БЕЛЫЙ РАБ - РИЧАРД ХИЛЬДРЕТ

Первая жена мистера Томаса, как подчеркивали на каждом шагу, принадлежала к одному из лучших виргинских семейств. Она была дельной хозяйкой. Ее почти мужской характер и кипучая энергия, которую она проявляла в управлении всем домашним хозяйством, совсем не походили на вялую сонливость ее мужа. Ее суетливая беготня, брань и щедрое применение ременной плетки, которой она действовала с той ловкостью и неподражаемым изяществом, которыми могут похвастать только дамы из "самых лучших домов" в южных штатах, помогали ей поддерживать в доме какое-то подобие порядка. Но почти тотчас же после ее смерти все пошло прахом. Прекратился и всякий уход за садом и за растениями вокруг дома. Раба, поставленного покойной хозяйкой на эту работу, отправили в хлопковые поля, и с тех пор все вообще было брошено на произвол судьбы. Вскоре в доме не было уже ни одного целого стола или стула. Всюду царили грязь и запущенность, в комнатах было неуютно.

Но и это было еще не все. Подъехав к своему новому жилищу, миссис Томас увидела кучу чернокожих ребятишек, которые, играя, носились подле самого крыльца. Они, повидимому, собрались сюда, чтобы приветствовать хозяина и новую хозяйку. И - о ужас! - среди этих ребят было значительное число восьми- и даже десятилетних девочек и мальчиков, совершенно голых или едва прикрытых грязными лохмотьями. Такое бесстыдство глубоко потрясло миссис Томас, воспитанную в твердых устоях морали, принятой в Новой Англии. Ей показалось, как она позже рассказывала Касси, что ее окружают какие-то исчадия ада.

В самом доме, однако, ее ожидало нечто еще гораздо более неприятное. И ключи и само управление всем домашним хозяйством находились в руках высокой, плотной негритянки средних лет, которую все величали тетушкой Эммой. При жизни покойной миссис Томас тетушка Эмма занимала пост первой прислужницы, некоего подобия премьер-министра, а после смерти госпожи в руки тетушки Эммы перешло руководство всем домом.

В кухне безраздельно господствовала тетушка Дина, такая же высокая, толстая негритянка. Выражение ее лица свидетельствовало о ее горячем нраве и раздражительности, еще усиливающейся благодаря обильному потреблению виски. Излишним будет упоминать об остальных слугах - они находились в полном подчинении этих двух властных женщин.

Каким-то путем, - вероятно, об этом проболталась дочка мистера Томаса, которую отец и мачеха привезли о собой из Новой Англии, - всем в доме стало известно, что новая хозяйка - дочь бедных родителей, что отец ее добывал себе хлеб собственным трудом и что сама она всего-навсего бедная учительница. Самая знатная аристократка не могла бы проявить более глубокого презрения к такому жалкому, плебейскому происхождению миссис Томас, чем властная экономка и кухарка мистера Томаса.

- Дожили, нечего сказать, дожили! - восклицала тетушка Эмма, с возмущением покачивая головой, до мельчайших деталей при этом подражая тону и манерам покойной своей госпожи, заместительницей которой она себя считала. - Дойти до того, подумай только, тетушка Дина, - дойти до того, что мы обе, выросшие в одном из лучших домов Виргинии, принуждены подчиняться такой ничего не значащей особе, да еще какой-то паршивой янки! О тетушка Дина! Кто бы поверил, что таким первосортным служанкам, как мы с тобой, которые привыкли вращаться в самом лучшем обществе, суждено попасть в руки хозяйки-янки! И как это только взбрести могло на ум бедному массе Томасу, что он, у которого была такая жена, как наша покойная госпожа, дама из лучшей виргинской семьи, привез к себе в дом какую-то девицу с Севера, которая и нас и его самого перед всем светом осрамит!

Подобные речи приходилось выслушивать не только Касси, но подчас и самой миссис Томас, ибо возмущенная экономка не стесняясь изливала свои чувства.

