МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1973. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Владимир Казаков

— Стервецы, вот стервецы!.. Извините, Александр Дмитриевич, никогда не ругаюсь, а тут такое…

— Да вы не волнуйтесь. Что, этих ребят вы знаете?

— Не только знаю, но и была там, возле кинотеатра, когда их наша группа задержала за хулиганство. Они испортили людям вечер. Приставали к девушкам, ругались, у выхода из кинотеатра драку устроили. Встали, руки в стороны и начали девушек ловить. Крик, визг, задние напирают, передние падают. Мы никак не могли сквозь толпу пройти. Звягин кое-как пролез, схватил хулиганов за шиворот, а они вырываются. Капустин ударил Звягина по лицу, вырвался — и бежать. Его Олег придержал, но поскользнулся, и оба упали. Тут подоспели Карпов и я, мы своего подшефного под руки — и в штаб, а Воронина Звягин и две девушки привели. Олег потом уже, позже, пришел. Ходил на колонку мыться: у кинотеатра лужа после дождя была, ну, он, падая, и угодил в нее.

— Почему подшефного? — перестал читать рапорт Дорохов.

— Капустина в конце зимы из детской колонии освободили досрочно, он там за кражи из ларьков сидел. Ну, вот райком комсомола и поручил нашей дружине над ним шефство организовать. Вы вчера видели в штабе большого такого парня — Семена Кудрявцева? Вот его определили шефом к Капустину и к нему в бригаду устроили. Кудрявцев от своего подшефного первое время чуть не плакал. Ну, а потом как будто отношения у них наладились, и парень вроде к лучшему изменился, а тут встретились они с Борисом Ворониным. Оба только что экзамены в техникум сдали, на радостях выпили и пошли развлекаться в кинотеатр. Самое сложное было потом, когда акт стали составлять. Думали мы, думали и решили все безобразия в акте не записывать. Про сопротивление не написали, про то, что Звягина они ударили.

— Это почему же?

— Кудрявцев просил. Да и мы с ним согласились. Если бы всё написали, как было, не видать бы Капустину техникума, ему бы за хулиганство не пятнадцать суток, а год дали.

— Пощадили, значит, филантропы…

Когда Зина уже собиралась уходить, Дорохов поймал ее нерешительный взгляд, переведенный с портфеля на него.

— Знаю, знаю: передача? А?

Зина кивнула:

— Можно?

— Что там?

— Книга и так кое-что, я испекла.

— Оставляй, пожалуй, на мой страх и риск.

Девушка ушла, и Александр Дмитриевич сразу же спросил Козленкова, что он думает по поводу показаний Воронина и Капустина. Тот пожал плечами:

— Наверное, этим парням все-таки попало.

— Как — попало? — удивился Дорохов.

— Как вел себя с ними Лавров, не знаю, но то, что Кудрявцев всыпал Капустину, это мне известно, — невозмутимо продолжал инспектор.

Дорохов рассердился. Невозмутимость Козленкова вывела его из себя настолько, что он встал и зашагал по кабинету, а Козленков продолжал:

— Вы, товарищ полковник, поговорите сами с Кудрявцевым и Роговым насчет этих ребят, тогда лучше разберетесь.

— Поговорю, обязательно поговорю. Со всеми. Насчет «Холодка» вам удалось что-нибудь узнать?

Козленков положил на стол трехрублевку:

— Нет у нас в продаже этих конфет. А вы курить хотите бросить?

— Да нет, не собираюсь. Жена давно пристает: брось да брось, а мне не хочется. Если уж на то пошло, мне жаль расставаться с этим удовольствием. Другой раз до того тошно на душе станет, что и белый свет не мил. Закуришь, смотришь — и полегчало. Нет, дорогой мой товарищ Козленков, курить пока бросать не собираюсь. Хочу кое-что проверить. Соображение тут одно появилось.

