Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1 - Альманах

Без малого два века тому назад французское правительство послало молодого ученого Токвиля (Alexis de Tocqueville), будущего автора классического исследования «Американская демократия» в США, для ознакомления с американскими тюрьмами. Изучив жизнь молодого государства, он тогда написал: «Америка велика тем, что она добра. Когда Америка перестанет быть доброй, она перестанет быть великой». Она перестала быть доброй и, видимо, поэтому и перестает быть великой. Злой гений финансовой олигархии, тайно правящей США, толкает эту прекрасную страну на все новые авантюры. Вспомним Вьетнам, не забудем Ирак с его сотнями тысяч убитых и раненых, с 4 миллионами беженцев. Вспомним другие непрекращающиеся коварные диверсии геополитического масштаба. Число их множится. Неоконы гордятся, что ухитрились втянуть геронтов советского Политбюро в войну в Афганистане. «Эта секретная операция была великолепной идеей, потому что в результате ее мы заманили русских в афганскую ловушку»[157], – хвалился в Париже 3. Бжезинский. Кто заманил потом в эту же ловушку самих американцев? Американцы сами коварно подталкивали Саддама Хусейна оккупировать Кувейт, а потом, объявив иракского президента военным преступником, повесили. Все большее число экспертов считает виновниками трагедии 11 сентября 2001 г. две разведывательные службы, потому что «Аль-Каиде» такая технически сложная диверсия была бы не под силу.

Неоконсервативное крыло истеблишмента не потеряло своего влияния в администрации Б. Обамы. Демократическая партия США – их альма-матер. Едва ли стоит возлагать надежды на Барака Обаму. «Обамамания», эйфория вокруг нового президента США ни на чем не была основана. Фининтерн поставил перед ним задачу улучшить имидж Соединенных Штатов в мире, охваченном кризисом. Цели американской империи остаются прежними. Сорвалась у неоконов диверсия в Южной Осетии, но наготове была газовая блокада Европы и России, осуществлявшаяся их украинскими клиентами. Неоконы – это диверсионный спецназ мировой финансовой олигархии. В его запасниках много ходов, разыгрываемых на шахматной доске мировой геополитики. Эпицентр ее явно смещается на Украину, в Крым, в Молдавию, в балтийские страны, вновь в Грузию. Их руководители безвольно исполняют все заказы неоконов. Без поддержки Запада их режимы нежизнеспособны. Американский санитарный кордон создается не только вокруг России, но и против старых членов Евросоюза. Деголлевская «Европа до Урала» и до Владивостока – это кошмар для вашингтонских стратегов. Войны, холодные и горячие, нужны Вашингтону как выход из нынешнего кризиса.

На упомянутом Глобальном стратегическом форуме профессор МГУ А. Фурсов еще более расширил горизонты изучения причин и следствий переживаемого кризиса. Он дал самую дальнюю перспективу: привлек внимание к «неолитической революции», к кризису в рамках цивилизационного биосферического перехода человечества от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству, к «миру пирамид»[158]. В капитализме верх взяли пороки: ссуда денег, как сорняк, душила его могучие силы, здоровые хозяйственные отношения естественного человека. Ростовщичество паразитирует на слабостях людей. В ссуде денег вытравлено всякое качество: нет ни любви, ни отечества. Исчезает все материальное, человек и его потребности исчезают: он более не «мерило вещей». Все становится виртуальным. Виртуальный мир теснит мир телесный. Деньги делаются ради денег. Это точно определил еще век назад Вернер Зомбарт: «В ссуде денег хозяйственная деятельность, как таковая, утратила всякий смысл… В ссуде денег выступает впервые… возможность и без насильственных действий заставлять других работать на себя»[159]. Паразитизм душит реальную экономику. Почему среди людей не должны появляться паразиты, если их так много в животном и растительном мирах?! Капитализм наших дней не только монополистический, но и паразитический, всемирно паразитический. Он подобен тому растению-паразиту, которое обвивает могучее дерево, отбирает у него соки, сушит, убивает его. Это отчетливо понимают молодые антиглобалисты. Из года в год они устраивают блокады «встреч властителей мира» – «Больших восьмерок», Всемирного банка и МВФ, Бильдербергского клуба и т.д. Среди десятка главных их лозунгов можно было видеть, например, в Сиэтле в 1999 г. требование «Долой проценты». Обыватели называли их за это «чокнутыми». Но «обыватель не видит дьявола даже тогда, когда он держит его за глотку», – смеялся великий германец Гете. Антиглобалисты убеждены, что никакой демократии в мире нет и быть не может, пока есть скрытая диктатура замаскировавшегося паразита – диктатура финансового капитала, которая усаживает в президентское кресло Белого дома то одного, то другого демагога. Трюк, известный еще в древности.

