Ведьма княгини - Симона Вилар

В Кощее не было души, в нем уже давно не было ничего человеческого: ни понятий о чести, ни уважения к противнику, ни знаний, как дерутся в поединке. Но ему бросили вызов. Этот шатающийся смертный посадник, этот червяк, которого сдуру вдруг полюбила чародейка Малфрида, смеет вызывать его!

Отчего-то Свенельду показалось, что имя Малфриды особо задело Кощея. Что их связывает? Но рассуждать об этом было некогда. Ибо Кощей принял вызов, он выходил из своего мира, он шагнул в чужой.

Огромная нога вдруг опустилась на землю на поляне. Послышался тупой удар, словно упало нечто неимоверно тяжелое, и земля содрогнулась под Свенельдом. Он едва устоял. Потом просто пятился, видя, как в проем просовывается голова Кощея в островерхом развевающемся капюшоне, как смотрят на него белые бездушные зрачки горящих красноватых глаз. Кощей стал выпрямляться, освещенный заревом от горящей ели – огромный, тощий, но чудовищно широкоплечий, чудовищно огромный. У него не было рук, но и без рук он был ужасен, он поднимался, выпрямляя плечи, голова его уже поднялась к самым высоким верхушкам елей.

Свенельд застыл, открыв рот, снизу вверх глядя на этого бесконечно возрастающего великана. Тот тоже сверху смотрел на него. Вздох Бессмертного колыхнул верхушки деревьев, он шагнул к Свенельду – земля дернулась под его тяжестью. Свенельд не устоял, упал, стал отползать на локтях, потеряв меч и понимая лишь одно – этот противник не по нему. Он доигрался… Конец.

И тут земля под Свенельдом как будто стала вспучиваться. Между ним и Кощеем вырастал огромный холм, склон которого становился все круче и круче, так что Свенельд сперва стал сползать по нему на спине, потом и вовсе перекувыркнулся, застонал, когда катился вниз, задевая раны, оставляя за собой кровавые отметины. Его с разгону сильно ударило о ствол ели. Рядом горела еще одна. Свенельд машинально отполз в сторону.

Огонь все разгорался, на фоне темного неба громадный силуэт Кощея казался особенно жутким. Но он уже не шел на Свенельда, наоборот, он стал отступать. И Свенельд увидел, как из вздыбившейся земли, там, где вверху образовался и стал расползаться разлом, покатился странный темно-серый туман. Что это было, Свенельд не знал, но отчего-то понял – это смерть, это Ничто, то, где все пропадает, где ничего не остается. И это Ничто опасно даже для Кощея с его бессмертием.

Он угадал. Пока Кощей воевал из своего мира, насылал чары и чудищ, он оставался у себя, на своей территории. Теперь же, поддавшись неосознанной уловке Свенельда, Кощей вошел в мир, где он не имел права появляться, где поклонялись другому богу. И этот другой ощутил присутствие равного себе по силам враждебного чужака. Он вышел, чтобы отстоять свою власть.

Горячо полыхнуло ветром. Свенельд упал, закрыв лицо ладонями от нестерпимого подземного жара. Ветер был весь пронизан чудовищной силой иного чародейства, от этого затрещала кожа, стало сводить суставы. Свенельд почти вгрызся зубами в землю, стонал. Вокруг все пылало – вспыхивали деревья, горящий мрак ревел. Кощей теперь был совсем ярко освещен, но Свенельд не смотрел на него. От ужаса и боли он вообще не мог ничего замечать. Поэтому и не видел, как из воронки земли, из ее разрыва, появлялся длинный темный столб, мощный и гигантский, без конечностей и тела, лишь там, где обычно люди изображают лица, светлела, отражая отблеск огней, похожая на металл пластина. И было слышно дыхание, сопение, как будто исполинский зверь принюхивался. Столб подземного Чернобога стал медленно поворачиваться, от него расходился мутный темный дым, необъяснимое Ничто. Ступить в это, коснуться – означало конец, исчезновение. А это хуже, чем сама смерть.

Это понял даже Бессмертный. Но его противник уже почувствовал его, унюхал, потянулся к нему. Это был равный противник, и Кощей вынужден был принять вызов. И вызов не какого-то невесть что возомнившего о себе человека, которого легко развеять и уничтожить, а божества, которому поклонялись и приносили жертвы у древлян. Не знавший смерти колдун оказался замечен слепым подземным мраком безжизненной бесконечности.

Свенельд от перенапряжения впал в полубеспамятство. Пару раз его тряхнуло, недалеко упала горящая ветка, земля дрожала. Каким-то отголоском сознания варяг понимал лишь одно: нельзя попасть в завитки наползавшей смертельной пустоты, поэтому он полз, сам не ведая куда. Прочь отсюда, где сошлись два могущественных недруга – уничтожавший пустотой Подземный и убивавший чарами Бессмертный.

