Любовь бродяги - Эми Фетцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я в восторге от твоего таланта, — сказал О'Киф, склоняясь над ней.
— Тебе понравился фильм? — спросила она, прижимаясь к нему, обрадованная его похвалой.
— Да, — ответил он, ласково гладя ее по ноге. — Все получилось очень удачно.
— Но я видела, что тебе было не по себе во время любовной сцены.
— Пожалуй, — согласился он. — Я чувствовал себя человеком, подглядывающим в замочную скважину.
— Но это необходимо по сюжету.
Пенни успокаивающе погладила его по руке, думая о том, что он восхитительно смотрится в черном смокинге. Ей хотелось сейчас же, сняв с него это роскошное одеяние, предаться любви, но незатененные окна препятствовали осуществлению этого желания.
— Даже если это так, — тихо проговорил Рэмзи, — я все равно не хочу видеть тебя в руках другого мужчины, хотя бы и актера.
Ей нравилась его ревность, она говорила об истинности чувств. Пенелопа понимала, что сейчас творится в его душе.
Хотя сцены, показанные в фильме, были скорее чувственными, чем эротическими, она знала, что они показались бы чересчур откровенными любому мужчине восемнадцатого столетия.
— Я больше не буду делать то, что тебе неприятно, — виновато сказала она, заглядывая ему в глаза.
— Но ведь это твоя работа, — нерешительно произнес он, прижимая ее к своей груди.
— Придется от нее отказаться.
— Почему?
— Потому что у меня скоро вырастет слишком большой живот, чтобы играть в такие резвые игры.
— Что? — радостно выдохнул Рэмзи, еще сильнее сжимая ее в объятиях. — Повтори то, что ты сказала.
— Я беременна.
Он почувствовал, как сердце взволнованно затрепетало в его груди, а у нее на глазах выступили слезы.
— О, моя любимая! — пробормотал он, нежно и признательно целуя ее и ласково покачивая в своих руках.
— Твоя чуткость никогда не перестанет удивлять меня, — сказала она, обвивая руками его шею.
— А меня — твоя, — откликнулся он, лаская рукой ее щеку. — Ведь я люблю тебя.
— И я благодарна Богу за это. — Пенни тихо заплакала, пряча лицо у него на груди.
Автомобиль тронулся с места, скрывая их от глаз любопытной публики.
Следователь по делам об убийствах расстегнул длинную молнию на черном мешке для транспортировки тел, и Пит Мэтерс зло выругался, признав в пострадавшем своего свидетеля.
— Что ты об этом скажешь? — спросил он, хотя пулевое ранение на груди Оуэна говорило само за себя.
— Смерть наступила около пятнадцати часов назад, — ответил следователь, осмотрев ногти и зубы мертвеца. И Пит почувствовал, что его вот-вот стошнит. Сколько бы тел он ни перевидал в своей жизни, каждый раз это производило на него крайне неприятное впечатление.
Застегнув молнию на мешке, криминалист сделал знак служителю, что можно убрать тело. И тот, взвалив его на тележку, отвез в поджидавший рядом фургон.
— Что-нибудь известно? — поинтересовался Мэтерс.
— Его обокрали. При нем не обнаружено ни денег, ни удостоверения личности; даже ярлычки на одежде и те сорвали.
— Что еще?
— Остальное покажет вскрытие. — Следователь на секунду замолчал, и Пит нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Ему хотелось поскорее закончить с этим делом, не сулившим ничего приятного. — Но одно можно сказать уже сейчас: либо в момент наступления смерти, либо непосредственно перед этим он был с женщиной.
— Да? — удивленно приподнял брови Мэтерс. — Выходит, наш покойник был лихой любовник!
— Не преувеличивай, — усмехнулся криминалист.
Фэлон стоял у окна и наблюдал за суетящимися возле его дома поставщиками продуктов, цветочниками, музыкантами. Сейчас он менее всего желал принимать участие в этой шумной бестолковой суете. Излишней была и пресса, и съезжавшиеся к нему кинозвезды, и несколько конгрессменов, любезно посетивших его дом. Но все эти торжества планировались еще два года назад, и теперь Ротмера связывал подписанный тогда контракт.
Его беспокоили не расходы, благо большую часть суммы выделила сама киностудия, а снующие повсюду репортеры. Они разбили целый лагерь в его поместье, и со вчерашнего вечера, ни на минуту не смолкая, звонил телефон. Единственное, что утешало Фэлона среди этого хаоса, было чувство выполненного по отношению к семье долга, облегчение и вновь обретенная уверенность в себе при воспоминании о сожженном ночью письме. Еще радовало возвращение Ноуэла и его доклад о проведенной операции.
