Золотой треугольник - Богуслав Шнайдер

— Какими лекарствами вы пользуетесь?

— У нас нет денег на лекарства, — просто ответил Куэ. — Борьбу с наркоманией мы считаем частью политического воспитания. Мы не признаем постепенное уменьшение дозы, как это делают за границей. Такое лечение затягивается на три-четыре года. Отказались мы и от лечения, которое проводилось при режиме Тхиеу: наркомана во время конвульсий связывали и избивали, чтобы у него подсознательно возникла связь между наркотиками и болью.

— Вы лишаете наркоманов наркотиков и при этом не даете им лекарств?

— Мы осуществляем радикальное вмешательство. Пытаемся их убедить, что они вели недостойную жизнь, пробуждаем в них желание начать все снова. Держим их под постоянным наблюдением. Судя по нашему опыту, здоровая атмосфера, спокойная обстановка могут заменить лекарства. Важно также, чтобы пациент попал в отдаленное, изолированное место, где возрожденная воля не подвергнется никаким испытаниям.

— А не слишком ли это жестокий перелом?

— Мы пользуемся некоторыми методами народной медицины, в первую очередь акупунктурой. Когда начинаются конвульсии и наркомана трясет лихорадка, иглоукалывание помогает снять мышечное напряжение. Пользуемся мы и гипнозом. На всех стадиях лечения полезен также и обыкновенный тоник.

— Он ослабляет абстинентный синдром?

— В прямом смысле этого слова — нет, но все же помогает. Особенно тяжел первый месяц. Наркоман, лишенный наркотиков, находится в кризисном состоянии. Теряет аппетит, интерес к жизни. Поэтому мы усиленно питаем его, следим, чтобы он выполнял физические и дыхательные упражнения. Все взаимосвязано, упражнения улучшают аппетит, организм включается в нормальный ритм. Тем самым снижается зависимость от яда.

Доказательством того, что пациент избавился от наркотической зависимости, служит очень простое испытание.

Руководитель школы приглашает бывшего наркомана на беседу. На столике около кресла лежит трубка с опием или шприц. Вылечившийся равнодушно смотрит на них и продолжает беседу, невылечившийся начинает дрожать, невольно косится на столик.

— Какая судьба ожидает бывших наркоманов, когда они покинут школу?

— Мы помогаем им устроиться на работу. Одни трудятся в государственных хозяйствах, другим мы помогаем найти работу в новых экономических зонах или вернуться домой. Все они вновь обрели человеческое достоинство. Многие не хотят возвращаться в большие города, ибо не уверены, смогут ли одолеть искушение. Для них километрах в ста от города мы создали государственное хозяйство. Там живут и занимаются земледелием более двух тысяч бывших наркоманов. В любой момент они могут вернуться к своим родным. Но примерно четверть решила остаться в хозяйстве и создала там новые семьи.

— А вы не боитесь, что как специалист по лечению наркоманов в один прекрасный день останетесь во Вьетнаме без работы? — спросил я у Куэ.

— Научусь чему-нибудь другому, — ответил он сдержанно.

По поводу своей профессии он не допускал шуток. Он ненавидел наркотики, как личного врага. Народному Вьетнаму до сих пор не удавалось справиться с рядом проблем, которые здесь подчас эвфемистически называют «пережитками прошлого». Двадцатилетнее влияние Соединенных Штатов воздействовало на мышление населения Южного Вьетнама больше, чем предшествующие сто лет французского владычества. Однако искоренить массовую наркоманию в стране удалось.

В большинстве же остальных стран положение далеко не столь отрадно.

Кхун са велел кланяться

«Снова опиумная война!» — кричали заголовки газет всего мира в феврале 1982 года. Незадолго до этого я вернулся из Азии, и потому мне нетрудно было представить себе новый поворот в судьбе «золотого треугольника», когда я прочел репортаж в американском еженедельнике «Ньюсуик».

— Вперед! — глухо приказал полковник Тхонг Аун Чаненсам. И восемьсот таиландских пограничников, растянувшись цепью, бросились в атаку. Их лица застыли от напряжения. Расчеты безоткатных орудий взяли на прицел крайние дома Банхинтэка. Вот уже и ракеты приведены в боевую готовность. Даже самые большие оптимисты не надеялись, что главную базу Объединенной шанской армии можно захватить без боя. После ночи, проведенной в кузовах грузовиков, все нервничали и хотели спать. Не встречая сопротивления, цепь добралась до главной улицы. Топот шагов приглушали резиновые подошвы. Атакующие удивленно оглядывались по сторонам. Банхинтэк совсем не похож на затерянное в джунглях селение, скорее он напоминал маленький современный городок. Здесь есть футбольное поле, даже теннисные корты. Вокруг выстроенных на небольших холмах бунгало зеленели ухоженные газоны. Магазины на главной улице торговали дамскими сумочками и электрогитарами, цветными телевизорами и стереомагнитофонами.

Хотя части пограничной полиции вошли в спящий городок перед самым рассветом, но неожиданного нападения не получилось. Навстречу кордону пограничников, оцепившему главную улицу, выбежали заспанные наемные солдаты, многие в трусах и босиком. Но долголетней привычке никогда не расставаться с оружием они не изменили. Все держали в руках автоматы или скорострельные карабины.

— Вы арестованы за контрабанду, ношение оружия и неподчинение властям! Сдавайтесь! — крикнул полковник Тхонг, исподволь присматривая дерево, за которым можно было бы укрыться. В первый момент шаны, стоя в каких-нибудь пяти шагах от солдат, взирали на них в немом удивлении. Потом резким движением направили оружие на пограничников.

Перестрелка затянулась. Шаны быстро пришли в себя и заняли круговую оборону. Тогда таиландское командование вызвало бронированные вертолеты и бомбардировщики. В результате жестоких уличных боев процветающий городок постепенно превратился в груду развалин. Через три дня Объединенная шанская армия начала отступать через границу. Если бы в этот момент в сражение вмешались и бирманцы, «личная» армия Кхун Са прекратила бы существование. Но таиландская полиция не информировала Рангун о готовящейся операции. И потому Кхун Са вновь удалось ускользнуть.

Тайцы потеряли шестнадцать человек, наемники — шестьдесят. Еще несколько сот были ранены, но оставшимся все же удалось уйти в Бирму, как и четырнадцать лет назад во время схватки у деревушки Банкван.

Кхун Са лишился роскошной резиденции с телевизором в каждой комнате, с видеомагнитофонами, плавательным бассейном и прочими дорогостоящими «игрушками». Но что значат все эти потери при миллионных доходах? Основа его могущества — опийные поля и сеть перекупщиков в Бирме — не пострадала.