Антология - Иван Ефремов

Генри стоял на пороге какого-то открытия. Его охватил панический страх. И он умер.

А ведь он был совершенно здоров.

Крейвен взглянул на Сью Лоуренс.

- Может, я ошибаюсь, Сьюзен? - спросил он. Скажите, убыл он чем-нибудь болен?

- Нет, он был здоров, - ответила доктор Сьюзен Лоуренс. - Он не должен был умереть.

Крейвен повернулся к Лоджу.

- Он недавно беседовал с вами, правильно?

- Дня два назад, - сказал Лодж. - На вид он казался таким же, как всегда.

- О чем он говорил с вами?

- Да, собственно, ни о чем особенном. О делах второстепенной важности.

- О делах второстепенной важности? - язвительно переспросил Крейвен.

- Ну ладно. Если вам угодно, извольте, я могу уточнить. Он говорил о том, что не хочет продолжать свои исследования. Назвал нашу работу дьявольским наваждением. Именно так он и выразился: «Дьявольское наваждение». - Лодж обвел взглядом сидевших в комнате людей.

- Он говорил с вами настойчивей, чем прежде?

- Мне не с чем сравнивать, - ответил Лодж. - Дело в том, что на эту тему он беседовал со мной впервые. Пожалуй, из всех, кто здесь работает, один он никогда прежде ни при каких обстоятельствах в разговоре со мной не затрагивал этого вопроса.

- И вы уговорили его продолжить работу?

- Мы обсудили его точку зрения.

- Вы его убили!

- Возможно, - сказал Лодж. - Возможно, я убиваю вас всех. Или же каждый из вас убивает себя сам. Почем я знаю? - Он повернулся к доктору Лоуренс: - Сью, может человек умереть от психосоматического заболевания, вызванного страхом?

- По клинике заболевания нет, - ответила Сьюзен Лоуренс. - А если исходить из практики, то боюсь, что придется ответить утвердительно.

- Он попал в ловушку, - заявил Крейвен.

- Вместе со всем человечеством, - в сердцах обрезал его Лодж. - Если вам не терпится размять свой указательный палец, направьте его по очереди на каждого из нас. На все человеческое общество.

- По-моему, это не имеет отношения к тому, что нас сейчас интересует, - вмешался Форестер.

- Напротив, - возразил Крейвен. - И объясню почему. Из всех людей я последним поверил бы в существование призраков…

Элис Пейдж вскочила на ноги.

- Замолчите! - крикнула она. - Замолчите! Замолчите!

- Успокойтесь, мисс Пейдж, - попросил Крейвен.

- Но вы же сказали…

- Я говорю о том, что, если допустить такую возможность, здесь у нас сложилась именно та ситуация, в которой у духа, покинувшего тело, был бы повод и, я бы даже сказал, право посетить место, где его тело постигла смерть.

- Садитесь, Крейвен! - приказал Лодж.

Крейвен в нерешительности помедлил и сел, злобно буркнув что-то себе под нос.

- Если вы видите какой-то смысл в дальнейшем обсуждении этого вопроса, - произнес Лодж, - настоятельно прошу оставить в покое мистику.

- Мне кажется, здесь нечего обсуждать, - сказал Мэйтленд. - Как ученые, посвятившие себя поискам первопричины возникновения жизни, мы должны понимать, что смерть есть абсолютный конец всех жизненных явлений.

- Вы отлично знаете, что это еще нужно доказать, - возразил Сиффорд.

Тут вмешался Форестер.

- Давайте-ка оставим эту тему, - решительно сказал он. - Мы можем вернуться к ней позже. А сейчас поговорим о другом. - И торопливо добавил: - Нам нужно выяснить кое-что еще. Скажите, кто-нибудь из вас знает, какой персонаж принадлежал Генри?

Молчание.

- Речь идет не о том, чтобы установить тождество каждого из участников Спектакля с определенным персонажем, - пояснил Форестер. - Но методом исключения…

- Хорошо, - сказал Сиффорд. - Раздайте еще раз ваши листки.

Форестер вытащил из кармана оставшуюся бумагу и снова принялся рвать ее на небольшие кусочки.

- К черту эти ваши липовые бумажки! - взорвался Крейвен. - Меня на такой крючок не поймаешь.

Форестер поднял взгляд с приготовленных листков на Крейвена.

- Крючок?

- А то нет, - вызывающим тоном ответил Крейвен. - Если уж говорить начистоту, разве вы все время не пытаетесь дознаться, кому какой принадлежит персонаж?

- Я этого не отрицаю, - заявил Форестер. - Я нарушил бы свой долг, если бы не пытался установить, кто из вас стоит за тем или иным персонажем.

- Меня удивляет, как тщательно мы это скрываем, - заговорил Лодж. - В нормальной обстановке подобное явление не имело бы значения, но здесь мы живем и работаем в очень сложных условиях. Мне думается, что, если бы каждый из нас перестал делать из этого тайну, всем нам стало бы намного легче существовать. Что до меня, то я охотно назову свой персонаж. Готов быть первым - вы только дайте команду. - Он замолчал и выжидающе посмотрел на остальных.

Команды не последовало.

Все они глядели на него в упор, и лица их были бесстрастны - они не выражали ни злобы, ни страха, ничего вообще.

Лодж пожал плечами, сбросив с них бремя неудачи.

- Ладно, оставим это, - произнес он, обращаясь к Крейвену. - Так о чем вы говорили?

- Я хотел сказать, что написать на листке бумаги имя персонажа - это все равно, что встать и произнести его вслух. Форестеру знаком почерк каждого из нас. Ему ничего не стоит опознать автора любой записки.

- У меня этого и в мыслях не было, - запротестовал Форестер. Честное слово. Но в общем-то Крейвен прав.

- Что же вы предлагаете? - спросил Лодж.

- Списки типа избирательных бюллетеней для тайного голосования, сказал Крейвен. - Нужно составить списки имен персонажей.

- Я вы не боитесь, что мы сумеем опознать каждого по крестику, поставленному против имени его персонажа?

Крейвен взглянул на Лоджа.

- Раз уж вы об этом упомянули, значит, нужно учесть и такую возможность, - невозмутимо произнес он.

- Внизу, в лаборатории, есть набор штемпелей, - устало сказал Форестер. - Для пометки образчиков препаратов. Среди них наверняка найдется штемпель с крестиком.

- Это вас устраивает? - спросил Лодж Крейвена.

Крейвен кивнул.

Лодж медленно поднялся со стула.

- Я схожу за штемпелем, - сказал он. - А в мое отсутствие вы можете подготовить списки.

Вот дети, подумал он. Настоящие дети - все как один. Настороженные, недоверчивые, эгоистичные, перепуганные насмерть, точно затравленные животные. Загнанные в тот угол, где стена страха смыкается со стеной комплекса вины; жертвы, попавшие в западню сомнений и неуверенности в себе.

Он спустился по металлическим ступенькам в помещение, отведенное для лабораторий, и, пока он шел, стук его каблуков эхом отдавался в тех невидимых углах, где притаились страх и муки совести.

Если б не внезапная смерть Генри, подумал он, все бы обошлось. И мы с грехом пополам все-таки довели бы работу до конца. Но он знал, что шансов на это было крайне мало. Ведь если б не умер Генри, обязательно нашелся бы какой-нибудь другой повод для взрыва. Они для этого созрели, более чем созрели. Уже несколько недель самое незначительное происшествие в любой момент могло поджечь фитиль.