Мемуары - Теннесси Уильямс

Два с половиной года моим спутником был боевой молодой человек, увлекающийся матом на иностранных языках, богатые запасы которого он почерпнул во время службы в Юго-Восточной Азии[94]. Он говорит, что любит меня. Я спрашиваю себя: «Как это ему удается?»

Если бы он бросил меня сегодня, я был бы глубоко удовлетворен, зная, что пока жил со мной, он завершил два самых выдающихся современных романа из всех, какие я когда-либо читал.

Если он бросит меня сегодня — но не думаю, что он это сделает…

Мы оба — южане, оба — писатели, и оба стремимся к честности в своей работе и в своей жизни.

О честности в работе: она бывает двух видов — честность со вкусом, и честность без него.

Я начал эту книгу в 1972 году; сейчас идет 1975. Соответственно, написанные пассажи скачут взад и вперед во времени.

Это не единственный прецедент среди книг, касающихся жизни человека. Очень умный, порою блестящий, Гарсон Канин написал биографию Сомерсета Моэма, еще более разупорядоченную в хронологическом смысле, чем пытаюсь сделать я — и мне это понравилось. А теперь — времена прошедшие и время настоящее в этой «вещице» пришли к точке соприкосновения.

Вечером из Стоуни-Лоджа приезжает на ужин Роза. Татьяна, ее компаньонка, была занята, поэтому на ужин к Сент-Регису ее сопровождали я и молодой писатель.

Я уже говорил, что в прошлый ее приезд в город у нас зашел разговор о зарубежных поездках, и я спросил ее, не хочет ли она посетить Англию? Мой друг Мария, леди Сен-Жюст, предложила сестре пожить у нее в Уилбери, очаровавшим бы Розу, по-моему. Я упомянул об этом приглашении и добавил, что наверняка можно было бы организовать ее встречу с королевой Англии. Ни секунды не колеблясь, Роза убежденно ответила: «Это я королева Англии».

Представьте, что вы живете в мире снов — как приятно быть в нем королевой.

Часто она создает вокруг себя королевскую атмосферу, кажущуюся совершенно естественной. Входя в ресторан, она поднимает руку и кивает незнакомцам.

В тот вечер ее внимание особенно привлекли дети, мимо которых мы прошли во время короткой прогулки по парку. Она помахала им рукой, дети помахали ей в ответ.

— Что это за ребенок, Роза?

— Мой сын.

(Наследник английского трона?)

Последние два раза, приезжая к нам, она захватывала с собой зубную щетку и пасту, очевидно, надеясь провести у нас ночь. Ей будет приятно совершить путешествие — так почему бы не в Англию?

Мария все еще фантастически любит развлечения, и будет очень забавно сделать Розу владетельной госпожой в чудесном палладианском дворце Уилбери — с придворными дамами в длинных платьях и с придворными кавалерами, раскланивающимися перед ней. После того, как она перенесла «Божий суд» сумасшествия — не склонив головы, не пав духом — почему бы ей не оказать такие же почести, как английской королеве?

Я уже говорил, что мама (вдовствующая королева?) тоже находится среди пациентов Стоуни-Лоджа? Татьяна рассказывает, что Роза похлопывает мать по плечу и спрашивает: «Как дела, мама?» Не получая — и не ожидая — ответа, она проходит мимо. Сегодня я спросил у нее: «Как дела у мамы?»

— Замечательно!

— И что она делает?

Сидит.

Карсон Мак-Каллерс очень любила Розу, и мы часто ездили в гости к Карсон, в Найак. Вечно переполняемая нежностью, Карсон однажды сказала:

— Роза, подойди и поцелуй меня.

— Нет, — сказала Роза, — не могу, у меня изо рта плохо пахнет.

В другой раз Карсон пригласила нас на ужин, а он все откладывался и откладывался, и Роза, привыкшая ужинать очень рано, начала все больше и больше волноваться. Она называла почему-то Карсон — К; в конце концов, она сама пошла на кухню, посмотреть, как там ужин. В процессе приготовления ужина наблюдался полный регресс, так как мясо сгорело.

— К, — сказала Роза, — боюсь, мясо сгорело.

Карсон слишком мечтательно погрузилась в свой бурбон, чтобы обратить внимание на это сообщение, но Роза не отступала.

— К, вставай, пожалуйста, и одевайся, мой брат поведет нас с тобой в ресторан.

Встать и одеться заняло у Карсон немало времени, конечно, и она попросила Розу помочь ей надеть платье.

Роза вовсе не была к этому расположена.

— Боюсь, тебе придется справиться одной.

Карсон со своим мужем Ривзом приехали в Париж из своего загородного имения «Ancien Presbytere[95]». Остановились они в том же отеле, что и мы с Фрэнком — «Pont Royal». В тот вечер в Париже была премьера фильма Маньяни, у меня было приглашение, и я надевал свой фрак, когда позвонил телефон. Звонила Карсон, необыкновенно взволнованная.

— Тенн, дорогой, мы должны перебраться с пятого этажа на второй, потому что Ривз угрожает выброситься из окна. Пожалуйста, попытайся уговорить его.

Эта просьба показалась мне более срочной, чем приглашение Анны, и я помчался в их номер.

— Что за самоубийство, Ривз? Надо быть серьезным.

— Я решился окончательно.

— Почему?

— Я обнаружил, что я гомосексуалист.

Не зная, конечно, что он на самом деле соберется покончить с собой через год или два, я разразился смехом.

— Ривз, последнее, что я стал бы делать — это бросаться из окна из-за того, что я гомосексуалист — только если меня не заставят быть другим.

Мак-Каллерсам это понравилось, и угрозы Ривза наложить на себя руки были отложены на некоторое время.

На премьеру Маньяни я опоздал. Она бросила на меня испепеляющий взгляд, когда я прокрался в ложу.

В «Ancien Presbytere», куда вернулись Мак-Каллерсы, росло вишневое дерево, Ривз все время предлагал Карсон повеситься на нем вдвоем.

У него даже было припасено для этого две веревки. Но Карсон эта перспектива что-то не привлекала.

Одно хроническое заболевание заставило ее вернуться в Париж на лечение.

Вез ее Ривз, но по дороге он достал две веревки и снова пристал к ней с идеей повеситься.

Она сделала вид, что согласна, но заставила его остановиться у придорожной таверны и купить ей бутылку вина — подготовиться к этому акту.

Когда он вошел в таверну, Карсон вылезла из машины и автостопом добралась до Американского госпиталя в парижском предместье.

Живым бедного Ривза она больше не видела. Он убил себя — через несколько месяцев — сверхдозой барбитуратов и выпивкой.

Как легко я записываю эти страшные воспоминания!

А как еще могу я представить их вам? Из вас так мало кто знал Карсон и Ривза…

Вчера вечером у меня брал интервью — в первый раз в моей жизни — театральный критик Нью-Йорка — не больше не меньше, как сам Уолтер Керр.