Мечи Дня и Ночи - Дэвид Геммел

— А теперь у тебя зрачки расширились, потому что ты принуждаешь себя смотреть мне в глаза. Не очень-то хорошо это у тебя получается, дорогой мой. Что ты чувствуешь?

— Мне душно, мой господин. И страшно.

— Ногами шевелить можешь?

Патиакус посмотрел на свои ноги и дернулся, как от удара.

— Вы отравили меня!

— Да, но не до смерти. Это теневой яд. Не чистый, разбавленный. Поэтому паралич наступит не сразу. И ты, что еще важнее, сможешь говорить. Ты утратишь способность двигаться, но чувствовать будешь все. Вот сейчас твои пальцы покалывает — это знак того, что руки и верхняя часть туловища становятся неподвижными.

— Я не знаю, что вам от меня нужно.

— В прошлом ты пользовался смесью неких семян и листьев, чтобы убивать тех, кто желал мне зла. Медленная смерть. Ты помнишь. Зелье можно настаивать и подмешивать в суп, даже в сладкий напиток. Оно почти не имеет вкуса, только немножко вяжет. Человек умирает через несколько недель, а то и месяцев, смотря по количеству снадобья.

Патиакус, опять попытавшись встать, содрогнулся и сполз на пол. Мемнон поднял его за шиворот.

— Вообрази мое удивление, когда я увидел, что родители мальчика давали такое же зелье своему сыну, полагая, что это лекарство.

— Это не я, господин. Смилуйтесь! — заплетающимся языком выговорил Патиакус.

— Не ты? Дай подумать. Некто захотел убить купеческого сына в маленьком городишке у моря. Дая этого он приготовил медленный яд и убедил родителей, что это целебное средство. Тебе не кажется, Патиакус, что это чересчур сложно? Если кто-то хотел смерти мальчика, его могли бы просто зарезать. Почему же его не зарезали? Ответ напрашивается сам собой. Потому что хотели, чтобы его смерть казалась естественной. Опухшие железы так легко приписать раку. Чьей мести опасались осторожные злоумышленники? Мести скромного купца? Вряд ли. Кроме того, дорогой мой, это не единственный случай. Все мои Возрожденные умерли точно так же. Что ты на это скажешь?

— Я ваш верный слуга. Клянусь!

— Ты начинаешь меня раздражать. Перейдем к тому, что тебя ожидает. Я собираюсь убить тебя, Патиакус, и не надейся, что я передумаю. Всю ночь я потрачу на то, чтобы причинять тебе нестерпимую боль. Я использую все: огонь, напильник, молоток — все, что мне придет в голову. Я истерзаю твою плоть и раздроблю твои кости. Понятно?

— Умоляю вас, господин! Пощадите!

— Мольбы ничего не изменят. Скажи, почему ты убивал моих детей, и я, возможно, убью тебя быстро.

— Вы совершаете ошибку!

— Хорошо, что ты это сказал, — улыбнулся Мемнон. — Я уж было испугался, что ты заговоришь сразу. Побудь здесь, Патиакус, а я принесу то, что нужно.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Гильден остановил коня, не доезжая до гребня крутого холма, не желая, чтобы его заметили на горизонте. С той же целью он снял свой высокий шлем и добрался до вершины ползком. От того, что открылось внизу, у него перехватило дыхание. Ставут сказал правду.

По равнине шли многотысячные колонны пехоты и отряды конницы. Замыкали движение два джиамадских полка. Армия заняла всю местность до отдаленных холмов. Лежа на вершине, Гильден пытался определить численность неприятеля. На его взгляд, здесь было не меньше двадцати тысяч человек и две тысячи джиамадов. Авангард составляли всадники Вечной Гвардии в черных с серебром доспехах. Они, как и Легендарные, носили кольчужные рубахи с наголовниками и воротниками. В их вооружение входили сабли, пики и круглые щиты, пристегнутые к левой руке. Тысяча гвардейцев были лучшими из лучших в армии Вечной — их отбирали по одному в других полках за особую доблесть.

Вскоре Гильден увидел и саму Вечную — в сверкающих серебром латах, на белом коне. Он прищурился, чтобы лучше видеть, и ему почудились витые рога на голове у коня. Сержант отполз вниз, сел на своего гнедого и медленно поехал на север. Он предпочел бы скакать галопом, но опасался поднять пыль на сухом склоне. Только на ровной земле он пустил коня вскачь.

Теперь уже нет сомнений, что последнее сражение скоро будет дано. Трудновато будет Агриасу выстоять против такой силищи. Особенно без Легендарных. Алагир послал Багалана за двумя оставшимися сотнями кавалерии — они должны встретиться через три дня в маленьком городке Корисле, в восьмидесяти милях к северу. Этот городок живет благодаря тому, что стоит у слияния трех рек. Ростриас течет вдоль древнего канала, прямо на север. Узкая илистая речка, некогда доходившая до самого Сигуса на побережье, тянется к западу. На восток проложен еще один канал — когда-то по нему возили провизию на старые медные рудники, в земли сату-лов. В Корисле они собираются сесть на баржи и отплыть по Рост-риасу к таинственному храму, о котором говорил Скилганнон. Путешествие, даже если все пойдет гладко, займет много дней.

Гильдену этот план сразу не понравился, а теперь, когда он видел армию Вечной, разонравился совсем. Война придет на дре-найскую землю — именно там, как полагал Гильден, должны Легендарные встретить врага. Другие с ним соглашались, завязался горячий спор.

Тогда слово взял Скилганнон.

— Я понимаю вашу тревогу, — сказал он, — и понимаю желание защитить свою родину. Это делает вам честь. Мы могли бы отправиться в Сигус и, возможно, даже дали бы отпор армии Вечной — одной из десяти ее армий. Но в конце концов нас сомнут, поскольку у Вечной ресурсов гораздо больше, чем у вашего народа. Она распоряжается тысячами джиамадов, десятками полков. Согласно пророчеству Устарте, войну мы можем выиграть только одним путем: уничтожив источник всей ее силы. И я уверен, что этот источник следует искать в древнем храме.

— Ты сам сказал, что этого храма больше нет, — вставил Гильден.

— Верно. Но раз машины древних продолжают работать, источник их движущей силы должен где-то существовать. Храм, когда я впервые приехал туда, уже был невидим, и я тщетно искал его. Это делалось с помощью защитных чар, обманывающих глаз. Я не могу обещать тебе, Гильден, что мы добьемся успеха. Возможно, наш поход будет напрасным. Но я верю Устарте. Верю, что это ее голос привел Алагира к Доспехам, и она же призвала его следовать за мной.

— Пропади они пропадом, эти пророчества, — сказал Гильден. — Почему бы ей просто не сказать нам, что мы должны делать?

— На этот вопрос нелегко ответить. В разговоре со мной она сказала, что будущее не одно — их много. На них влияет каждое решение, которое мы принимаем. Мы можем пойти к храму. Можем двинуться в Сигус. Можем остаться здесь и вообще ничего не делать. Одни могут пойти, а другие остаться. Каждое из этих решений может привести к десяткам возможных исходов. Уверенными нельзя быть ни в чем. Я догадываюсь, что Устарте предвидела для нас большие возможности, но не смела направить нас на какой-то один путь из опасения, что этот путь окажется ложным. Решения должны принимать мы, потому что это наша судьба.