Паж герцога Савойского - Александр Дюма

— Неужели?! — воскликнул адмирал. — Нужно посмотреть… Где ключи?

— А, ключи, — ответил Жан Поке, — кто его знает? Двери не открывали лет сто!

— Тогда принесите клещи и лом, чтобы их открыть.

— Не надо ни глещей, ни лома, — раздался чей-то голос, — я долкну тверь, и она отфорится!

И Генрих Шарфенштайн в сопровождении своего племянника Франца подошел к Колиньи.

— А, это ты, мой храбрый великан? — спросил адмирал.

— Та, эдо я и мой блемянник Франц.

— Хорошо, толкай, мой друг, толкай! Шарфенштайны подошли каждый к одной створке и, похожие на два механизма с одним приводом, упёрлись в них спинами, произнесли: «Ein, zwei, drei note 34» и на счет «drei», что соответствует нашему «три», вышибли их, причем столь успешно, что каждый полетел вместе со створкой внутрь.

Но, поскольку створки оказывали несколько разное сопротивление, Франц упал навзничь, а Генриху посчастливилось больше, и он просто сел на зад.

Однако оба встали на ноги, со своей обычной важностью произнеся:

— Фот!

Вошли в башни. В одной из них, как и сказал Жан Поке, действительно хранилось две или три тысячи фунтов пороха, но, как он и предупреждал, он лежал там так давно, что при попытке поднять бочонки, в которых он хранился, они рассыпались в прах.

Тогда адмирал отдал приказ перенести порох в арсенал на простынях. Видя, что приказ его выполняется, он вернулся домой, чтобы поесть и немного отдохнуть, потому что с полуночи был на ногах и не ел со вчерашнего дня.

Он только собирался сесть за стол, когда ему доложили, что вернулся один из гонцов, которого он отослал к коннетаблю, и просит разрешения немедленно переговорить с ним.

Это был Ивонне.

Он прибыл доложить, что помощь, которую просил адмирал, придет на следующий день под руководством брата адмирала, г-на Дандело, маршала де Сент-Андре и герцога Энгиенского.

Это подкрепление должно было состоять из четырех тысяч человек пехоты, прибыть, как и сказал адмирал, по дороге из Сави и войти в город через предместье Понтуаль.

Мальдан остался в Ла-Фере, чтобы служить проводником г-ну Дандело. Ивонне дошел до этого места в своем рассказе и поднял налитый ему

стакан вина, чтобы выпить за здоровье адмирала, как вдруг земля вздрогнула, стены зашатались, стекла в окнах разлетелись вдребезги, и раздался страшный грохот, как от залпа сотни орудий.

Адмирал встал; Ивонне охватила нервная дрожь, и он поставил на стол нетронутый стакан.

Порыв западного ветра туг же принес с собой на город темное облако, и через разбитые окна в комнату проник сильный запах серы.

— О несчастные, — воскликнул адмирал, — наверное, они не приняли необходимых мер предосторожности и пороховой погреб взлетел на воздух!

И, не ожидая никаких сообщений, он вышел из дому и поспешил к Ильским воротам.

Все жители бежали в ту же сторону, и разъяснений просить было не у кого: все слышали шум, но не знали его причины.

Колиньи не ошибся: поднявшись на крепостную стену, он увидел, что развороченная башня дымилась, как кратер вулкана. В одну из бойнид проникла искра от пылавшего вокруг громадного пожара и подожгла порох.

Погибло сорок или пятьдесят человек; пять офицеров, руководивших операцией, пропали без вести.

Теперь на месте башни зиял пролом, через который могло пройти в ряд двадцать пять осаждающих.

К счастью, пламя и дым, застилавшие все пространство между городом и предместьем, пока скрывали пролом от глаз испанцев — самоотверженность жителей, поджегших свои дома, действительно спасла город.

Колиньи понял опасность: он вызвал добровольцев, однако откликнулись одни горожане. Военные, которых из предместья вывели, отправились подкрепиться и освежиться.

В числе тех, кто отправились подкрепиться и освежиться, были и Шарфенштайны, но, поскольку их палатка была раскинута всего в пятидесяти шагах от места действия, то они одни из первых откликнулись на призыв адмирала.

И дядюшка Генрих и его племянник Франц в подобных обстоятельствах были неоценимые помощники: их геркулесова сила и гигантский рост выручали в любом случае. Они сняли камзолы, засучили рукава рубашек и превратились в каменщиков.

Три часа спустя — то ли потому, что враг ничего не узнал о катастрофе, то ли потому, что он был занят какими-то другими делами, — ремонт был закончен без всяких помех, и башня стала почти такой же прочной, как раньше.

Весь этот день — это было 7 августа — неприятель никак не проявлял себя, ограничившись, по-видимому, просто осадой. Он, без сомнения, ожидал подхода английской армии.

Вечером со стороны предместья Иль часовыми было замечено какое-то движение. Испанцы Карондолета и Хулиана Ромерона, воспользовавшись тем, что пожар стал стихать, начали появляться в предместье и подбираться к городу.

Наблюдение за этой стороной было усилено.

В десять часов вечера адмирал призвал к себе старших офицеров гарнизона и объявил им, что, по всей видимости, ночью придет ожидаемое подкрепление. Следовало тайно, соблюдая тишину, усилить посты на стене от башни Туриваль до Понтуальских ворот, чтобы в случае необходимости прийти на помощь к Дандело и его людям.

Ивонне, в качестве гонца посвященный в эти распоряжения, воспринял их с радостью; они касались и его, поскольку особое знание этих мест давало ему некоторый вес: он выставил ночные патрули у Ремикурских ворот, у Ильских ворот и у Понтуальских ворот.

Такая расстановка оставляла совершенно неприкрытой, если не считать нескольких часовых, крепостную стену Старого рынка, где был расположен, напомним, дом Жана Поке и маленький павильон, в котором жила мадемуазель Гудула.

Итак, около одиннадцати часов, одной из тех темных ночей, которые так ценят и благословляют влюбленные, идущие на свидание, и военные, готовящие внезапное нападение на неприятеля, Ивонне в сопровождении своих друзей Генриха и Франца, вооруженных до зубов, как и он сам, осторожно пробрался по улицам Розье, Могильной и Сен-Жан — почти в ста шагах от башни Дамёз — и вышел к крепостной стене Старого рынка.

Трое приятелей выбрали этот путь, потому что, насколько они знали, на всем пространстве между башней Дамёз и воротами Старого рынка часовых не было, ибо с этой стороны неприятель никаких действий еще не предпринимал.

Бульвар был темен и пустынен.

Почему этот отряд, несмотря на свой устрашающий вид, не питавший никаких воинственных намерений, имел такой странный состав: с одной стороны, Ивонне, а с другой — Генрих и Франц Шарфенштайны?

В силу того естественного закона, что в этом мире слабость ищет силу, а сила любит слабость.