Берсерк - Ольга Григорьева

– Как тебя зовут? – негромко спросила она. Я выпрямилась:

– Дара!

– Дара… – Свейнхильд склонила голову к плечу и, повторяя про себя мое имя, задумчиво пошевелила губами. – Это очень ценный подарок, – наконец сказала она Хаки. – И очень странный. – А затем резко отвернулась от меня и засмеялась: – Только ты мог привезти мне такой подарок, Волчонок! Ты и Ульф…

Ее люди спешились и принялись подводить коней к воинам, а ко мне подскочил невысокий резвый паренек с веснушчатым лицом и увязанной ремешком копной желтых волос.

– Ты пойдешь со мной, – сказал он. – Так велела Свейнхильд.

И я пошла. Всадники скрылись вдали и увезли Тюрка, а мы отстали и неторопливо шагали по пыльной дороге.

Я прикинула на глаз силу мальчишки и вздохнула. Ничего не стоило повалить его и кинуться прочь, но что делать дальше? Куда бежать со связанными за спиной руками?

– Хочешь удрать? – спросил парнишка.

Я угрюмо хмыкнула.

– Знаю, – засмеялся он. – Я и сам поначалу хотел, а потом ничего, привык. У Свейнхильд рабы живут не хуже хозяев, а многие уже выкупились и теперь работают на ее земле за щедрую плату. Так что ты не бойся.

– Я не боюсь, – ответила я и опять взглянула на мальчишку. Неужели он тоже раб? Собрату по беде можно и пожаловаться. – Может, развяжешь мне руки? Затекли…

Паренек помотал головой:

– Не могу. Хаки не велел…

Хаки! Хаки! Хаки! Да кто он, в конце концов, такой, этот Хаки?! Он уже не мой хозяин, так нечего слушаться его указок! Парнишка почувствовал мое недовольство.

– Хаки знает, что говорит, – с нескрываемым .восхищением заявил он. – Таких смелых и сильных воинов в Свее больше нет. Даже наш конунг боится его и его людей. В них живет сила Одина. Жаль, что его не было дома, когда люди Али из Гардарики убивали его семью.

Я споткнулась. Что нес этот глупый урманин?! Какие люди Али-конунга?! Какая Гардарика?! Русь? Неужели этот веснушчатый намекал на моего Олава?! Да откуда ему тут взяться?!

– Они всех перебили. Его жену, мать и брата… Правда, только одного брата, а другой убежал, но так и не Вернулся. Эти венды не люди, зверье просто!

– Чушь! Сказки для дураков! – разозлилась я. От гнева у меня даже перехватило дыхание. Мало того что этот кровопийца Хаки убил мою мать, так он еще распустил грязные слухи об Олаве! А если не он сам, так кто-то из его приятелей! И как у них язык повернулся?!

Паренек остановился, посмотрел мне в глаза и вдруг сплюнул под ноги:

– Три года с тех пор прошло, а я помню! Сам все видел! Сам! Еле успел убежать. А потом податься было некуда – родичей убили, все сожгли, разграбили, вот я и пошел к Свейнхильд. А Хаки… Хаки не такой, как этот Али. Он убивает без злобы и умеет прощать. Да что с тобой говорить! – Он успокоился, махнул рукой и за– шагал дальше. – Баба, она и есть баба!

Я едва заставила себя пошевелиться. Как же так? «Бьерн умер у берегов Свей», – когда-то сказал мне Олав. Может, это случилось здесь и родня этого мальчишки погибла от его руки?

Я сердито помотала головой. Нет, нельзя так дума! о Бьерне! Он был добрым, честным и справедливым! О вовсе не походил на ненавистного берсерка! А все, что говорит урманский парень, – грязная ложь! Он – враг. Здесь все – мои враги…

Моего провожатого звали Левеет. Он привел меня в усадьбу и устроил в углу низкого и длинного урманского дома. Садясь на лавку, я задела ее связанными руками-и застонала от боли. Левеет сочувственно покачал головой:

– Потерпи немного. Вечером развяжут… – и скрылся за дверью.

А вечером был пир, и все, даже рабы, ходили с веселыми лицами. Однако мне было не до веселья. Как и предсказывал рыжий Левеет, мои руки освободили от пут, зато он сам не отходил от меня ни на шаг. Я могла легко удрать от мальчишки, но куда? На много верст вокруг протянулись чужие, неведомые земли, и только где-то за горами, в Норвегии, жила сестра Бьерна, Тора. Но это слишком далеко… Впрочем, будь у меня запас еды, теплая одежда и надежный проводник, я все равно не ушла бы из усадьбы. Ведь здесь оставался мой враг.

Послонявшись по двору, я от нечего делать заглянула в избу, где готовились к пиру. Там за накрытыми столами сидели воины и родичи Свейнхильд. На возвышении, рядом с Лисицей, расположился Хаки, а у ног берсерка ползало что-то закованное в цепи. Я шагнула вперед и ахнула. Под столом сидел Тюрк! Его глаза были закрыты по дрожащим щекам текли слезы, а шею плотно охватывала громоздкая колодка. Великие боги, да разве ж можно так измываться над человеком?!

Я сжала кулаки, двинулась к пленнику, но вовремя опомнилась и остановилась. Тюрку уже не помочь и как бы самой не угодить на цепь…

Грек поднял страдальческие глаза, заметил меня и попробовал выпрямиться, но один из викингов пинком опрокинул его на бок. «Выполни обещание!» – шевель-,нулись губы пленника. Обещание? Какое? В памяти всплыли темные корабельные доски и шепот Тюрка: «Это сон-трава… Сам не могу…» Снадобье!

Я сунула руку за пазуху и нащупала под рубашкой маленький мешочек с сон-травой. «Хватит одной щепотки», – говорил грек…

– Что встала?! – Сильный тычок в спину заставил меня оглянуться. Обидчицей оказалась толстая, румяная, будто праздничный каравай, баба. От нее противно пахло рыбой и луком. – Неси! – Она сунула мне в руки какую-то бадью и грубо толкнула к веселящимся викингам. – Неси, говорю!

Бадья оказалась невероятно тяжелой, а из ее деревянной утробы тянуло хмельным ароматом. Должно быть, там булькало то самое пиво, которое так любили урмане. Сгибаясь и пряча лицо, я подошла к столу и поставила напиток перед Трором. Он веселился от души. Толстые руки Черного тискали полногрудую, увешанную бусами девку, а глаза шарили по ее выпирающим из платья прелестям. Приметив на столе новое угощение, Трор отлепился от девичьего тела и потянулся к ковшу. Я отступила и покосилась на Тюрка. Теперь грек был гораздо ближе, но его скрывал край стола, на углу которого застыла кованная серебром чаша Трора. Ее опьяневший владелец, похохатывая, хлебал хмельное пойло прямо из ковша.

«Подсунь ему помоев и то сожрет, – мелькнула брезгливая мысль и неожиданно переросла в догадку: – А если украсть его кружку да подсыпать туда Тюркова снадобья? Вдруг и это выпьет?!»

Девица на коленях Трора визгливо захихикала, ц будто отзываясь на ее смех, под столом жалобно всхлипнул грек. Я закусила губу. Нет, нельзя думать только о своей мести и нарушать данное другу слово!

Я скользнула вперед, будто ненароком зацепила чашу и сбросила ее на пол. Трор обернулся и прищурился:

– А-а-а, это ты, словенская лягуха…

В другой раз он поплатился бы за такие слова, но нынче мне было не до обид. Внизу под ногами жалко сипел Тюрк, а кожу жег мешочек со спасительным снадобьем.