Ведьма княгини - Симона Вилар

— Что скажешь, суженый навязанный? Разве нам теперь есть о чем говорить?

Его лицо оставалось так же замкнуто, почти исполнено величия, как отметила Ольга.

— Будет лучше, если вы уйдете, — произнес Мал глухо и решительно. — Иначе тут прольется немало крови. Куда больше, чем уже пролито. А жизнь возрождать куда труднее, чем от нее избавить.

— Раньше надо было об этом думать!

— Раньше нам нужна была свобода. Сейчас мы ее добились и так просто не отдадим.

— А мне нужна твоя голова, Мал, — ответила Ольга. — Так что говорить нам больше не о чем.

Она хотела развернуть коня, когда вдруг вмешался Асмунд:

— Если отдадите нам князя Мала и его приспешников мы удовлетворимся.

Ольга так и зыркнула из-под чеканного обода шлема на своего советника. Ох уж эти христиане! Ну она ему еще припомнит эту дерзость!

Асмунд же говорил, обращаясь именно к сопровождавшим Мала воеводам: один седой с вислыми длинными усами, чем-то даже внешне похожий на самого Асмунда, второй — молодой и дерзкий, смотрит весело, вырядился в волчью накидку, клыкастую голову зверя надел на свою, но сам в добротном кольчатом доспехе, да и конем правит умело, сдерживает своего горячего гнедого, будто играючи. И если седоусый ничего не ответил, то этот сделал непривычный жест: заломил резко одну руку, а другую заложил на сгиб первой.

— Вам ясен наш ответ, киевляне? — подал голову до этого молчавший седовласый волхв со словно сажей прорисованными черными бровями. В его глубоко сидевших черных очах будто сверкнул алый уголек. — Вы к нам пришли с войной, но от нее же и погибнете. И никогда более древляне не будут под пятой у Киева. Таково было знамение!

И он величественно поднял руку. Ольга теперь смотрела на него.

— Не вещай того, в чем не разбираешься, кудесник. Можешь ворожить сколько угодно, но я знаю то, что главнее твоей ворожбы. А именно — что с нами Перун! А его и твой Чернобог почитает, как более сильного. Так что…

— Зато Перун не служит бабам! — сказал, словно выплюнул, кудесник. — Ты воинство повела, и теперь ни до кого из вас Громовержцу и дела нет. Проиграна твоя сеча, княгини, не подаст вам небесный покровитель удачи. Ты сама своим присутствием ее развеяла!

И он расхохотался так зло и нехорошо, что у Ольги мурашки поползли под кольчугой. А ведь он прав, с запоздалым испугом поняла она.

Кудесник уже понукал коня, разворачивая. Да, наездник из него был никудышный, а вот воля его была сильна. Мал не стал больше задерживаться, послушно затрусил следом. Тоже ехал как-то неуверенно, словно править лошадью у него не слишком хорошо получалось. Зато оба воеводы развернулись споро и круто, седоусый и не глянул более в их сторону, а молодой, наоборот, вздыбил коня, опять вызывающе улыбался, окидывая оценивающим взглядом Ольг из-под волчьей личины. Даже имел наглость подмигнуть.

— Когда тебя приволокут к моим ногам — я крепко тебя покрою, — сказал. — Так и передай Свенельду, что с Мокеем любая баба тает. Он мою жену за дружинника своего отдал, я его ладу волочайкой в своем шатре сделаю… до того, как передам другим.

Грим и Кари плохо понимали речь древлян, поэтому только это и спасло дерзкого от брошенной в спину сулицы. Асмунд понял, но не счел нужным отвечать. Ольга могла тихо яриться про себя, но этому лохматому не станет показывать, как разгневана, — не дождется. И она молча поскакала со своими к ожидавшим их за пеленой дождя воинам. Однако, немного не доехав, сдержала бег буланой, загородив ее корпусом путь Малкине так, чтобы переговорить с ним без лишних ушей.

