Зло, которое творят люди - Сандроне Дациери

– Почему ты не пошел в полицию?

– Я пошел туда, но я был всего лишь мальчишкой. Они притворились, что не верят мне, хотя знали, что все это правда. Амала, они все заодно.

– Кто «все»?

– Полицейские, важные шишки… – Тон Ореста поднялся на октаву, словно он освобождался от чего-то, что долгое время тяготило его, не давая покоя. – Они знают, что вокруг есть хищники, но делают вид, что ничего не происходит. Это политический заговор, способ всех нас контролировать. Хищники держат нас в узде. Всякий раз, когда я слушаю новости, из дома пропадает очередная девушка. Это они их похищают.

– Хищники.

– Их тысячи, но я мог сосредоточиться только на одном. Возможно, я стану образцом для других. Было бы здорово. Надеюсь, кто-то последует моему примеру, хотя это и трудный путь. С тобой начинают происходить страшные вещи, и в итоге ты умираешь. Как Джада.

– Она была твоей подругой? – спросила Амала, заразившись его безумием.

– Тридцать лет назад ее убили. Труп нашли в реке и сказали, что она утонула. Но это неправда, ее убил он.

– Откуда ты знаешь?

– Я видел ее. Я дружил с сыном могильщика, и он впустил меня в комнату, где ее готовили к похоронам. Ее тело вскрыли, а затем зашили. Но у нее больше не было лица. Его обглодали осы. Насекомых нашли даже в ее горле.

Орест собирался что-то добавить, но снаружи донесся настойчивый автомобильный гудок.

71

По словам дона Филиппо, единственным Дзеннаро, все еще живущим в Конке, был Микеле. Его родители умерли: отец – от инфаркта сразу после краха семейного дела, мать – от рака. Микеле нечасто показывался в деревне и никогда – в церкви. Он жил на Пьяцца-дель-Оролоджо, где они встретились с Джорджо, другом Джады, во время своего первого приезда в Конку.

– Он немного нелюдимый, – сказал дон Филиппо. – Но в его жизни случилось много несчастий. Родители, разорение…

– Кем он работает?

– Кажется, сезонником… Его зовут, когда нужна помощь при сборе урожая. Он со всеми немного знаком.

На домофоне трехэтажного здания, где жил Дзеннаро, была указана его фамилия. Франческа позвонила, но никто не ответил. Когда она вернулась к Джерри, тот обматывал пальцы скотчем.

– Что это значит? – спросила она.

– Перчатки могут порваться, – ответил Джерри, затем навалился на дверь, постепенно увеличивая напор, пока все его тело не задрожало от напряжения.

Замок со щелчком открылся. Они подождали минуту, чтобы посмотреть, не спустится ли кто-то на шум. Этого не произошло. Они вошли как раз вовремя, чтобы не попасться на глаза проходившей мимо компании ребятни с мячом.

Бронированная дверь квартиры на третьем этаже, которую они узнали по табличке над звонком, представляла собой более сложную задачу.

– Тихо ее не взломаешь, – заметил Джерри. – К счастью, на каждом этаже тут всего по одной квартире. Сейчас приду.

Джерри сходил в минивэн и вернулся с пантографным домкратом, после чего исчез еще на пару минут и объявился со старыми кирпичами. Он положил кирпичи на косяк двери, затем принес еще несколько, пока не осталось минимальное пространство, где он мог вертикально установить домкрат, примерно на высоте замка.

– Посторожи, чтобы никто не пришел, – сказал он.

Франческа встала на лестнице, задаваясь вопросом, что она сделает, если кто-нибудь придет. Джерри начал вращать рычаг домкрата.

– Сломается либо он, либо стена, – сообщил он.

Оба сломались одновременно с немалым шумом, хотя и не таким громким, как опасалась Франческа. Косяк был полностью сорван, и дверь болталась только на петлях. Джерри приоткрыл ее достаточно, чтобы в проем можно было пройти.

– После тебя.

Франческа протиснулась внутрь. Джерри последовал за ней, затащив в квартиру домкрат, прежде чем снова притворить дверь. Он почувствовал привычный зуд в затылке. На первый взгляд дверь могла показаться закрытой.

– Давай поторопимся, – сказал он, включив свет, потому что в помещении царила полная темнота.

«Только бы не найти здесь тело Амалы», – мысленно взмолилась Франческа. Тела в квартире не оказалось – лишь грандиозные завалы всякого барахла, заполонившего все комнаты, кроме небольших свободных пятачков, где стояли раскладной диван, холодильник и телевизор. Воняло затхлостью, но не тухлятиной.

– Как называется мания собирательства?

– Диспозофобия. Это вид навязчивого поведения.

– Но мы еще не знаем, действительно ли он подражатель. Хоть что-нибудь здесь на это указывает?

Джерри не ответил. Он замер, глядя на маленький вотивный алтарь, висящий в шкафу, похоже сколоченном из оливкового дерева. В отверстии для свечи лежали сухие трупики дюжины ос.

– Черт, – сказал Джерри.

Затем он увидел, что верхняя часть тела белой пластиковой Богородицы обернута куском газеты, так что лицо, изображенное в газете, совпадало с лицом фигурки. Это было лицо Италы Карузо.

72

Джорджо снова надавил на гудок.

– Его там нет, – сказал он. – Иначе он бы уже открыл.

– Посмотрим, – с деланым спокойствием отозвался Бенедетти.

То, что он делал, могло навлечь недовольство сенатора Феррари, но он не мог так просто этого оставить. Когда они узнали о похищении Амалы Кавальканте, Феррари забеспокоился. «Это может быть связано с той старой историей, – сказал он тогда. – Кто-то о ней знает». Так что, хотя сам Бенедетти и считал это очень маловероятным, он позаботился о том, чтобы получать информацию о происходящем из первых рук, прослушивая звонки Кавальканте. Это было нетрудно, учитывая, что в данном вопросе «Цапля» сотрудничала с полицией. Теоретически операторы «Цапли» не могли напрямую прослушивать разговоры, которые попросту записывались на зашифрованные жесткие диски или перенаправлялись в полицию в режиме реального времени, но это было возможно, и в тот раз – далеко не впервые, поскольку Феррари имел многочисленные интересы, – они слушали все, что говорилось, в режиме реального времени. И хотя после встречи с этой сукой Кавальканте сенатор потребовал прекратить слежку, Бенедетти продолжал ее в одиночку. Он не мог смириться с тем, что Кавальканте выставила его на посмешище, отправив его и его людей в дом известного журналиста, пусть и на пенсии, который заявил на них в полицию за вторжение, несмотря на все оправдания, которые ему пришлось сочинить. На Амалу Бенедетти было наплевать, но он надеялся услышать что-нибудь компрометирующее об этой суке или ее семье, чтобы передать это прессе или своим друзьям в полиции. Вместо этого Бенедетти прослушал странный звонок от архитектора Кавальканте в муниципалитет Конки, а затем – столь же странный звонок этой суки магистрату. Что они ищут? Все, что могло повредить «Цапле» и семье Феррари в связи с Пьеро, было оперативно зачищено тридцать лет назад, когда он, Бенедетти, еще лежал в больнице под капельницей с кровью, но они, разумеется,