Право быть - Вероника Иванова

Тихо. Очень тихо. Очень покойно. Пульс ровный, медленный, дремотный. Следовало бы настороженно ожидать следующего хода со стороны врага и судорожно собирать в кулаке последние силы, чтобы ответить достойно, если не сокрушительно, но мной владеет ленивое бесстрастие.

Почему я совсем не тревожусь? Потому что знаю: печального исхода не избежать. С того момента, как серебряные иглы вонзились в позвоночник, приговор был приведен в исполнение. Так стоит ли волноваться? Минутой раньше, минутой позже, какая разница? Да, сейчас мы находимся за пределами своевольной Нити и можно было бы попробовать… Ускользнуть из недружелюбных объятий Борга? Сомнительно. У меня уже пальцы немеют, так сильно он сжал мои руки. Да даже сдвинуть эту громадину с места не удастся. К тому же рыжий теперь беспрекословно подчиняется чужой воле, а я не могу и попытаться позвать на помощь. Некого звать. Но что еще хуже, нет способа сообщить о месте и времени последнего пребывания, потому что меня отрезали от Пустоты, единственной верной моей спутницы.

Тихо. И снаружи, и внутри меня. Все, что осталось,- только невесомое, едва ощутимое, похожее на лимонные крошки халемского печенья нетерпение в предвкушении финала. Звучит смешно и нелепо, но чем скорее я умру, тем скорее смогу родиться снова, ведь мир…

Мир стоит на пороге.

Да, грядут изменения. Драконы жаждут гибели людей? Они получат желаемое, не сомневаюсь. Но сначала случится много других событий, гораздо ощутимее опасных для Гобелена, нежели для населяющих его блох.

Господ или желающих стать таковыми будет становиться все больше и больше, а что нужнее всего для господина? Что составляет смысл его существования и его сокровенную суть?

Рабы.

По доброй воле отказаться от свободы способно разве что одно живое существо на тысячу. Где же и как разжиться покорными исполнителями господской воли? Ответ прост и очевиден: войны. Ими все всегда заканчивается, если не начинается. Хладное железо, превращенное в клинки мечей и наконечники стрел, не знает пощады и проклинает тех, кто вырвал его из колыбели недр и пропустил через огненные муки, потому, попадая в руки воина, оно приносит с собой только ненависть и злобу. Недаром говорят, что в бойцов на поле брани словно вселяются демоны… Демоны, взращенные в мирной кузне.

Но есть и другие демоны, таящиеся между хрусткими стра-

ницами пыльных фолиантов. Сталь и чары так непохожи друг на друга характером, но результат их применения одинаков. Уничтожить? Сию минуту! Подчинить? Легко! Только каж-дое новое заклинание выдирает Силу из драконьей плоти.

Не спорю, можно действовать, как некромант, травивший живых, дабы получить власть над их посмертием, но его хитроумные интриги закончились все той же самой, жестокой в своей обыденности войной, потому что чем больше у тебя становится сил, тем нестерпимее хочется утвердить свое превосходство хоть над кем-нибудь.

Пожалуй, говорящая с водой ближе всех прочих моих знакомцев подошла к возможности стать госпожой мира, начав с подей, уже обладающих властью. Выбранным способом она избежала целой вереницы трудных шагов, существенно сберегая силы и время, но… Вынуждена была остановиться, когда нагни пути пересеклись. Значит, я все-таки успел.

Нет, тревожиться не о чем. Совсем-совсем. Те, кто в состоя-нии бороться, знают об угрозе лишь чуть меньше моего и не окажутся застигнутыми врасплох, если попытка приворота повторится. Обещания, которые я по наивности своей раздавал направо и налево? Исполнены. Самые трудные уж точно, а об оставшихся можно счастливо забыть, тем более что их исполнение… Приносит одни беды.

Я всего лишь умру. И воскресну. Не через год и не через столетие, но воскресну обязательно, потому что чем кровопролитнее и многочисленнее будут войны, тем больше Силы вычерпают маги враждующих сторон из Гобелена и тем больнее будет становиться драконам, плоть которых раздергивают по ниточке. Они призовут меня снова, даже если сейчас не допускают подобной мысли. Я вернусь, и в их интересах будет вырастить меня нового лучше, чем прежнего. На губы так и просится улыбка… И в этот раз, может быть, единственный за все прошедшие годы, она будет по-настоящему счастливой. безмятежно-счастливой.

Тихо. Покойно. Никаких волнений. Никаких тревог. Есть только раннее утро, прячущееся за частоколом соснового леса, есть размеренное дыхание, есть… Любовь. Да, она все еще есть и никуда не уходит.

Я люблю этот мир, люблю так сильно, что спешу уйти, избавив его от моих разрушительных капризов. Спешу уйти,

чтобы начать новый путь, добрее, мудрее и светлее заканчивающегося. Да, мне не суждено будет вновь встретиться со старыми знакомыми, но зато я смогу увидеть их детей, внуков или правнуков. Увидеть, чтобы удивиться и восхититься постоянством природы, сохраняющей в потомстве то, что составляет суть его предков.

Я люблю. Я все-таки получил драгоценный дар, хотя не надеялся и не мечтал. Наверное, им стоит гордиться, ведь моим предшественникам повезло куда меньше. Шеррит, мне страшно дотрагиваться до тебя, страшно даже протянуть руку навстречу, но ты существуешь, и это самое большое чудо мира! Ты есть. Ты думаешь обо мне, пусть с ненавистью или сожалением, но думаешь, я чувствую. Может быть, моя смерть избавит тебя от боли. А может быть, принесет новую, если ты все же хотела… Если все же верила.

Наверное, именно такое состояние называется счастьем, когда вдруг осознаешь все, чего достиг и добился, оцениваешь свои заслуги, гордишься собой, но, самое главное, понимаешь, что легко отпустишь всю выловленную рыбу обратно в прозрачные струи реки времени. Ведь ты - не единственный рыболов мира, а значит, кому-то другому тоже нужно испытать…

Нужно почувствовать…

Вершину. Горный пик, вознесшийся туда, где все цвета сливаются воедино. Высоту. После нее может быть только спуск или падение, но, пока я здесь, хочется раскрыть объятия всему миру. Хочется потянуться, распахнуть грудь настежь, хочется…

- Делай то, зачем тебя позвали. Но только каплю, слышишь?

Кто это сказал? Вернее, кто с неимоверным трудом выдохнул эти слова в моховой ковер? Вон то белое пятно? Ворох причудливо сложенной ткани?

Что- то коснулось моего тела. Вскарабкалось по руке на плечо. Мягкая шерстка нежно щекотнула шею. Учащенное дыхание толкнулось в ухо. Милый зверек… Только кусачий. Но это не страшно, пусть укусит, может быть, так он выражает свое удовольствие, ведь кошки, когда их гладишь, выпускают когти на полную длину, блаженно впиваясь в колени, на которых лежат…

- Нямненько!

Прямо в ухо, и сколько радости… Нет, не радости. Чего-то другого. Чего-то неприятного и, может быть, даже… Опасно-