— Ты, ведун, душой со своим князем, поэтому можешь и не отвечать. Но все же… Ничего не хочешь мне сказать!

— Хочу, — сразу повернулся Малкиня, казался взволнованным. — Это не князь древлянский Мал с ними был. Там вообще что-то изменилось.

— Как так? — нервно дернула повод лошади Ольга.

— Это не князь Мал, — упрямо повторил ведун. — Это принявший его образ волхв Шелот.

— А где же тогда Мал?

Она выглядела озадаченной. Потом нахмурилась: уж не дурачит ли ее этот ведун древлянский?

Малкиня сам выглядел растерянным, пожал в недоумении плечами. Глаз его было не разглядеть под полумаской шлема, но в том, как он оглянулся на Искоростень, было что-то тревожное.

— Эти волхвы знают, что у них много сил. И как-то это связано с тем, что Мала уже нет среди них. Трудно вам придется, это уж точно. К тому же то, что сказал волхв Маланич насчет тебя и милости Перуна…

— Я и так поняла, — резко оборвала его Ольга.

Ах, как же ранее она не подумала, что нельзя бабе войска вести! Теперь бы изменить все, посоветоваться, заглавного выбрать… да времени нет. Вон уже в Искоростене трубят рога, вон оживились ее воины, когда ворота Искоростеня стали растворяться и, как бурлящим потоком, наполняться спешно выскакивавшими из града воинами-древлянами — и лохматых шкурах и звериных личинах, с длинными, обитыми мехом щитами, размахивающими копьями, дубинами, с улицами. И тут же из дальних зарослей за городом тоже попалила рать — много так, тьма… Бегут, орут, вскидывают оружие. Стали соединяться с отрядами из Искоростеня, слипаться в одну многотысячную рать. Вон сколько их пришло на защиту княжеского града.

Воины Ольги тоже оживились, она услышала за спиной характерный лязгающий звук множества вынимаемых клинков.

— Ждать! — приказал со своего места Свенельд. — Пусть поближе подберутся.

От шума и напряжения кобылица под Ольгой встала на дыбы. Княгиня сдержала ее; озираясь, она отовсюду видела устремленные на нее взгляды русичей. Все ждали сигнала. Ее сигнала, как и было уговорено. Но она сейчас понимала лишь одно: ей не следовало этого делать, пусть кто-то иной, пусть только не она, не баба!

Она почти с надеждой посмотрела на Свенельда. Ну же, где твоя ретивость, посадник, где твое желание всегда быть первым? Чего ожидаешь сейчас? И остальные — Асмунд, Кари, Претич, глава новгородского ополчения Волчара, вон и Грим занял место перед своими варягами и тоже смотрит на нее. И что же ей теперь делать? Почему в своей гордыне она гак и не поставила над войском кого иного? Сейчас же Ольга просто испугалась. Может, этот Маланич и зря пугал ее, но княгиня знала законы, как и знала, что Перун не бабий бог, пусть даже одна такая баба и в кольчуге.

Войско древлян, будто озадаченное медлительностью русичей, тоже остановило свой напор. Столпились, выстроившись рядами — впереди воины в доспехах и с оружием, за ними метатели копий, пращники. И они не спешат выбраться за ряды ям и заостренных копий, понимая, что дальше, будут уязвимы для конников. Тут же конники не пройдут, тут силы пеших древлян с русичами почти уравниваются. У древлян тоже опытные воеводы, они понимают, что бой надо навязать там, где им выгоднее, недалеко от заборолов града, где и свои смогут обстреливать врагов со стен. Не из луков — в такой мороси луки почти непригодны из-за отсыревшей тетивы, а вот пращники и метатели копий вполне могут помочь. Ну и чего теперь медлят русичи? И, ободренные этой заминкой, древляне стали хохотать и выкрикивать врагам оскорбления, обвинять в трусости, дразнить, корчить рожи, делать неприличные уничижительные жесты, улюлюкать.