения. Чтобы стать свободным, надо убить в себе раба. Это труднее, чем убить своего господина.

Между тем, не на шутку перепуганный сенат счел за лучшее поступиться формальностями и, отозвав консулов, поставил во главе всего римского войска претора Марка Красса — одного из лучших полководцев Суллы (и давнего соперника Помпея). Прибыв к войску, Красс суровыми мерами восстановил его дисциплину и боеспособность. В связи с одним случаем бегства с поля боя он для пятисот беглецов даже назначил децимацию (кстати, в военно-уголовном законодательстве европейских государств децимация сохранялась до середины прошлого века. В России она была отменена лишь в 1868 году!). После этого Красс повел свое войско на повстанцев.

Спартак благоразумно уклонился от сражения и прошел на самый юг Италии. Оттуда он с помощью пиратов рассчитывал перебраться в Сицилию, чтобы поднять на восстание многочисленных сицилийских рабов. Пираты обманули, и подошедший вскоре Красс запер его в самом «носке» итальянского «сапога». Римский полководец приказал своим солдатам вырыть глубокий ров поперек всего полуострова (длиной в 55 километров) и вдоль него возвести стену. Наступила зима. Припасы у осажденных подошли к концу. Снежной и бурной ночью Спартак засыпал на малом участке ров хворостом и, прежде чем римляне заметили, успел перевести через него значительную часть своего войска. Красс вынужден был снять блокаду и последовать за Спартаком.

Вот в этот-то драматический момент и прибыл в Италию Помпей. Красс ранее писал сенату о необходимости вызвать войско из Испании. Теперь он об этом сожалел. Ему стало известно о раздоре в лагере повстанцев, и он мог рассчитывать справиться с ними сам. Он понимал, что в случае участия в заключительных сражениях Помпея вся слава достанется победителю Сертория. Красс форсировал военные действия. Сначала ему удалось разгромить отделившуюся от основной массы часть рабов. Вскоре и сам Спартак под давлением своих воинов вынужден был дать решительное сражение. Плутарх сообщает, что перед началом битвы к нему подвели коня, но он убил его, говоря, что в случае победы получит много хороших коней, а в случае поражения не будет нуждаться и в своем. Так и случилось. Сражение было проиграно, рабы бежали, Спартак пытался пробиться к Крассу, но это ему не удалось. Окруженный со всех сторон, он сражался до тех пор, пока не пал мертвым. Восстание гладиаторов и рабов было подавлено. (Поразительно могущество литературы! Ну кому известно имя Евна — руководителя первого восстания сицилийских рабов, которого римляне не могли одолеть в течение шести лет?! А бессмертное имя Спартака носят сотни спортивных клубов во всем мире, скандируют тысячи болельщиков на футбольных матчах. И все благодаря сентиментальному роману Джованьоли!)

Все же Помпею удалось сделаться соучастником этой «великой победы» римского оружия. Отряд примерно из шести тысяч рабов сумел оторваться от Красса и уйти на север. Здесь он наткнулся на испанское войско Помпея, спешившее к театру военных действий. Рабы были окружены, схвачены и распяты на крестах вдоль всей дороги от Капуи до Рима. Помпей поспешил донести сенату, что Красс разбил гладиаторов в открытом бою, а он, по его выражению, «вырвал победу с корнем».

Гней Помпей был, бесспорно, отважным воином и недурным полководцем. Вспомним, как он проявил себя, воюя на стороне Суллы. Но ему еще и порядочно везло! Сертория, конечно же, измотал Метелл, а слава победы досталась Помпею. Теперь ему без больших усилий удалось разделить успех с Крассом. Особой щепетильностью он, видимо, не отличался — да и редко кто из полководцев ею страдал! К тому же жаркий туман честолюбия мешал, надо полагать, ему разглядеть изъяны своих победных реляций. А римский плебс избрал молодого полководца (еще даже не сенатора!) своим кумиром и готов был рукоплескать ему по любому поводу.

