Союз Преданных (СИ) - Саша Урбан

планирует заканчиваться. Сперва Доминика думала, что каждый день наполнен событиями: то южане пытались выбить городские ворота, то обстреливали город из катапульт, то обманным маневром пытались выманить защитников из города. Доминика жадно следила за всеми новостями, и от имени каждого погибшего и пострадавшего ее сердце сжималось до невыносимой боли, а затем начинало биться раненной птицей. Она навещала каждую пострадавшую семью, чтобы принести соболезнования и разделить их горе. Целыми днями она наравне со служанками раздавала горячую еду то на площади, то во дворе замка, и, заглядывая в глаза каждому, обещала, что скоро все закончится.

Но закончились только силы искренне оплакивать каждого. Вскоре павшие стали лишь числом, следовавшим за количеством разгромленных и восстановленных домов. Доминика слушала эти сводки каждое утро в кабинете Ладвига, после чего князь отправлялся на очередной совет в компании Куно, Эдвина и вернувшихся князей, а Доминике находили очередное занятие, чтобы она помогала людям и успокаивала народ. Она знала, что эта работа была не менее важной, она знала, что Ладвиг прекрасно справляется и без нее, но как же ее все злило. Ее пытались мягко отвадить от участия в советах и решения военных вопросов. Если она пыталась протестовать, то в ход шла избитая фраза: «Подумай о ребенке» и пристальный взгляд на ее живот. Эта аргументация злила ее еще больше. Словно маленькая жизнь, еще никак не проявившая себя жизнь, вдруг затмила ее собственную. Ребенок никак не подтверждал и не опровергал это заявление, так что злиться на него Доминика не могла, а срываться на окружающих не смела. Просто глотала обиды и, вспоминая все уроки Калиссы, старалась вникнуть в дела двора, от которых ее держали подальше. И все же, сколько бы ей теперь с улыбкой ни говорили, что она больше не одна, Доминика еще никогда в жизни не чувствовала себя настолько одинокой.

Возможно, именно это одиночество в конце концов привело ее в утренний час к покоям Эдвина. Живущий под личиной брата, Эд каждый день занимался войсками. Солдаты не только не заподозрили подмены, они даже заобожали предводителя, хотя прежде относились к нему с опаской. Он был уверен, хладнокровен, требователен и справедлив. Но стоило ему оказаться вдали от посторонних глаз, как его начинала сжигать злость. Она отравляла его кровь, пускала по венам едкий стыд. Хотелось взять осколок зеркала и срезать созданные Куно чары, достать собственное лицо из-под маски брата, но в следующую же секунду он останавливался. Ему нравилась власть. Ему нравилось командовать. И даже получать пропитанные обожанием письма из дома, которые составляли жившие под одной крышей дети его брата, ему нравилось. И от этого становилось еще паршивее.

Доминика застала его сидящим неподвижно перед догорающим камином. Он даже не обернулся на звук ее шагов, только сказал:

— Должно быть, совсем дело плохо, раз ты решила поболтать со мной по душам.

— Просто хочу поговорить.

— Ах, да. Дружеские беседы у нас с тобой общее увлечение, и как я мог забыть? Желаешь обсудить погоду или рюшечки?

— А у тебя, я смотрю, очередь из желающих пообщаться под дверью стоит, — хмыкнула Доминика. — Ну так я встану в конец и номерочек возьму, если нужно.

— Кончай паясничать, — фыркнул мужчина и махнул рукой на соседний стул. Как гостеприимный хозяин, Эд положил на сиденье пару подушек и еще одну под спину. Доминика нахмурилась.

— Я беременная, а не немощная.

— Так всяко приятней, чем жопой занозы цеплять, — отрезал Эдвин и повернулся к огню. — Даю руку на отсечение, в твоей голове засела какая-то «гениальная» идея, которую ты почему-то не можешь обсудить ни с Ладвигом, ни с чародеем. А я теперь единственный, кто, по логике, должен тебя остановить.

— Вроде того, — вздохнула принцесса, устраиваясь на стуле.

Несколько минут они сидели молча, то и дело поглядывая друг на друга, будто издалека.

— Ну… — Эд взглядом пытался нашарить достойную тему для разговора.

— Какие новости из совета? Скоро планируют наступление?

— А я наивно полагал, что ты будешь трещать о радостях материнства.

— Меня тошнит. Во всех смыслах и постоянно, — процедила девушка. — Почему-то об этом никого не предупреждают, а от меня теперь все ждут, что я буду пританцовывать, вышивать одеяльца и сочинять колыбельные. Знаешь, сколько детских одеял, пинеток и шапочек мне уже подарили…?

— Я слыхал, что беременность меняет женщин. Но я рад, что твой отвратительный характер все еще при тебе, — хохотнул Эдвин. — Хоть кто-то из вас двоих не превратился в наседку с яйцами.

— Ладвиг пытался сам сделать колыбель, — устало потерла лоб Доминика. — Пришлось в ночи отдавать это недоразумение мастерам, чтобы они к утру сделали что-то нормальное.

— Возможно, поэтому Ладвиг и пытается тебя защитить от всех военных собраний, — подытожил Эдвин. — Ты делаешь все по-своему, а он сейчас изо всех сил пытается доказать князьям, что ты не пересылаешь тайную информацию королю.

Она со стоном откинулась на спинку стула и потерла переносицу. Как же это все надоело. Хотелось просто щелкнуть пальцами, и чтобы все это прекратилось. Чтобы чужая армия обернулась в пыль или просто вернулась восвяси. Жаль, чародеи так и не добрались до таких заклинаний. Хотя… Доминика снова повернулась к Эдвину и спросила:

— Ты тоже думаешь о демоне?

Имя Дария старались не произносить вслух. Он теперь стал «духом», «демоном», «этим». Все прекрасно понимали, о ком речь.

— Постоянно.

Эд набрал полную грудь воздуха, чтобы сказать, что Дарий бродит по его мыслям, словно призрак. Что Эдвин в своих грезах каждый раз приказывает демону призвать многотысячную армию, сделать его князем Гряды. И что он всякий раз до крови прикусывает себе язык, когда с него готово сорваться проклятое имя.

Он взглянул в глаза Доминике и понял, что она знает.

— Я тут слыхал, что женушка Фредерика сбежала вместе с младшим ребенком.

— На Гряду? — со светским любопытством поинтересовалась Доминика.

— Кто знает. Надеюсь, теперь она научилась как следует заметать следы.

***

Дарий занимал мысли Куно. Если раньше чародей опасался его, с замиранием сердца ждал, когда древний дух явится за своей силой, и одновременно боялся и ждал этого дня, то теперь юноша буквально стал одержим им. Он прокручивал в памяти каждую секунду разговора с ним, каждое движение его силы, пытаясь понять, что его кормит, что делает сильнее, а что способно ослабить. Он снова и снова обсуждал это с приехавшими с юга магистрами, которые теперь только и были заняты тем, что разрабатывали новые защитные чары, чтобы предотвратить масштабные разрушения города после очередного обстрела. К сожалению, южане были хороши в изобретении