Правила возвышения - Дэвид Коу

Но он не признался. В какой-то момент — когда он стоял у каменной стены темницы, скуля от боли и умоляя Байана забрать его до следующего прихода Кентигерна, — Тавис вдруг осознал, насколько пустую жизнь он прожил. Он не успел отличиться в бою, он не успел стать королем или хотя бы герцогом, он никогда не любил. Ксавер был его единственным верным другом, но даже этой дружбе он едва не положил конец глупой пьяной выходкой. Когда он умрет, повешенный за убийство, которого не совершал, не останется ничего, на что его родители могли бы с гордостью указать и сказать: «Это сделал наш сын».

Но Тавис твердо решил (такая решимость удивила его самого и потрясла бы Явана) не делать ложного признания. Если он не может ничего прибавить к славе дома Кергов, он хотя бы не запятнает доброе имя своего рода — по крайней мере больше, чем уже запятнал. Конечно, это было ничтожно мало. Но ничего большего он уже не мог сделать.

Порой боль становилась такой нестерпимой, что Тавис чувствовал готовность сдаться. В любом случае почти никто не верил в его невиновность, а те, кто верил, чьим мнением он действительно дорожил, поняли бы, почему он признался. Его останавливала только гордость. Гордость Кергов. Одни называли ее проклятием дома Кергов. Другие утверждали, что именно она стала причиной многих междоусобных войн в Эйбитаре. Но в последние дни своей жизни, когда пламя факела обжигало его тело, Тавис обрел в ней спасение.

Услышав голоса в отдалении, мальчик поначалу испугался, что вернулся Андреас. Он медленно открыл глаза, ожидая увидеть рассеянный свет дня или огонь проклятых факелов. Но в камере по-прежнему царила непроглядная тьма, хотя звуки не прекращались. Голоса, звон металла время от времени. Вероятно, это переговаривались стражники за тюремной дверью, но он еще никогда не слышал их так отчетливо. А возможно, он просто терял рассудок. Тавис знал, что такое случается с узниками, особенно с теми, кто подвергается пыткам.

Внезапно звон металла стал громче, словно раздавался в самой камере. Может быть, в темницу привели другого узника, пока он спал? Может быть, это новый сосед звенел цепями? Или это Андреас, искалечивший его тело, пытался теперь сокрушить его рассудок? Тавис хранил молчание, прислушиваясь к звону металла, который повторялся снова и снова. Звук доносился от окошка, понял вдруг он, почувствовав прилив надежды. Звон прекратился так же внезапно, как начался, и какой-то голос неразборчиво прокричал несколько слов. Тависа била крупная дрожь, сердце выпрыгивало у него из груди. Что-то происходило, к добру или нет, и он просто ждал.

Он услышал шорох скользившего по камню тела — звук снова донесся со стороны окошка, — а потом кто-то упал на пол камеры прямо перед ним.

— Ксавер? — спросил Тавис, еле шевеля запекшимися губами.

Ответа не последовало. Тависа вновь охватил страх.

— Отец? Это вы?

Еще один глухой удар приземлившегося тела. Сердце у него сжалось от ужаса.

Мгновение спустя маленький язычок пламени осветил темницу, и Тавис увидел двух мужчин-кирси. Появления Фотира он еще мог ожидать, но что делал здесь ярмарочный предсказатель? Он постарался сохранить самообладание, когда увидел, с каким ужасом первый советник смотрит на него, но при виде слез, покатившихся по щекам Фотира, не выдержал.

— Что, меня уже нельзя исцелить? — слабым, прерывистым голосом спросил он.

— Можно, — прошептал предсказатель, с опаской озираясь на дверь темницы. — Но для того чтобы залечить все ваши раны, потребуется много времени. Сейчас мы можем сделать только одно. — Он взглянул на Фотира. — Кандалы.

Советник кивнул и подошел к каменной стене.

— Вы помните меня? — спросил мужчина, когда первое железное кольцо раскололось пополам.

— Да, хотя я забыл ваше имя. И не понимаю, почему вы здесь.

— Меня зовут Гринса, и я здесь для того, чтобы вызволить вас из тюрьмы.

— Зачем? Ведь вы показали мне эту темницу в Киране. Разве мне не суждено умереть здесь?

Раскололось второе железное кольцо, потом третье. Дыхание Фотира стало тяжелым и прерывистым.

— Я показал вам ваше будущее, но не истинную вашу судьбу.

— Не понимаю.

— Я знаю. Я все объясню, но не сейчас.

Последнее железное кольцо со звоном упало на пол, и Фотир отступил на шаг от стены:

— Вы свободны, милорд. — Лицо советника блестело от пота. — Вы в состоянии идти?

До сих пор Тавис сидел, прижавшись спиной к каменной стене; двое мужчин подошли и помогли мальчику подняться. Он снова на миг бессильно привалился к стене, а потом выставил вперед правую ногу, намереваясь сделать шаг, но рухнул на пол под тяжестью собственного веса, вскрикнув от жгучей боли, которая пульсировала в каждой из нанесенных ему Андреасом ран.

Предсказатель тихо выругался, снова бросив опасливый взгляд на дверь.

— Мальчика надо исцелить прежде, чем мы его вытащим отсюда. — Он взял один из факелов, закрепленных на стене, и зажег его от пламени, которое по-прежнему горело у него на ладони. Потом Гринса отнес факел в дальний угол камеры, чтобы свет огня не привлек внимание дежуривших за дверью стражников, но все же довольно хорошо освещал помещение.

— Конечно, — сказал Фотир. — С чего мы начнем?

— Мне все равно, — сказал Тавис. — Просто сделайте что-нибудь. Пожалуйста.

Вернувшись к лежавшему на полу Тавису, Гринса опустился на колени и положил ладони на плечо мальчика.

— Я заживлю воспаленные раны, — сказал он. — Именно они ослабляют его. И попытаюсь исцелить сломанные пальцы. Все остальное подождет до того времени, когда мы окажемся в более безопасном месте.

Мужчина еще не закончил говорить, а Тавис уже почувствовал ток целительной силы, пролившейся, подобно прохладным водам горного потока, в глубокую рану на плече. Фотир тоже присел рядом и осторожно положил к себе на колени голову Тависа, глаза которого были закрыты.

По-видимому, молодой лорд заснул, ибо, когда он очнулся, предсказатель уже заживлял одну из ран у него на боку. Он по-прежнему чувствовал боль, но теперь вполне терпимую — совсем не похожую на недавние страшные муки.

Двое кирси тихо беседовали между собой, и Тавис не произнес ни звука, решив полежать с закрытыми глазами и послушать.

— …вы единственный человек, кроме моей сестры, — приглушенным голосом говорил предсказатель. — И мы с ней сделали все возможное, чтобы скрыть наше родство.

— Меня удивляет, что вы сумели хранить тайну так долго, — сказал Фотир.

— Порой я сам удивляюсь. — Предсказатель немного помолчал, а потом продолжил: — Я должен спросить вас, не будет ли раскрыта моя тайна завтра же?