Сенат начал опасаться Помпея, подозревая его в намерении стать преемником Суллы. Однако под давлением народа он вынужден был назначить триумф за победу в Испании. В 35 лет — уже второй триумф! Заслуги Красса отцы-сенаторы отметили скромнее — овацией, то есть пешим триумфальным шествием более низкого ранга. Самолюбие победителя Спартака было уязвлено. Здесь уместно чуть ближе познакомиться с Марком Крассом, поскольку его дальнейшая судьба будет сплетаться с судьбами Гнея Помпея и Юлия Цезаря.

Марк Лициний Красс родился в 115-м году и, следовательно, был на девять лет старше своего соперника. Отец Марка занимал высшие посты государства: консула, наместника в Испании и цензора. За усмирение очередного восстания испанцев он удостоился триумфа. Но был небогат (видно, честный и достойный был человек, если не разбогател, будучи победителем и наместником. Однако добрые дела не пропадают! Спустя десять лет признательность испанцев спасет жизнь его сына. Об этом — чуть позже). Наверное, гордость Марка страдала от ограничений, налагавшихся скромным достатком семьи. Юноша был честолюбив и очень рано сумел оценить могущество денег. Возможно, что именно по этой причине, они играли такую важную роль в его последующей жизни.

Плутарх укоряет Красса за недостойную жажду наживы, а мы бы вполне могли назвать его первым в истории «предпринимателем» крупного масштаба. «Первоначальный капитал» он нажил на дешевых распродажах конфискованного имущества во время проскрипций Суллы (не очень-то благородно. Но коммерция и благородство нечасто идут рядом даже в наш просвещенный век!). Затем, в связи с непрестанными пожарами в Риме, он стал скупать обгоревшие руины и участки земли под ними. Обучил более пятисот рабов — строителей и архитекторов. Восстанавливал и строил дома с таким размахом, что постепенно добрая половина жилых зданий Рима стала принадлежать ему. Он их продавал или сдавал внаем. Доходы вкладывал в покупку земли и серебряных рудников. Себе, между прочим, построил только один дом — отнюдь не дворец! Зато на широкую ногу поставил дело подготовки рабов высокой квалификации: писцов, чтецов, поваров и домоправителей. Такие рабы ценились очень высоко. Сам наблюдал за их обучением. Ко времени восстания Спартака состояние Красса оценивалось в сорок пять миллионов денариев. Это — огромная сумма. Марк стал, наверное, самым богатым человеком в Риме.

Притом он не был ни мотом, ни скрягой. Жил относительно скромно, но был щедр, дом держал для всех открытым. Плутарх свидетельствует: «На обедах его приглашенными были преимущественно люди из народа, и простота стола соединялась с опрятностью и радушием более приятными, чем роскошь». (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Красс, III) Но и промотавшиеся аристократы хорошо знали дорогу к этому дому. Красс давал деньги взаймы, часто без процентов, строго взыскивал возврат в срок, а неаккуратных должников лишал кредита. Таким образом он расширял свое влияние в нобилитете. В народе Марк старался завоевать популярность не только благотворительными обедами, но и своей обходительностью со всеми без различия звания и положения.

«Не было в Риме, — пишет Плутарх, — такого безвестного и незначительного человека, которого он при встрече, отвечая на приветствие, не назвал бы по имени». (Там же). Впрочем, не только такими «популистскими» приемами старался Красс добиться расположения римского народа. Упорными упражнениями в красноречии он завоевал славу одного из лучших ораторов. Римляне это ценили. Тем более что Красс брался безвозмездно защищать в суде трудные дела, от которых отказывались иные знаменитые ораторы. Был он, к тому же, хорошо образован, сведущ в истории и не чужд философии. Он уже дошел до ранга претора и теперь, после подавления восстания рабов, надеялся подняться на высшую ступень почета — стать консулом. И вот Помпей — давний соперник, баловень судьбы, любимец плебса — явился в последний момент, чтобы похитить у него лавры с таким трудом одержанной победы!.. Но я должен вернуться немного назад и рассказать, каким образом впервые пересеклись жизненные пути Красса и Помпея.