Когда недели через три после своего приезда миссис Томас заявила, что намерена сама взять в руки бразды правления, и приказала сдать ей ключи, дело дошло до того, что тетушка Эмма в самых неподобающих выражениях запротестовала против подобного покушения на свои права. Ее прежняя госпожа, заявила она, - не какая-нибудь нищенка, а наследница одного из лучших семейств Виргинии, - привезла ее с собой в дом массы Томаса, назначила экономкой и на смертном одре потребовала от массы Томаса обещания, что он никогда ее не продаст и что она навсегда останется экономкой. И экономкой она останется на зло всяким янки и бедным белым, притащившимся сюда с Севера. Пусть миссис командует слугами, которых сама привезла с собой. Ведь она привезла с собой камеристочку, за которую, впрочем, бедному, милому массе Томасу пришлось заплатить, да еще дорого заплатить собственными деньгами. Какое у новой госпожи, собственно говоря, право явиться сюда и позволять себе всякие придирки к слугам старой госпожи? При этих словах тетушка Эмма разразилась язвительным смехом по поводу того, что какая-то ничтожная, бог весть откуда взявшаяся янки-мадам осмеливается требовать у нее ключи. У кого требовать? У нее, у тетушки Эммы, выросшей в лучшей виргинской семье! И тут тетушка Эмма выпрямилась и скрестила руки на груди - точь в точь, как это делала ее покойная госпожа. Но немедленно вслед за этим голос ее упал, и она разразилась потоком слез при мысли о том, что сказала бы на это ее покойная госпожа, которая ненавидела всяких янки больше, чем жаб или змей (и тетушка Эмма ей вполне сочувствовала). Да, да, и покойная госпожа всегда говорила об этих янки, как о своре вольноотпущенных негров… Что сказала бы ее госпожа, если б она вернулась в этот мир, что сказала бы она на то, что ключи оказались в руках какой-то янки?

Миссис Томас в самых горьких выражениях пожаловалась своему супругу и потребовала от него, чтобы он велел наказать тетушку Эмму плетью и отослал ее на работу в поле. Но благодушный, дороживший своим покоем старый джентльмен так привык сам подчиняться тирании властной экономки, да кроме того в глубине души разделял ее презрение к янки, что готов был стать на ее сторону. Лишь после шестимесячной борьбы и бесконечных семейных сцен миссис Томас удалось получить в руки ключи и добиться удаления тетушки Эммы. Она требовала, чтобы негритянку отправили на продажу в Новый Орлеан или, во всяком случае, как можно дальше, на полевые работы. Особенно же северная госпожа стояла на том, чтобы тетушке Эмме всыпали основательную порцию ударов плетью. Мистер Томас, однако, решительно воспротивился этому. Пусть, мол, миссис Томас, если найдет нужным, сама избивает Эмму, сколько ей заблагорассудится. Покойница тоже не раз пускала в ход ременную плеть, но за те шесть лет, что тетушка Эмма самостоятельно вела хозяйство, у него никогда не было повода прибегать к таким мерам, и он не собирается сейчас этого делать. С большим трудом миссис Томас удалось добиться хотя бы того, что ее супруг сдал Эмму в наем куда-то по соседству.

Миссис Томас в те дни, словно предчувствуя будущее, как-то сказала, что мистер Томас не желает далеко отсылать тетушку Эмму, чтобы иметь возможность снова назначить ее экономкой, как только она, несчастная жена его, умрет… А это, наверно, случится очень скоро.

Хотя миссис Томас и освободилась, наконец, от чернокожей экономки, но у нее оставался не менее опасный враг в лице чернокожей кухарки. Кулинарное искусство тетушки Дины было настолько изумительно, что пренебрегать им было невозможно, а мистер Томас дорожил земными наслаждениями. Он так привык к некоторым блюдам, которые стряпала тетушка Дина, что никто другой не способен был уже ему угодить. Все старания миссис Томас изгнать тетушку Дину из кухни ни к чему не привели. Мистер Томас посоветовал своей жене просто-напросто держаться подальше от кухни и предоставить стряпню тетушке Дине.

Миссис Томас это представлялось совершенно немыслимым. Она до страсти любила возиться с хозяйством, браниться, наводить порядок. Дня не проходило без ожесточенных схваток с тетушкой Диной, которую хозяйка (не без основания) упрекала в отсутствии хотя бы малейшего представления о чистоте и порядке. В ответ на такое обвинение тетушка Дина ворчливо заявляла, что нечего-де ожидать от всяких северных бедняков, чтобы они могли разобраться в ведении кухни, как его понимают кухарки из аристократических домов, и правильно судить об их работе.

Эта домашняя война длилась долго, и миссис Томас стала наконец серьезно опасаться, что тетушка Дина собирается ее отравить. В течение долгих месяцев она не принимала другой пищи, кроме той, которую для нее собственноручно готовила Касси.

Все эти недоразумения, семейный разлад и скука, по словам миссис Томас, усиливали приступы лихорадки, которые мучили ее со времени приезда на Юг и быстро подточили ее здоровье. Ближайшие соседи жили на расстоянии нескольких английских миль. Немногие жены плантаторов, с которыми миссис Томас познакомилась, предпочитали иметь дело с ключницей-рабыней, чем с белой хозяйкой-северянкой. Все эти дамы были из Виргинии или Кентукки и презирали всяких там янки не меньше, чем тетушка Дина.