Ротмеру необходимо было знать, в доме ли Пенелопы хранятся те бриллианты, что похитила у него Ренфри. Местонахождение «Красной леди» сильно беспокоило его. Но он понимал, что единственно возможная для него сейчас манера поведения — это делать вид, что ему ничего не известно о хранящихся у Гамильтон драгоценностях. Ведь не в его интересах предавать огласке эту историю с кражей.
«Впрочем, — думал он, — может быть, и к лучшему, если камни находятся на дне Карибского моря». Похоронены следы еще одной ошибки. Нет бриллиантов — значит, нет и расследования. А за спокойствие можно заплатить и несколько миллионов.
— Ты видел это? — прервала его раздумья Слоун, заходя к нему в комнату.
Фэлон нахмурился и покосился на видеокассету, которую она держала в руках. Быстро подойдя к стенному шкафу, дочь вставила кассету в видеомагнитофон и, взяв пульт управления, включила телевизор. Экран осветился, на нем появилась дающая интервью Пенелопа.
— Вот так, — сказала Слоун после просмотра записи. — Она обвинила тебя в исчезновении Тесс. Так что подумай о том, что будешь говорить полиции, когда тебя придут арестовать.
— Но она не назвала меня.
— Кому нужно, тот догадается.
— Ее слова не доказательство. Никто не видел, чтобы я вламывался к ней в дом, стрелял в нее или гонялся за ней по улицам. Я могу сказать, что у меня и в мыслях никогда не было причинять ей какие-нибудь неприятности.
— Но ведь это ты шантажировал ее. А Тесс Ренфри по показаниям моряка, видевшего ее гибель, признана судом мертвой. И тебя могут обвинить либо в нанесении тяжелых телесных повреждений, либо в попытке организации убийства. — Слоун злобно покосилась на отца. — И если я пойду ко дну, то прихвачу с собой и тебя, папочка.
— Приятно слышать, — усмехнулся Ротмер. — Ты всегда была образцовой дочерью.
— Спасибо за комплимент. Одно я могу утверждать, судя по интервью, — бриллианты у этой нахальной актриски. Иначе зачем ей идти на такое? Ясно — чтобы снять с себя все подозрения.
— Ты думаешь, если найдутся драгоценности, то я прощу тебя?
— Конечно.
— Но Гамильтон в отличие от тебя не нарушала законов.
— Да? — дерзко прищурилась она, вызывающе подбоченившись. — Раньше тебя это не слишком заботило.
— Многое изменилось с тех пор, — раздраженно ответил Фэлон. — Хотя бы потому, что погибла Ренфри.
— Ты хочешь сказать, что это расстроило осуществление твоей навязчивой идеи? — зло спросила Слоун, нахально улыбнувшись, и, с деланным равнодушием отвернувшись, направилась к двери. «Погибла? Может быть, — думала она. — Но могильный камень еще не покрыл память о ней. И сегодня вечером нужно завершить начатое».
Пенелопа нервно прохаживалась вдоль нижних ступенек лестницы, раздумывая о том, как сложится сегодняшний вечер. Премьера, слава Богу, прошла удачно, даже слишком. Но в зале не было Фэлона, а теперь волей-неволей придется посмотреть ему в лицо. Придется встретиться с Слоун и войти в тот дом, который когда-то был для Пенни родным. А Александр? Как будет чувствовать себя он, гостем переступив порог своего собственного дома?
— О Боже мой! — вдруг раздался рядом с ней вздох Маргарет.
Пенелопа оглянулась и с неудовольствием заметила измученное лицо старой женщины, которая, слегка приподняв голову, смотрела на спускавшегося по ступенькам Рэмзи, одетого в коричневый камзол с белыми крахмальными манжетами, выглядывавшими из-под рукавов. Сегодня он как никогда походил на величавого, галантного кавалера восемнадцатого века, волею провидения случайно оказавшегося в мелком и суетном двадцатом столетии. Элегантный костюм подчеркивал изящную стройность его стана. Легкий жилет, отделанный золотом, суживаясь книзу, оттенял стройность талии, и от этого плечи казались еще шире, а грудь гордо вздымалась под непринужденными складками коричневой парчи. К поясу был пристегнут большой кремневый пистолет, кожаные рейтузы, обтягивающие сильные стройные ноги, заправлены в высокие сапоги необыкновенно черного цвета, излучавшие душистый и свежий аромат свежевспаханной земли.
Остановившись рядом с Пенелопой, О'Киф ласково коснулся рукой ее подбородка и с улыбкой заглянул в глаза.
— Если ты будешь смотреть на меня так восторженно, — сказал он, — мы непременно опоздаем на вечер.
— Ах, Рэмзи, — прошептала она, — как бы я хотела познакомиться с тобой в восемнадцатом столетии!