Валился лес от мощных заклятий, рушились целые рощи, взрывалась, будто лопаясь, земля, огонь проносился и подпаливал все вокруг. От столкновения огромных сил, казалось, сам воздух наполняется жаром и опадает огненными снежинками. Свенельд порой вскрикивал, когда раскаленные искры попадали на него, обжигая. И только одно твердил в полубреду:

– Перуна на вас, проклятые! Перуна бы на вас!

Воины на Руси всегда считали Перуна своим покровителем. Но вряд ли небожитель сейчас мог услышать взывавшего к нему израненного посадника. Однако Громовержец Перун был как подателем колдовской силы, так и врагом нечисти. А сейчас прямо под ним, на отданной людям земле, открыто и самозабвенно сошлись два темных. И вот этого Перун не мог допустить. Это нарушало порядок самого мироздания.

И над древлянским краем, над полным магии затерянным в лесу капищем, где горел лес и шел огненный дождь, внезапно, резко и зло взвыл ветер. Темная туча принеслась стремительно. Восточный край неба озарила мрачная алая вспышка. Мгновением позже раздался громоподобный удар, еще чуть позже налетел горячий ветер, заставляя Свенельда, спасаясь еще сам не ведая от чего, забраться под влажный пласт вырванной с корнями при падении ели. Он накрыл голову руками, он никогда еще не казался себе таким слабым и напуганным.

Разразилась чудовищная гроза – вспыхивали молнии, гремели раскаты грома, разом обрушился с небес дождь. Владыка молний несся по темным тучам на своей запряженной черными конями колеснице. Люди не могли его увидеть. Но его заметили оба противника. Они застыли, ибо при Перуне даже их чародейство исчезало, как гаснущий под потоками ливня огонь. Перун бил просто наповал, лишая силы самые мощные заклятия темных.

Опять ослепительно-яркая вспышка – огромная молния протянулась от головокружительной выси, раздвоилась на конце и ударила сразу двоих темных. Оглушительно грянул гром, и порыв ветра пронесся, когда они стали опадать, уменьшаться в размерах, исчезать. И там, где только что почти на уровне высокого леса стояли два чудовищных великана, разлетелись два фонтана дурно пахнущей слизи. И осыпались на лес комьями черной жирной земли, заваливая все провалы, засыпая мертвенный туман, гася всполохи огня на поваленных в битве чудовищ деревьях.

Свенельд один остался лежать в этом покореженном лесу. Он был без сознания.

Только ближе к следующему вечеру его разыскали Малкиня и Торбьерн с людьми Свенельда. Долго искали, пока Малкиня, постоянно замиравший и вслушивавшийся, не уловил это… Не мысль, а неосознанный, исполненный муки стон варяга. Боясь потерять в клубившейся вокруг энергии этот отголосок, Малкиня двинулся на звук и обнаружил посадника под поваленной елью – полузасыпанного землей, окровавленного, всего обожженного.

Дружинники быстро соорудили носилки, привязав к копьям плащ, и уложили на них бесчувственного воеводу. Но тут он застонал, приходя в себя. Понял, что его несут. Над ним склонилось рыжебородое лицо Торбьерна. Этот взлохмаченный варяг с покрытым шрамами лицом после всех виденных ужасов показался Свенельду таким красавцем! Так бы и расцеловал. Если бы силы были.

– Роди меня тролль! – ругался Торбьерн, при этом, как заботливая нянька, обтирая неузнаваемо изменившееся лицо посадника мокрой ветошью. – За каким лешим тебя занесло в этот лес, Свенельд! Тут такое светонеистовство в лесу было: пожар, ураган, гроза!.. Дивно, что ты еще цел остался. О таких, как ты, в Киеве говорят – о двух головах родился. Ни буря тебя не сгубила, ни пожар не спалил. И хорошо, что этот ведун древлянский помог тебя отыскать, а то мы совсем было уже разуверились, когда увидели, что тут ненастьем наворотило. Ну уж и была ночка, охрани боги!

Свенельд подумал о Малкине, о том, как ведун справился во время всего этого, сумел ли уберечь малыша, из-за которого все случилось? И догадливый древлянин тут же склонился над ним.

– С Добрыней все в порядке, посадник. А ты спас для Руси великого витязя.

«Великого витязя? А я кто же тогда?» – подумал Свенельд, вспомнив, как дрожал, но не отступал перед самим Кощеем.

Малкиня, уловив его мысли, улыбнулся.

– И ты великий витязь, варяг. Тебя на Руси всегда будут помнить!