...Да поможет мне бог - Феликс Джексон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вас вызывает Нью-Йорк, сэр, — сообщил Ред. Спенсер отрицательно покачал головой.
— Узнайте, кто вызывает, — распорядился Майлс. — Попытайтесь быть полезным.
Ред сверкнул на него глазами.
— Вас вызывает миссис Хант, сэр, — сказал он Спенсеру.
Спенсер встал и подошел к телефону. Ред, прикрыв трубку рукой, попросил:
— Не слушайте вы мистера Майлса, сэр! Он не прав, а вы правы. Я это знаю, сэр.
— Спасибо, Ред, — вяло ответил Спенсер и взял трубку.
— Я смотрела передачу заседания, — сказала Луиза, — и хочу, чтоб ты знал это.
— Очень рад.
— Ты еще долго будешь в Вашингтоне? — спросила она.
— Да, завтра состоится еще одно заседание, закрытое. По телевидению оно передаваться не будет.
— Не будет?
— Да, не будет. — Спенсер помолчал. — Комиссия обяжет Лэрри явиться.
— Не беспокойся, мы найдем его. Я уже звонила Дику Поттеру. Лэрри так не отделается. Самолет не может бесследно исчезнуть. Его разыщут. Его найдут, Спенс, и доставят в Вашингтон. — И, не переводя дыхания, она спросила: — По телевидению передали не все заседание. Как оно закончилось?
— Неважно, Луиза, неважно!
— Я хочу тебе еще раз сказать, что я видела передачу и что я горжусь тобой. Скорее возвращайся домой! — воскликнула Луиза.
— Постараюсь, — ответил Спенсер и положил трубку.
Раздался стук. Ред открыл дверь и взял у посыльного несколько телеграмм.
«Ну вот, опять, — подумал Спенсер. — Теперь меня нашли здесь, и все пойдет по-старому: снова начнутся телефонные звонки, письма, газетные заголовки. Это никогда не кончится; это будет продолжаться вечно».
Сделав шаг вперед, он вырвал телеграммы из рук Реда. Тот с ужасом взглянул на Спенсера. Спенсера трясло, как в лихорадке. Он не мог говорить. Он ничего не мог объяснить. Да и к чему объяснять? Он подумал о судьбе Гордона Беквуда.
— Донован, возьмите себя в руки! — донесся до него резкий окрик Майлса. — Дайте мне телеграммы.
Постепенно, словно из рассеивающегося тумана, перед ним снова появилось лицо старика. Майлс пристально и властно смотрел на него. Он взял у Спенсера телеграммы.
— Слушайте меня. Теперь вы будете слушать только меня. Вы правильно поступили, отказавшись от моих услуг сегодня утром, и я ценю это. В отличие от вас я вовсе не жажду попасть в тюрьму. Но сейчас геройские трюки окончены, и вы возьмете меня в адвокаты по той простой причине, что я вам нужен.
Спенсер взглянул на него и покачал головой.
— Нет, я так не поступлю. С этим все кончено.
— Нет, не кончено! — воскликнул Майлс. — Вы не можете теперь отступать. Вы начали что-то, и это «что-то» вас не отпустит. С вами еще не покончили. Вы затеяли нелегкое дело, Донован, и оно обратилось против вас, потому что зло всегда остается злом, каким бы целям оно ни служило. Вы были героем в течение десяти минут, но расплачиваться вам придется, по всей вероятности, всю жизнь. Но вы же сами этого хотели, и — черт вас побери, Донован! — я боюсь, что в глубине души вы все еще считаете свой поступок правильным и не сожалеете о нем.
Майлс посмотрел на Спенсера; из другого конца комнаты на него глядел Ред. Оба ждали. Но Спенсер молчал.
Майлс пожал плечами. Он открыл одну из телеграмм, и на его лице появилась недоуменная улыбка. Он открыл другую телеграмму, затем еще одну.
— Это от великого американского народа, — сказал он. — Хотите верьте, хотите нет, но это поздравительные телеграммы.
Дверь с треском распахнулась, и в комнату влетел Майрон Вагнер с блестевшими от возбуждения глазами.
— Там тебя ожидает добрый десяток парней, Спенсер. Я думаю, что их нужно принять.
— Потом, Майрон, — отозвался Спенсер.
— Какие еще парни? Кто этот человек? — спросил Майлс.
Майрон, не обращая внимания на Майлса и Реда, подошел к Спенсеру.
— Послушай, мой мальчик, — воскликнул он, — это газетная братия, а я настолько глуп, что не требую интервью исключительно для себя. Я не знаю, что с тобой будет после того, как вся эта чертовщина закончится, но сегодня ты — гвоздь первой полосы, и тебе следует этим воспользоваться.
Репортеры гуськом вошли в комнату. Спенсер не нашел знакомых лиц, да и вообще едва ли он различал лица. Сон наяву продолжался.
Один из них спросил:
— Итак, мистер Донован, как вы чувствуете себя в роли героя?
Спенсер не ответил.
Он услышал женский голос:
— Вы хотели бы сделать заявление?
Спенсер отрицательно покачал головой. Он прислушивался к своему внутреннему голосу, к голосу, который молчал. Он отчаянно пытался вернуться к действительности, которую покинул когда-то — много лет назад, казалось ему.
Затем до него донесся резкий голос:
— Мистер Донован, если вы против того, чтобы вас называли героем, то как же вы позволите себя называть? Что вы предлагаете?
Наступило молчание. Кто-то кашлянул. Постепенно лица репортеров появились в фокусе зрения Спенсера, и он увидел, что они ждут его ответа. Рядом с ним стоял высокий худой рыжий репортер, дальше еще один — в темных очках, с перекинутым через плечо плащом. Внезапно Спенсер понял, что должен сказать что-то и сказать сейчас же. Этот миг достался ценой долгих месяцев тревог и мучений. Может быть, это миг триумфа, а может быть, просто стремительный взлет перед окончательным падением. Он не знал. Но это была важнейшая в его жизни минута, и он не мог ее пропустить.
Напряжение покинуло его, боль в желудке прошла, он почувствовал себя легко и свободно.
— Я хочу сделать заявление, — сказал Спенсер.
— Донован, я ваш адвокат, — вмешался Майлс, — и все заявления, которые вы пожелаете сделать, необходимо предварительно согласовать со мной.
— Я понимаю, мистер Майлс, — ответил Спенсер. — Но ведь я скажу совсем немного, только вот это. — Он взглянул на репортеров. — Сегодня на заседании члены комиссии намекали, что никакой здравомыслящий человек не станет рисковать своей карьерой и своим положением в обществе только для того, чтобы доказать свою правоту. И все же именно это я сделал. — Он глубоко вздохнул. — Я могу только сказать вам, что ни о чем не сожалею. Я сознательно предал дело широкой гласности, так как только таким