Козленков достал блокнот, полистал его и прочел:

— «Были «Холодки» у нас в продаже два месяца назад. Наш торг третьего июня 1970 года получил сто килограммов этих конфет. Передали их в два магазина, и там их за два-три дня распродали».

Дорохов взглянул на часы, шел третий час дня.

— Когда удобнее побывать у Афанасьева?

— Удобнее всего сейчас, — не задумываясь, ответил Козленков.

— Тогда идемте.

В саду городской больницы Дорохов и Козленков отыскали начальника уголовного розыска. Ему запретили спать после обеда, и он, устроившись в беседке, сидел с пачкой газет. Большой, довольно грузный, такого же возраста, что и полковник, Афанасьев, видно, ждал их прихода. После знакомства и обмена положенными в таких случаях любезностями майор сам начал разговор:

— Очень рад вашему приезду, Александр Дмитриевич. Чувствую, что мои сыщики с этим делом запутались, а сам сделать ничего не могу. Перед ноябрьскими хотел грипп перехитрить, не обратил на простуду внимания, так с тех пор никак не выкручусь. Приду, немного поработаю, и опять то сердце, то давление. Сейчас врачи обещают, что еще дней десять-пятнадцать — и выпишут. — Афанасьев в шутку поплевал через левое плечо, улыбнулся: — Не сглазить бы… Насчет Лаврова. Обоих я их знаю. Олега похуже, а Сережку Славина с детства. Раньше мы в одном бараке жили. С его отцом вместе в сорок первом ушли на фронт. В сорок четвертом вернулся я домой с белым билетом. Сережке уже три года исполнилось, а отец погиб, даже не узнав, что у него сын родился. Как подрос этот пацан, беды с ним Степановна натерпелась вдосталь. Да и мне досталось. После демобилизации я в уголовный розыск пошел. Сбежит Сергей из дому, соседка в слезы — и ко мне. И мы его ищем. То из Ленинграда его привезут, то из Белоруссии. Поначалу всё ездил отца искать, а потом воровать стал. Дважды в колонии побывал. Мать извелась с ним вся, аж поседела. Уговорил я нашего военкома и за полгода до срока отправил Сергея в армию. Домой вернулся он совсем другим человеком. Посерьезнел. Стричь, брить научился. И у Сергея это дело пошло. Стал приличным мастером. Я его несколько раз проверял. Думаю: как у него со старыми делами? Но нигде ничего. Выпивать иногда выпивал, в картишки поигрывал по мелочи. Года два назад мы с ним откровенно поговорили. Видно, передали ему дружки, что я им интересовался. Так он подошел ко мне на улице и говорит: «Вы, дядя Боря, не беспокойтесь, я больше в тюрьму не сяду, то все по молодости было». Степановна, мать Сережки, как встретит меня, все сына нахваливает: то он ей то купил, то другое. Зарплату и там приработки какие все до копейки отдавал. Что тут произошло, никак в толк не возьму.

Афанасьев помолчал, потянулся к сигаретам, что возле себя на скамейку положил Дорохов, потом отдернул руку и снова заговорил:

— У нас в уголовном розыске народу раз-два и обчелся. Я, Киселев и три инспектора. Одного из них вы знаете, — он кивнул в сторону Козленкова, — другой в отпуске, а третий уехал сдавать экзамены, в юридический поступает. Киселев у нас на розыскных делах постоянно сидит. Два других инспектора текущими делами занимаются, а мы с Николаем взяли себе работу с молодежью. Не знаю, как вы думаете, а я считаю — важнее этой работы у нас нет. Не будет правонарушителей среди несовершеннолетних и молодежи — меньше окажется матерых преступников. Ворами да грабителями становятся-то не сразу. Частенько первые шаги еще в детстве. Начинается с ерунды, с какой-нибудь мелочи, повзрослели — за более крупное взялись. Смотришь, чуть ли не на глазах вырос преступник. Тогда его куда труднее исправлять. Простите меня за прописные истины, но не все их понимают.