Вик Разрушитель 6 - Валерий Михайлович Гуминский

безжалостно удалил из памяти, после чего с легким сердцем разделся и встал под душ. Свою работу я выполнил, но чувствовал себя настолько противно, что ощущал, как липкая неосязаемая грязь отваливается под струями горячей воды. Кто бы подсказал тот единственный путь, который избавит меня от роли марионетки в чьих-бы то ни было руках, отцовских или императорских. И понимал со всей отчетливостью: время детства, где мне позволялось многое, прошло. Добро пожаловать во взрослую жизнь.

2

Секретарь дожа Мочениго Вито Симоне торопливо миновал опустевшие холл и залы, чуть ли не бегом поднялся по лестнице, пугая убирающихся после жеребьевки служанок своим растрепанным видом, и остановился перед малым кабинетом хозяина, кивнул двум могучим бодигардам, тут же расступившимся по сторонам. У Вито было право доклада в любое время суток.

Переведя дыхание и поправив воротничок рубашки, выбившийся из-под пиджака, он решительно сделал шаг вперед, постучал по дверному полотну, предупреждая хозяина, что это именно Вито Симоне, а не кто-то другой.

Скользнув за дверь, он остановился на пороге, уже подобравшийся и не дыша так запалено, как будто пробежал по мосту от Канареджо до Местро. Луиджи Мочениго сидел в кресле со стаканом бренди, в небрежно расстегнутой рубашке и какой-то всклокоченный.

Подняв налитые кровью глаза, он в нетерпении рыкнул, концентрируя вокруг себя облако тяжелой магической субстанции, от которой у Вито перехватило горло:

— Говори!

— Приехал Джино с ребятами. У Фурфанте[1] сломаны два ребра. Джино со свернутой челюстью. Только Сальваторе вроде бы в порядке.

— Да плевать! Где Пьетро? Они притащили этого негодяя домой?

— Нет. Сальваторе испугался, что парням будет худо и сразу привез их сюда. Сейчас Целитель их осмотрит, проведет некоторые манипуляции, чтобы на ноги встали и дышать могли, — Вито глубоко вздохнул. — Скорее всего, принц даже не знает о произошедшем.

Луиджи припал к стакану и сделал два глубоких глотка, потом тяжело задышал, приоткрыв рот.

— Он так и остался с Франческой?

— Скорее всего. Сальваторе утверждает, что все произошло быстро и тихо, никто из соседей даже не выглянул на улицу.

— Что произошло? Кто напал на парней?

— Тоже непонятно. Сначала из черного «Вояджера» вышел человек, подошел к ребятам и попросил прикурить. Постоял с ними минуты три, вроде от скуки решил поболтать. Сальваторе в это время сидел в машине, но заподозрил неладное. Подкравшись незаметно к незнакомцу, ткнул его шокером. А дальше произошло все очень быстро. Сальваторе утверждает, что этот парень возник перед ним словно из-под земли и обездвижил его каким-то странным магическим плетением. Как будто невидимыми обручами сжал, не пошевелиться. А Джино и Фурфанте вообще ничего не смогли противопоставить. Этот черт снес их как кегли в боулинге. Два удара — и парни в отключке.

— Маг? — Мочениго задумчиво потер подбородок. — Может, люди Марани следили за женой Доменико?

— Скорее всего, нет, — Вито помялся. — Сальваторе утверждает, что тот, кого он приласкал шокером, говорил странно. Как будто итальянский для него чужой, выученный с помощью мета-магии.

— Кроме этих двоих неизвестных наши ротозеи никого не видели?

— Нет. Сальваторе тоже потерял сознание от боли, а очнулся в машине. Как он туда попал — не знает.

— Болваны! — Мочениго допил бренди и отшвырнул его в сторону. Не будь на полу мягкого ковра, разбил бы вдребезги. — Тупые ослы, которым даже простое дело доверить нельзя! Русский цесаревич меня дважды спрашивал, куда подевался принц. Якобы его дочь хочет с ним поговорить. Как я изворачивался! Дал же бог мне наследничка! Ничего нельзя доверить! Говорил я ему прижать хвост на неделю, но видимо, думать не головой, а причинным местом ему более удобно!

Продолжая восклицать от избытка чувств, дож вскочил на ноги и стал метаться по кабинету как раненый кабан. Того гляди, секретаря снесет и размажет по стене. Вито на всякий случай отступил к двери, чтобы иметь возможность для маневра — сбежать отсюда.

— Может быть, это русские? — улучив момент, когда Мочениго заткнулся, задохнувшись от гнева, спросил Вито. — В Венеции их агентура крутится постоянно.

— Думаешь, пронюхали про мою договоренность с Франческой? — дож остановился посреди кабинета. — И сгорая от справедливости, предупредили Марани? Впрочем… недаром слухи по Венеции ползают, что он ведет сепаратные переговоры с русским императором.

— В таком случае у нас дела еще хуже, чем представляется, — смело заявил Вито. — Если у цесаревича появился компромат на принца, он тут же воспользуется им, чтобы сорвать все договоренности по свадьбе.

— С чего бы ему рвать договоренности? — фыркнул дож Мочениго, как будто секретарь брякнул глупость. — Через порты Венеции идут грузовые потоки из Африки, Ближнего Востока, Бразилии. У нас много общих интересов. Я лично договаривался со многими итальянскими князьями и даже с Ватиканом, чтобы Россия торговала беспошлинно на Апеннинах.

— А если всплывут наши связи с Пястами и британской аристократией? У Мстиславских свои счеты с лондонским истеблишментом. Им не понравится.

— Вито, не переусердствуй в своих версиях! — зарычал Мочениго. — Лучше разберись, что произошло с людьми Джино! Если даже этих зверей мордой по асфальту возили, то кто мог сделать подобное? А вдруг Франческа, стерва такая, пошла на попятную и решила сыграть в свою партию? Постарайся узнать, что за «Вояджер» крутился там. Пробей каждую по полицейской базе; таких машин, не думаю, что много. Пошел вон, и найди мне Пьетро, где хочешь.

Секретарь молча поднял стакан с ковра, поставил его на стол, молча поклонился и вышел из кабинета. Когда хозяин в таком паршивом настроении, лучше ему не перечить. Пьетро, скорее всего, до утра не появится, искать его по всей Венеции — тухлое дело. Лучше расспросить Сальваторе еще раз, что же произошло, только во всех подробностях. Осталось только молиться богу, чтобы здесь не оказались замешаны русские. Тогда действительно конец, и лучше бежать от дожа Мочениго куда подальше. Все, кто точит зуб на хозяина, отыграются за все прошлые обиды так, что кости захрустят.

А Луиджи Мочениго, оставшись наедине с бутылкой бренди, мрачно глядел в окно, где отражался усталый человек с нервно сжатыми в тонкую линию губами. И в голове у него билась только одна мысль: куда повернется политика Мстиславских, если они узнают о шашнях Пьетро. Как бы не пытался дож Венеции найти оправдание своим деяниям, вести политику, в корне противоречащую интересам Русской империи, следовало очень осторожно или