Век тому назад Вернер Зомбарт, заканчивая свой блестящий труд, спрашивал: «Но будет ли безумство капитализма продолжаться вечно? Не устанет ли он в беге? Я думаю, что так будет». В. Зомбарт в корне не согласен с К. Марксом. Первопричиной он считал слово, идею, дух хозяйственный, а не производительные силы. Однако своим путем он пришел к тому же выводу, что и Маркс: капитализм сокрушит сам себя. В наши дни мы отчетливо видим, как всемирный пожар кризиса валит капитализм навзничь. Бессмысленно из сторожа, какими для фининтерна весь XX век были государства, делать пожарника, поручая ему тушить пожар и пресекать излишества финансового капитала.

Изучая современный кризис, приходится уделять особое внимание не столько излишествам финансового капитала, сколько самой природе этого капитала. Между промышленным предприятием и банком, между реальной, физической экономикой и финансовым капиталом существует глубокое, существенное различие. Предприятие связано с обществом настолько, что порой оно становится градообразующим. Труд и капитал сотрудничают, они взаимозависимы. Завод, фабрика, предприятия социальные и культурные питаются соками общества – рабочей силой, образованием, инфраструктурой, подготовкой кадров и т.д. Они не только взаимно необходимы, но, главное, они материальны. Иное дело: банк и его услуги. Он представляет капитал в денежной форме, то есть дематериализованный капитал, переведенный на какое-то время неизвестно откуда. Банк почти не связан с окружающим его обществом людей. Он чужак, его успех не зависит от рабочей силы, ее квалификации, ее здоровья. Стоит банкиру принять решение о переводе активов в другой город, а чаще в другую страну, и от его присутствия не остается ничего, чаще всего ничего, кроме упадка и разрухи реального сектора. Банк есть виртуальная реальность, и она к концу XX века полностью восторжествовала над материальной реальностью – над производственным капиталом. Фининтерн паразитирует на производственном капитале.

Произошло это потому, что рынок заставил капиталиста шаг за шагом отказываться от традиционной мотивации труда. Вдохновенный защитник капитализма М. Вебер указывал на протестантскую этику труда. Капиталисты XIX и начала XX века еще заставляли себя жертвовать радостями жизни, экономить ради капиталовложений в строительство заводов, фабрик, железных дорог, средств связи. Состояние их души Вебер называл «отложенным счастьем». Оно компенсировалось общественным признанием, они гордились, что служат своему отечеству. Образ тех капиталистов-созидателей олицетворяли имена Круппа, Тиссена, Генри Форда, Карнеги, Путилова, Рябушинских, Морозовых и сотен других, дела которых не забыты до сих пор их благодарными потомками. Но рядом с этими гигантами стали появляться юркие, вездесущие махинаторы, биржевые маклеры, по сути, проходимцы и прохвосты. Они-то и стали инициаторами десятков новых кредитных услуг, деривативов, «ценных» бумаг, строителями всякого рода пирамид. Вначале на эту мелкоту не обращали внимания, относились по старинке с брезгливостью. Во все времена были ростовщики и спекулянты! Но тогда это были маргиналы.

Вплоть до 80-х годов XX века спекулятивный капитал не главенствовал в мировом хозяйстве. Правда, у него появились свои замысловатые теоретики типа Г. Зиммеля. Он, в противоположность М. Веберу, стал апологетом денежного капитала, доказывая, что никакой разницы между древним ростовщичеством и реальным производством нет: и там и там люди просто делают деньги. Не важно, что производит фабрикант или банкир: оба они делатели денег. А деньги, как известно, не пахнут. В итоге таких теорий мы стали жить в эпоху денег, они стали богом и новых русских. Богом духовно опустошенной молодежи. Их целью жизни стал не труд, не заработанное в поте лица благо, полезное ближнему, а «бабло». Их цель жизни – срубить бабки, лучше «зеленью», ловко обманув партнера и потребителя. Деньги, по Зиммелю, не пахнут! В денежной вселенной не играют роль качественные, тем более моральные различия. Зиммель и ему подобные стали первыми теоретиками долларового глобализма: если нет разницы между реальным производством и денежным капиталом, а денежный обмен универсален, то его имманентная логика ломает изоляционизм местных и национальных рынков, ведет к не знающему границ мировому рынку. К спекулятивному раю, не знающему никаких границ, ограничений и правил. И никакого «отложенного счастья».