Агапея - Булат Арсал

— Ну что там, Пашка? Родила, что ли, уже? — поддел друга Васька Бологур.

— Рано ещё рожать, а вот ножкой толкать уже пора. Шевелиться начала дочка моя! Мужики, дочка ножкой впервые топнула!

Потом он сел со светящимся от радости лицом на топчан и в этот момент впервые реально почувствовал себя будущим отцом. Как же это здорово, когда твоё продолжение начинает жить. Пусть пока в животе матери. Пусть пока никто не знает, на кого она похожа, какие у неё волосы и цвет глаз, чей носик, ушки, попка, есть ли родинки на коже… Ничего этого ещё никто не знает, но она уже живёт и готовится очень скоро радостным криком известить маму и папу о своём приходе. Это будет позже, а пока… Просто толчок ножкой — и все уже знают, что она живёт.

* * *

Наступил май, а с ним и череда праздников, которые на освобождённых к весне двадцать третьего года территориях давно не отмечались в рост и открыто. Старая бандеровская идеология, в который раз захлестнувшая народ и саму Украину, не допускала проявления почитания и уважения к подвигу целого поколения тех же украинцев, павших в битве с нацистами двадцатого века. Не было больших празднеств и на этот год, только причиной отказа от торжеств являлась банальная война с таким же нацизмом, но уже века двадцать первого.

Официальная позиция российских властей действительно и постоянно подчёркивала, что российские войска ведут войну именно с украинским нацизмом. Ещё до начала спецоперации и в первые её месяцы Павел, как и многие его друзья и однополчане, нисколько не сомневался в этом как в истине. Однако человеку голова поставлена не только для того, чтобы было куда кашу закладывать. Есть уши, глаза, мозги, и у человека разумного и умеющего размышлять логически обязательно рано или поздно начнут возникать сомнения.

К концу первого года СВО армия противника стала более вооружённой, а народ, изначально нейтрально относившийся к «отколовшимся» республикам и где-то готовый на компромисс с Россией, через год спецоперации сплотился против северного соседа и рьяно возненавидел ополченцев и российскую армию. Сопротивление вооружённых сил Незалежной, состоящих далеко не только из нацистов, стало сильнее и агрессивнее, когда любой оставленный оборонительный рубеж ВСУ тут же пытались вернуть, неся адские невозвратные потери и нанося не меньший урон по живой силе российским вооружённым силам. На фоне тысяч военных и гражданских могил менялись взгляды граждан некогда дружественной страны. Эти люди не были и никогда не стали бы нацистами и неофашистами, но теперь они объединились под флагами, лозунгами, символикой и приветствием Украинской повстанческой армии времён Второй мировой войны. Кто их подтолкнул к такому смертельному выбору? От кого и почему они самоотверженно защищают Украину? А разве могло быть иначе, если они обороняют Родину, как когда-то их деды и прадеды бились с другим врагом, пришедшим с запада? У них точно такой же генетический код, как и у российских народов.

Две цели, объявленные главнокомандующим России, казавшиеся несомненно оправданными, теперь вызывали вопросы у мобилизованных бойцов, тем не менее идущих на совершение подвига во имя провозглашённых идей.

Сомнения остались сомнениями, но солдат на то и ходит под присягой, чтобы её не нарушать, выполняя безоговорочно приказы командиров. Сначала выполни задание, а уж потом можешь обсуждать, сколько душе угодно, если, конечно, голова всё ещё будет сидеть на плечах…

Рагнар въехал на блокпост на своей «Ниве», изрядно замаскированной многодневным слоем грязи, глины и пыли, и вряд ли кто-то мог с определённой точностью угадать истинный цвет жигулёвского внедорожника.

— Слушай мою команду! — выскакивая из машины и поправляя завалившуюся кобуру, выкрикнул Рагнар и направился в сторону Костина. — Паша, собирай всех наших. Здесь остаются смежники из семьдесят второй бригады, а мы уходим ближе к Бахмуту, будь он неладен.

Тут же началась суета. Ладно, что дело ранним утром случилось. Скопления техники нет. Только редкие гражданские на своих рыдванах и драндулетах времён «брежневского застоя» так рано выезжали на рынки в Дебальцево или в Енакиево ради продажи прошлогоднего урожая. Провожать братьев по оружию вышла даже спящая смена военных полицейских, состоявшая в основном из чеченцев-контрактников, часто помогавших разруливать конфликтные вопросы между комендачами и возбуждённо-горячими бойцами подразделений «Ахмата».

Сборы были недолгими, и уже через пять минут братва обнималась и обменивалась традиционным пожеланием:

— Берегите себя, пацаны!

Легковые жигулята вслед за несуразным куском грязи на колёсах по ходу сымпровизировали колонну из пяти машин и тронулись напрямую в сторону Артёмовска мимо Углегорской ТЭС, у проходной которой ещё несколько дней назад полегли танкисты и бойцы комендантской роты танкового полка. Кто-то молча перекрестился, кто-то просто кинул печальный взгляд на поникшие цветы и траурные венки, сложенные немалой горкой на месте удара по блокпосту. Слова тут излишни, всё ясно без них. Сегодня эти парни, завтра — другие. А послезавтра, кто знает, кто знает, может, и по тебе панихиду справят… Хорошо, если будет над кем читать…

* * *

Чем ближе к названной точке продвигалась группа Рагнара, тем мрачнее становилась картина. Конечно, после того, что видели парни ещё год назад в Мариуполе, можно было уже и не удивляться катастрофическому пейзажу, оставленному артиллерией с обеих сторон сопротивления, однако человеку присуще ощущение адмирации, когда внезапно охватывает восхищённое изумление, восторг или совершенно обратные проявления чувств как реакция на увиденное. А подступы к Артёмовску ближе к маю двадцать третьего поражали воображение, вызывая паническое расстройство и жуткое смятение нервной системы. Да, парни Рагнара пом нили мариупольскую трагедию, но им было странно видеть ещё один Сталинград двадцать первого века.

— Мы так и будем по пеплу и руинам в города заходить? — риторически спросил Костин, когда Рагнар остановил машину, пропуская колонну с ранеными и «двухсотыми» на узком участке дороги.

— Да, брат, ничего и не скажешь… Что-то мы неправильно делаем, если ведём себя как слоны в крохотной посудной лавке, — философски заметил Рагнар, продолжая движение и объезжая очередную воронку из множества разбросанных по всему пути следования.

«Как странно устроен человек, созидающий и разрушающий одновременно сотворённое некогда предыдущими поколениями. Ладно бы лупить из крупнокалиберных гаубиц по небоскрёбам надменных, напыщенных и возомнивших о себе американцев и прочих англосаксов, готовых весь мир превратить в одну общую коммуну рабов во благо могучего „золотого миллиарда“. Но ведь мы разрушаем то, что было нашими же предками восстановлено после разрушительного кошмара Второй мировой. Воссозданное именно нашими общими предками, которые когда-то строили, защищали и вновь возрождали общую нашу страну — Союз Советских Социалистических Республик. Неужели действительно нельзя