Кровь драконов - Юлия Сергачева

А еще эта предпраздничная суета!

— Кир, — все тем же смирным тоном, предвещающим новые хлопоты и беспокойства, заговорила Джеанна, — как я погляжу, в данный момент ты не занят ничем важным…

— Неправда, — возразил я, немедленно насторожившись. — Я созерцаю природу, дабы внести в свое дипломное сочинение ноту лирики и…

— Может быть ты внесешь в свой диплом ноту городских настроений? — предложила Джеанна

— Ни в коем случае, — пробормотал я. — Я пытаюсь создать радостное, жизнеутверждающее произведение, рождающее в слушателе только светлое и чистое…

— Ты? — с сомнением переспросила Джеанна, поднимая стопку исписанных листков и вглядываясь в них. Я отобрал у нее добычу.

— Оставьте свой скептицизм, сударыня… Что ты забыла в Городе?

— Есть у меня небольшое срочное дело.

— Возьми в сопровождающие кого-нибудь из своих м-м… поклонников…

— Я не хочу брать с собой никого из моих «м-м-поклонников», — прохладно ответила Джеанна, — иначе я бы не стала разыскивать тебя в этих кустах, — она поднялась на ноги, — но, безусловно, если ты так занят, что не можешь…

Я неохотно встал вслед за ней, отряхивая налипшие прошлогодние травинки, и пробормотал:

— С другой стороны, элементы меланхолии, нервозности и безосновательной агрессин в моей симфонии внесут свежую струю в произведение и подчеркнут общее впечатление счастья и всеблагости…

Город изменился. Теперь это не смели отрицать даже самые оптимистично настроенные или закоренелые скептики. Город насторожился и притих, выжидая. Город молчал, глядя на окружающий мир темными окнами, за которыми таился страх и тревога. Он готовился к чему-то…

Внешне — все, как всегда. По сути — совсем иначе.

Обычно перед Праздником Город заполняли скоморохи, цыгане, фокусники и прочий подобный люд. Сейчас их тоже хватало, но недоставало оживления и веселья, которым сопровождалось их появление на улицах. Горожане косились на них в лучшем случае с недоумением и досадой. В худшем с угрюмым раздражением или злостью. Даже дети старались обходить чужаков подальше, не дожидаясь материнского окрика. Куда-то исчезли, словно провалились, карманные воришки из пронырливого мелкого народца, настоящий бич большого города. Видимо судьба их наспех утопленных в бочках с дождевой водой собратьев подействовала лучше любых пустых угроз сил правопорядка. Причем, в проточную воду окунали неудачливых воришек и раньше, да только не до смерти…

Появилось оружие. Не бестолковое, парадное, коим любили бряцать в праздничные времена ветераны очисток северных лесов и гор от разной нечисти, а незаметное, скромно притороченное к поясам, но оттого лишь более эффективное — ножи, трости с шипами или спрятанными лезвиями, Я заметил даже один самострел. Много оружия привезли в Город прибывающие на Праздник люди, вынужденные по дороге необычайно часто защищать себя от расплодившейся за зиму нежити. Собственно, для того и горожане вооружились — нечисть осмелела, поговаривали, что отдельных представителей ночной армии вылавливали даже в центре. Врали, скорее всего, но…

Впрочем, к Празднику Город тоже успевал готовиться. Улицы расчищали и украшали. Заново подкрашивали дома. Оборудовали ночлеги для ежедневно прибывающих гостей. Все же требовалось нечто большее, чтобы разрушить вековую традицию отмечать день Растаявшего Снега. Считается, что именно в этот день был подписан договор о союзе между людьми и драконами. Название, конечно, символическое, обозначающее скорее окончание холодных времен, чем смену погоды, но издавна начало Праздника старались назначить на день, когда снег и впрямь везде исчезал.

Только отчего-то в этом году и начало Праздника смазывалось, хотя давно уже зазеленели деревья, и трава поднялась во весь рост. Магистрат, не надеясь на природу, утвердил дату начала торжества, приготовление шли полным ходом, приезжие начали стекаться, но в лощине, возле реки, в тени старых деревьев все еще лежал грязный, ноздреватый, серый и упорный снег. И все ждали, пока он, наконец, истечет мутными ручейками. Особо нетерпеливые предлагали даже вручную разгрести его и вынести на солнце… Но это противоречило традиции, и пока все честно наблюдали.

— Прелестная барышня, позвольте подарить вам этот цветок, увы, слишком невзрачный и не достойный вашего восхитительного взора… — Высокий, сутулый человек с небесно-голубыми, серьезными глазами, протянул улыбнувшейся Джеанне поздний белоснежный превозвесник, отвесил светский поклон и пошел дальше, опустив голову и рассматривая мостовую у себя под ногами.

— А ты знаешь, что превозвесник гибнет в ту же секунду, как его сорвали, если его сорвать с корыстной целью? — задумчиво спросила Джеанна, поглаживая пальцем свежие, узкие лепестки. — Цветок еще называют Слезой Хранящего и по преданию, наш мир разрушится в тот миг, когда умрет последний цветок…

— Я слышал, что превозвесник служит основным компонентом в составе одного из самых сильнодействующих дурманящих сборов, и что человек, попробовавший экстракт из этого растения, лишается собственной воли, — сообщил я рассеянно, строя самую мрачную из возможных гримасу и строго глядя на раскрывшего рот паренька с молочным бидоном, который в свою очередь таращился на мою спутницу. — Говорят, до Войны его пытались разводить, но безуспешно. Превозвесник невозможно вырастить искусственно… К счастью, наверное.

Джеанна недоверчиво хмыкнула и вплела цветок в прядку волос. Зеленые глаза сверкали отраженными солнечными искрами, на губах девушка таяла мечтательная и оттого вдвойне притягательная улыбка, завораживающая не хуже иного дурмана. Даже мелкий рогатый пушистик, устроившийся на наружном подоконнике ближайшего дома, присвистнул, приподнялся на задних лапках и едва не кувыркнулся вниз.

Паренек уронил бидон, густо побагровел и, косолапя, помчался догонять гремящий сосуд, прытко покатившийся по слегка наклонной мостовой.

… На площади Воронов мы с любопытством задержались возле уличного лектора, кои наводнили город с началом весны. Говорят, по распоряжению самого городского Главы, Для общего просвещения масс и снятия напряженности.

Гнездо оторопело промолчало в ответ на такую неожиданную инициативу. И, похоже, напрасно…

Вокруг щуплого, невысокого человека в лекторской мантии и остроконечной шапке скопилось человек пятнадцать. В основном домохозяйки и приезжие. Лениво слушали, позевывая и сплевывая шелуху от семечек. Пытались простодушно угостить семечками лектора. Тот сбивался и виновато тер лоб с залысинами, видно пытаясь наскрести нужную мысль.