Сиротский дом - Лиззи Пэйдж

ключицу. Она вскрикнула – скорее от неожиданности, чем от боли, – и вдруг заметила, что на лице Питера написана чистейшая ненависть. От неожиданности Клара так растерялась, что у нее даже слезы выступили на глазах, и она схватилась за горло рукой, стараясь не показать юным игрокам, насколько она смущена и огорчена.

Билли и Барри тут же бросились к ней.

– Питер, кретин! – завопил Билли.

Алекс, внимательно глядя на нее – так энтомолог изучает некий новый экземпляр мухи, – спросил:

– Мисс Ньютон, вам ведь, наверное, медицинская помощь нужна?

– ПИТЕР!

– Питер не виноват, – простонала Клара. – Я сама виновата, надо было быть внимательнее.

– Может, мне все-таки сбегать за доктором Кардью? – снова предложил Алекс. – Он меня отлично от запоров избавил.

– Нет, нет, никуда бежать не нужно. У меня уже все в порядке. – Ох, как бы заставить их прекратить эту суету вокруг меня!

Питер, впрочем, даже с места не сошел. Даже не пошевелился. Несколько минут он смотрел прямо на Клару, потом покачал головой, словно его одолевали ужасные мысли, и выбежал за ворота на улицу, приминая траву своими ботинками. Трава тут же снова пружинисто выпрямилась, и Клара, словно очнувшись, крикнула вслед:

– Куда ты, Питер? Пожалуйста, не уходи! Мне, честное слово, совсем не больно!

Он даже не обернулся.

Через некоторое время дети продолжили игру, и Клара тоже к ним присоединилась, но получалось у нее плохо. Ее терзала мысль о том, куда ушел Питер. Нельзя же допустить, чтобы у нее пропали уже двое детей!

Питер вернулся только к ланчу, но до конца дня явно избегал Клару и не желал с ней разговаривать. Не сказал ей ни слова ни за ланчем, ни за чаем. И ведь это не я в него мяч метнула. Это он нарочно отбил его в мою сторону, – думала она. – И к тому же я все-таки понимаю, что это несчастный случай…

Когда Клара за столом попросила Питера передать ей соль, он сделал вид, что не слышит, и в итоге Барри заорал ему прямо в ухо: «Она просит тебя передать ей соль, дубина!»

И Питер протянул ей солонку, но с таким видом, словно ему хотелось и солонкой этой в нее швырнуть.

* * *

– Питер всегда был странным, – сказала мисс Бриджес. Она весь уик-энд что-то пекла и сейчас, бросив горстку имбирного печенья на тарелку, вздохнула с облегчением: – Ну вот, остатки нам к чаю.

– Вам так кажется? – удивилась Клара. – Странно, ведь у него единственного сохранился контакт с кем-то из родственников, и можно было бы предположить, что ему следовало бы проявить больше жизнерадостности.

– Иной раз такие малозначащие контакты с родственниками воспринимаются детьми весьма болезненно. Как некое напоминание о счастливой жизни с родителями. Как то, что ты потерял. Как то, чего ты так и не получил…

Мисс Бриджес задумалась, макая печенье в чай, и Клара тоже молчала и тоже макала печенье, злорадно думая, что Джулиана подобные манеры привели бы в ужас. Печенье существует не для того, чтобы его пить, Клара!

– Вы лучше расскажите мне о вечеринке. Я слышала, что вы с Джулианом допоздна танцевали и пили – прямо второе празднование победы в Европе.

– Кто вам это сказал?

– Да все.

Все – это мистер Хортон, инспектор, и мистер Соммерсби, глава опеки. Клара не помнила даже, видела ли их на вечеринке, но с другой стороны там было столько незнакомых ей седовласых мужчин в строгих костюмах…

– Да, мы отлично повеселились, – сказала она, думая о том, что была бы счастлива никогда больше об этой вечеринке не вспоминать.

* * *

Отношения с Питером не давали ей покоя, и сдаваться она отнюдь не собиралась. Ей хотелось любым доступным способом все наладить еще до свадьбы, но если это окажется невозможно, то хотя бы до начала следующего учебного года. У нее оставалось не так уж много времени, чтобы привести мальчика в порядок: скоро ему исполнится шестнадцать, и он покинет Сиротский дом, сразу оказавшись лицом к лицу с огромным жестоким миром.

Бóльшую часть времени Питер торчал у себя в спальне, и Клара даже толком не знала, чем он там занимается, но старательно таскала ему целые рулоны бумаги для рисования, надеясь, что он все-таки именно рисует.

Когда он смотрел на нее, выражение его лица оставалось по-прежнему холодным.

– Ты перестань беспокоиться, Питер, насчет того, что сделал мне больно. Я к таким мелочам… – Как она собиралась назвать себя? Нечувствительной? Несокрушимой? Улыбка чуть изогнула уголки его губ. – Совершенно невосприимчива. И потом, игра есть игра. Тем более крикет! – Улыбка Питера моментально сменилась хмурой гримасой.

Он взял принесенную Кларой бумагу, и она, не сдержавшись, язвительно заметила:

– Спасибо!

Он немного подумал, потом согласно кивнул, и у нее не хватило духу пояснить, что она его вовсе не благодарит, а просто «ловко» подсказывает, что это он должен был поблагодарить ее.

Глава тридцать первая

Алексу давно хотелось сходить в лондонский Музей естественной истории, и Клара чувствовала, что должна хотя бы этим возместить ему то, что тогда из-за нее они пропустили праздник в его новой школе. Остальные дети, возможно, тоже с удовольствием поехали бы, но Клара решила, что пора – и пора уже давным-давно! – Алексу получить хоть что-то только для себя одного.

У потенциальных усыновителей Алекс, похоже, интереса никогда не вызывал, и Клара в итоге догадалась, по какой причине. Одно дело сирота, но совсем другое – брошенный ребенок при живом отце-пьянице; с таким никому дела иметь не захочется: вдруг этот папаша вновь возникнет в жизни мальчика неизвестно откуда?

Джуди выразила желание пойти в музей вместе с ними – если, конечно, они не против, – и сказала, что в этот день у них в школе как раз спортивный праздник, а она, человек абсолютно неспортивный, для таких праздников никак не годится. Конечно же, они были не против и договорились встретиться у входа на станцию метро «Саут-Кенсингтон», где какой-то человек играл на аккордеоне. Алекс купил там себе первую в жизни горсть жареных каштанов и вынес приговор:

– У жареных каштанов запах гораздо лучше, чем вкус!

– Как и у многого другого на свете! – подхватила с улыбкой Джуди, внезапно появившаяся прямо перед ними.

Клара заметила, что, несмотря на улыбку и яркую помаду, Джуди выглядит страшно усталой и какой-то нездоровой; на каждой щеке у нее красовалось целое созвездие то ли каких-то пятен, то ли синяков. А может, дело было в дурацком хлопчатобумажном шарфе, которым