Мой любимый герцог - Эви Данмор

делают нас слабыми. Что можно сказать о человеке, от которого зависят тысячи людей, а он тонет в луже, потому что напился в доску и не удержался на ногах?

Перегрин задумался.

– Что ему ужасно не повезло? – предложил он.

Монтгомери уставился на него.

– Возможно, и это тоже, – наконец согласился он. – Почему ты вернулся?

Внезапно тошнота снова подступила к горлу. Страх, вина и стыд переполняли Перегрина.

– Потому что мне не следовало сбегать.

– Разумеется, – сказал Монтгомери, небрежно стряхивая пепел сигареты прямо на ковер.

– В конце концов я понял, что совершил ошибку, но не решался вернуться, и чем дольше скрывался, тем труднее становилось возвращение.

– М-да, проблема, – без сочувствия кивнул Монтгомери.

– А сегодня я случайно повстречал мисс Арчер, – сказал Перегрин, – и она была такая… расстроенная… из-за тебя.

Черт возьми, теперь Перегрин и сам не мог толком объяснить, почему тогда ему показалось, что вернуться совершенно необходимо.

Монтгомери как-то странно застыл в своем кресле, в его глазах появился привычный, приводящий собеседника в замешательство блеск.

– От нее невозможно скрыться, – пробормотал он, – от нее не убежать, но она недоступна, недостижима…

– Сэр?

Металлический блеск во взгляде брата заставил Перегрина отпрянуть.

– Ты пришел защитить ее честь? Или требовать у меня объяснений? Смелый шаг с твоей стороны. Даже безумный. Но я-то знаю, что способны сделать с мужчиной ее зеленые глаза, поэтому продолжай.

– Благодарю, – пробормотал Перегрин. Ее зеленые глаза?

Монтгомери нахмурился.

– Я сделал ей предложение, – сказал он. – Я сделал ей предложение, а она отказала мне, так что не понимаю, чем она расстроена.

На минуту Перегрин потерял дар речи.

– Ты сделал предложение мисс Арчер? – тихо произнес он.

– Сделал.

– Предложение руки и сердца?

– Да.

– Ты… уверен?

Губы Монтгомери нетерпеливо скривились.

– Я всего-навсего пьяный, а не сумасшедший. И точно знаю, что произнес слова: «Выходи за меня замуж», а она ответила: «Ни за что на свете». Ну, что-то в этом роде.

– Боже милостивый… – произнес потрясенный Перегрин. И после долгой паузы: – Боже милостивый…

– Вместо этого она собирается замуж за какого-то оксфордского преподавателя, – мрачно сказал Монтгомери.

– Ты сделал предложение! – воскликнул Перегрин. – Что же тебя заставило?!

– Я упал с лошади и ударился головой, – ответил Монтгомери. – И вдруг все стало ясно как день.

С каждой минутой Перегрин понимал все меньше.

– Однако меня угораздило сделать предложение единственной женщине в Англии, которая отказалась стать герцогиней, потому что не любит герцога, – продолжал Монтгомери. – Но она не любит и оксфордского профессора. – Он сердито уставился на Перегрина. – В общем, полная ерунда.

Черт!

Перегрин откинулся на спинку стула.

Его брат влюблен! Влюблен до безумия, просто одержим страстью, а Перегрин знал, что происходит, когда Монтгомери становится одержим: он не остановится, пока не получит желаемого. Но любить простолюдинку? Нет, это невозможно! А после сцены, свидетелем которой он стал сегодня, Перегрин был совершенно уверен, что за отказом мисс Арчер – весьма разумным! – стояло вовсе не отсутствие любви. Совсем наоборот.

Ему внезапно пришло в голову, что прямо сейчас он один управляет стрелкой на путях Дома Монтгомери. Один путь ведет к вселенскому скандалу. Другой – туда, где все по правилам, все так, как и должно быть. По спине юноши побежали мурашки.

– Печальная история, – выдавил Перегрин. – Однако я слышал, что такие увлечения в конце концов проходят.

Монтгомери кивнул.

– Конечно, проходят.

А потом сделал то, что Перегрин никогда не ожидал от своего брата.

Себастьян уронил голову и закрыл лицо руками. И застыл неподвижно.

О, черт возьми!

– Возможно, она отвергла тебя как раз потому, что ты герцог, а вовсе не по другой причине, – выпалил Перегрин.

Вот так! Пусть теперь разбирается сам.

Монтгомери отнял руки от лица.

– Что ты хочешь сказать? – В его глазах мелькнула дрожащая искорка надежды.

А может, он вовсе не одержим. Может… Все было гораздо хуже. Его брат любил по-настоящему… Боже. Что сделала любовь с самым здравомыслящим человеком в Британии… Не хотелось бы Перегрину оказаться в подобном состоянии.

– Просто я и сам провел в бегах больше месяца, потому что не считал себя готовым к роли твоего преемника, владельца одного из крупнейших герцогств в стране, – сказал он. – И понимаю, почему мисс Арчер так не хотелось ввергнуть это герцогство в скандал.

Монтгомери категорично возразил.

– Вся ответственность лежала бы на мне.

– Есть люди, которые всегда чувствуют свою ответственность, – пожал плечами Перегрин. – И ничего не могут с собой поделать.

Выражение лица герцога стало подозрительным.

– Когда это ты успел набраться ума? – спросил он. – Где ты прятался? В каком-нибудь монастыре, который проглядел Скотленд-Ярд?

Перегрин поморщился.

– Почти. Я был в винном погребе Сент-Джонса.

– Ты просидел под землей около шести недель?

– Боюсь, что так.

Монтгомери смотрел на брата, не отрываясь, с непроницаемым выражением лица.

– Скажи мне, – тихо сказал он, – я и правда такой тиран, что лучше прятаться от меня в подвале, чем выполнять мои приказы?

Глаза Перегрина расширились.

– Тиран? Нет, что ты.

К его удивлению, Монтгомери, казалось, ждал. Ждал продолжения. С каких это пор его стали интересовать объяснения?

– Я хотел бы следовать твоим приказам, – медленно произнес Перегрин, – просто они нагоняют страх. Когда я был маленьким, не мог дождаться, когда вырасту и стану в точности как ты. И вот однажды я понял, что одного желания мало. – Он вспоминал тот ужасный день, преисполненный тоскливой предопределенности. – Я вдруг осознал масштабы твоей деятельности, причем с виду казалось, что ты легко справляешься с любыми задачами. Поначалу я думал, что ты талантливее большинства людей, но потом понял, что ты работаешь как каторжный с утра до ночи со всеми этими кипами бумаг. И когда представлял, как сижу в кабинете от рассвета до заката, как тысячи людей зависят от моих решений, мне казалось, будто кто-то душит меня… Мне никогда не стать таким, как ты, даже если я буду очень стараться, ведь ты все делаешь идеально.

– Идеально? – повторил Монтгомери, печально