Воспоминания. Письма - Зинаида Николаевна Пастернак

что за границей интересуются причинами молчания нескольких человек, в первую очередь Шолохова и меня, и будто бы (так сказал Федин) наши имена стоят рядом. Я из приличия не переспрашивал и понятия не имею, правда ли это и что это такое.

Я тебе с утра собирался сообщить что-то фактическое, ради этого решил писать письмо, а теперь забыл, в чем это заключалось, – ничего, напишу в следующем письме.

Мишка невозможный, сплошные прокусы до кости над правым глазом и на правой щеке, и чуть услышит собачий лай вдалеке, несется на эти звуки как угорелый.

Сердечный привет Ларисе Ивановне. Работаю не так блестяще, при тебе временами все же бывало тише.

Крепко тебя, и Леню, и всех остальных целую.

Письмо, написанное из Переделкина в Ялту (примеч. З.Н. Пастернак).

2 августа 1954

Дорогая моя!

Это последнее письмо, что я пишу тебе. Вероятно, оно придет к тому времени, когда вы уже будете собираться обратно, и больше писать нет смысла. Телеграфируйте, когда выедете, о времени, когда рассчитываете приехать, если хочешь, чтобы мы об этом знали, а если не хочешь, приезжайте сюрпризом, неожиданно.

Вчера, в воскресенье, были и ночевали Шура и Ирина и, без ночевки, приехали Роза и Мариша Вильям[319].

Выходная Валя маленькая видела в метро в Москве, как человек с женой, маленьким ребенком и множеством чемоданов, слезая на остановке, выставил первым делом на перрон маленького ребенка и, не оглядываясь на него, бросился внутрь вагона за чемоданами, а ребенок тем временем сделал шаг назад к вагону и до половины провалился в пролет между вагоном и краем платформы. Поднялся крик, переполох, но его вытащили без последствий, и Валя только рассказывала о страхе, который всех при этом охватил.

Я по этому поводу в мыслях опять увидел тебя в таком же положении на станции Коминтерн, когда я хотел выскочить к тебе и не видел, как, т<о> е<сть> совершенно ли без вреда, тебя вытащили, но поезд уже тронулся, а когда я вернулся назад со следующей остановки, тебя уже на станции не было. Годы прошли, а я вновь во всей живости увидал твое растерявшееся, побледневшее лицо и испытал все это потрясение и ужас.

Весь женский персонал, до Зинаиды Михайловны включительно, готовит тебе чудеса садоводческого искусства на клубничной площадке. Л. остаток долга еще не отдали. Неожиданно мне пришло в голову, что может быть вы в Ялте не остались, а уехали со Ст<асиком> и Галей на пароходе в Сочи, и я совершенно понапрасну исписал тебе столько бумаги.

Крепко тебя и Леню целую, сердечный привет Ларисе Ивановне и всем остальным.

Твой Б.

Письмо, написанное из Переделкина в Ялту (примеч. З.Н. Пастернак).

1957

6 февр<аля> 1957

Дорогая бедная мамочка Зинуша, как мы обрадовались твоей открытке. Оттепель, дождик, скользкие дороги, вчера вечером приехала де-Пруаяр[320], передала поклон от Нины и Гудиашвили[321] (они ей очень понравились), распили с ней и Леней бутылку Бордо. Сегодня утром Леня согласился отвезти ее на станцию, но снег с краю общей дороги был не разгребен, а снизу показалась в машине Тамара Владимировна. Леня задержался в воротах, чтобы пропустить ее, а она – чтобы дать проехать ему, но после остановки наша машина забуксовала и ненадолго застряла, короткая остановка осложнялась, выходили из машины, знакомились, советовали, помогали. Потом благополучно разъехались и когда вернулись со станции, нашли твою открытку.

А вчера телеграфировали тебе, что если тебе понадобятся деньги, чтобы попробовать попросить их в «Заре Востока» под книгу, которую они намерены выпустить. Но, наверное, на нее еще нет договора и ничего не выйдет. Спросить надо попытаться Бебутова, Гарегина Владимировича[322], очень милого, но совершенно невлиятельного человека. Или, если тебе или Нине нужно, не прислать ли вам по телеграфу отсюда? Привези мне Нину сюда в виде подарка.

Меня очень затянула правка (добровольная, для себя) Марии Стюарт. Я переделал около четверти текста, мало гулял, совсем не ездил в город.

По утрам во МХАТе пошли репетиции трагедии на сцене, и так как им дорога каждая минута репетиционных утренних часов, Станицын[323] предложил в один из вечеров приехать на дачу заняться новыми требующимися сокращениями, но мне не хотелось разбивать собственную, ничего общего с их потребностями не имеющую работу, и я попросил подождать до твоего приезда или приурочить встречу к моей поездке в город. Наверное, поеду впервые во вторник двенадцатого, и то не знаю, может быть, отменю.

Завтра у Ленички начинаются университетские занятия. Он очень много играет, чудесный мальчик, радуюсь своим наблюдениям над ним и иногда недолго приятно с ним разговариваю.

К нам собирались 3-го в воскресенье Рихтеры и Ливановы, я просил отложить, воскресенье прошло без гостей, как и предшествующие. Живем спокойно, взятых денег пока хватает. Было поврежденье вентиля в котельной, благодаря чему промыли несколько раз всю систему. Прочищенные батареи стали вдвое чувствительнее к нагреву и при показании градусника в 50–60 гр., когда прежде бывало только не холодно, сейчас внизу и даже в рояльной очень жарко. Очень кланяйся Нине и Берте Яковлевне. Хозяйство в доме идет налаженным порядком. Татьяна придумывает всякие блюда, сегодня угощала нас шашлыком на лучинках. У Нейгаузов тоже все благополучно. Крепко целую тебя.

Б.

Впервые видел на прогулке внучку Сельвинских. Красивая девочка и как пристально всматривается, смело, в упор.

Письмо, написанное из Переделкина в Цхалтубо (примеч. З.Н. Пастернак).

9 фев<раля> 1957

Дорогая мамуся!

Сегодня убрали елочку из твоей комнаты, она осыпается. Все время в ушах по утрам отрывки прелюдий, которые ты играла, потому что Леня стал ездить в университет, и до сумерек в доме нет музыки, тишина.

Я сегодня по почте отправил тебе две тысячи в Цхалтубо, если еще понадобится через неделю, телеграфируй по городскому адресу, теперь Леня иногда бывает там и с квартирой поддерживается связь.

Ты очень избаловала знакомых нашими приемами, все очень рвутся к нам и перед каждым воскресеньем мне приходится воздвигать оборонительные загражденья, чтобы сдержать их натиск. Три воскресенья это удавалось, я принял также меры, чтобы никто не приехал в ближайшее, 10-го, но дальше это все труднее и труднее, и в следующее, 17-го, я, наверное, спущу подъемный мост.

Все у нас в идеальном порядке, во вторник посмотрю репетицию Марии Стюарт, – кажется, ее покажут в этом сезоне. Для меня это менее безразлично, чем в предшествующих случаях, это все же в прошлом, великий театр и участники, что бы о них ни