Апокалипсис 2060 - Владимир Лосев

Из погибшего мира родился новый, который разительно отличался от прежнего, и далеко не все выжившие люди могли под него подстроиться.

Анюта не была исключением, она создавала все новые и новые картины с огромной скоростью, потому что это хоть немного, но помогало справляться с депрессией. Правда, ночью тоска возвращалась, и ей снились сны, в которых она и Дик были вместе, тогда Аня просыпалась на мокрой от слез подушке.

И это для нее было, пожалуй, чуть ли даже не более странным и необъяснимым, чем апокалипсис. Кто он для нее — всего лишь случайный знакомый, с которым ее познакомила Лада? Не было в нем ничего особенно примечательного. Дикий Бут не отличался ни умом, ни красотой, ни силой, не принадлежал к ее кругу, не был богатым и успешным, не было в нем ничего сверхъестественного, кроме одного — без него жизнь становилась скучной, долгой и ужасно тоскливой.

А потом она написала самую свою большую картину и, пожалуй, самую долгую — она шла более сорока минут. Начиналась она с простых пейзажей среднерусской возвышенности: березки, ели, сосны, изумрудная трава по пояс, с капельками росы на ней. Нежное голубое небо, теплое желтое солнце. Селение с покосившимися темными от времени деревянными срубами, на широкой деревенской улице бродили козы, жующие огромные кусты крапивы, курицы клевали жирных земляных червей, выползших из-под земли после дождя. На покосившихся скамейках сидели старики, обсуждая политику, женщины несли воду, и огромный ветряк крутился над их головами, знаменуя добравшийся до деревни прогресс.

Гуси и утки шли по тропинке к извивающейся речке, по которой мальчишки таскали бредень, пытаясь поймать маленьких юрких рыбок, выпрыгивающих их воды серебристыми стрелками. Легкий ветерок колыхал ветки ивы.

Зрители уже в этом месте начинали плакать, настолько это было трогательно, красиво, и все понимали, что такого больше никогда не повторится, что это все ушло безвозвратно и никогда не вернется.

Потом голубое небо начинало темнеть, покрываться черными зловещего вида тучами.

Начали сверкать молнии, пробивая луг сверкающими зигзагами, затем взрывался огромный дуб, пылая ярким огнем. Музыка становилась тревожной, пугающей. Мальчишки неслись к деревне, бросив рваный бредень и все снасти. А когда до первых домов оставалось не более сотни шагов, темные тучи расходились и появлялось солнце, но оно больше не было мирным. Мальчишки смотрели на небо и падали на землю, дергая ногами в предсмертных конвульсиях.

И только самые упрямые продолжали бежать дальше. Они добегали до улицы и видели мертвых коз, лежащих в пыли стариков, белые бороды которых трепал ветер, упавших женщин возле домов с задравшимися некрасиво юбками, и огромное кровавое солнце висевшее низко над домами.

Панорама проходила над деревней, неспешно обходя каждый дом, показывая мертвых людей, животных и птиц, доходила до речки, где в темной воде плавали мертвые тушки рыб, поднималось все выше, захватывая город недалеко, где тоже не осталось ничего живого, постепенно поднимаясь к черному космосу с яркими сверкающими звездами.

И уже оттуда камера показывала огромную землю, на которой зелень превращалась в коричневую рыжину. Океаны покрытые сверкающими чешуей слоями мертвой рыбой. Мертвые города с ржавеющими машинами. Странное зрелище производила новая земля, живой она точно не казалась, скорее наполовину мертвой, пораженной тяжелой болезнью.

Эта светокартина производила на всех ужасное впечатление, никому после нее не хотелось секса, люди уходили оглушенные, задумчивые со слезами на глазах, но тем не менее она имела оглушительный успех. Зрители на нее приходили снова и снова, потому что было что-то в ней притягательное и трогательное.

Сразу после написания этой картины Аня слегла, потому что у нее не осталось сил на то, чтобы жить. Она просто лежала и смотрела в потолок, не разговаривая ни с кем. Лада никак не могла вывести ее из депрессии, пришлось даже вызывать врача. Тот выписал психотропные препараты, а потом вздохнув, сказал:

— Не думаю, что это поможет. Сейчас у многих такое, мы назвали эту болезнь ностальгией по прошлому. Мы не знаем, как ее лечить. Люди отказываются есть и пить, просто лежат и ждут смерти, и обычно их не удается спасти. Думаю, это не медицинская проблема, а скорее психиатрическая, советую пригласить психотерапевта, хоть по секрету могу сказать, им еще никого не удалось спасти, наоборот, известно много случаев заражения тоской от больных, так что эта категория врачей может скоро исчезнуть. Доктор ушел, а Лада склонилась над Анютой:

— Подруга, скажи, что тебе может помочь? Пожалуйста. Не оставляй меня одну в этом мире. У меня же больше нет никого, кроме тебя. Скажи, что ты хочешь, о чем плачешь?

— Дикий Бут, — прошептала Анюта. — Я люблю его.

— Если он жив, я найду его и передам от тебя весточку, — Лада пошла к двери. — Обещаю. А ты жди и не умирай.

Ирина ушла от Бута легко и просто, почти также как в свое время оказалась в его команде. Однажды утром, она подошла к нему и сказала:

— Я ухожу.

— Уходи, — Дик пожал плечами. — Ты же знаешь, я никого не держу. Только сейчас зима. Куда ты пойдешь? Где будешь жить? Ты же замерзнешь. Это не то время, когда топились батареи по всем домам, сейчас повсюду холод. Через неделю у меня будет встреча с Юркой из соседнего района, обменяю тебя, у него хоть не замерзнешь.

— Не хочу к нему, — Ирина покачала головой. — Ты хороший парень, Дик, и прекрасный любовник, но у меня душа просится, а куда, не знаю, чувствую, надо идти…

— Душа? — Бут задумался, потом помрачнел и сказал. — Однажды у меня была девчонка, звали ее Анютой, она была богата, жила в престижном районе, у нас не было с ней ничего общего кроме секса, но как вспомню ее, сердце начинает болеть. И сейчас болит…

— Она, наверное, умерла…

— Нет, — Дик покачал головой. — У нее был пропуск в кремлевский бункер, так что ничего плохого с ней не могло случиться. Просто к тем непреодолимым преградам, что были между нами, добавилась еще одна, да еще такая, которую точно никак не преодолеть. Мы теперь с ней как существа с разных планет, она не может жить под солнцем, а я не могу жить под землей.

— Грустно, — Ирина кивнула. — Я пойду. Не знаю куда, не знаю зачем, но пойду, сердце просит.

— Оденься тепло, — Дик обнял девушки и поцеловал в мягкие губы. — Если что-то пойдет не так, возвращайся, я тебя приму.

— Спасибо, — Ирина пошла к двери. — А одежда у меня хорошая, я себе соболью шубу взяла и теплые сапоги, шапка тоже меховая, так что не замерзну, да и холодов пока сильных нет. Продукты я взяла, на несколько дней хватит.