Змея, крокодил и собака - Барбара Мертц

– К чему тратить пули? – требовательно спросила я. – В обойме всего шесть, а вы даже не...

– Я зову на помощь, – последовал грубый ответ.

Звать на помощь – не в привычках Эмерсона. Но в данном случае – единственный разумный способ действий. Вход в гробницу-пещеру был настолько узким и неудобно расположенным, что наши противники могли проникать через него только по одному за раз – с большим риском получить удар по голове от Эмерсона, как это уже неоднократно и случалось – но и мы не могли выйти, пока они ждали нас. Эмерсон – впервые – согласился с неизбежным, но явно был недоволен.

– О,– сказала я. – Значит, вы пришли один?

– Да, – ответил Эмерсон, очень мягко. Затем его голос поднялся до рёва, от которого я чуть не оглохла. – Вы, проклятая дура! Какого чёрта вам взбрело в голову так по-идиотски поступать?

Я отшатнулась, но не очень далеко: руки Эмерсона мгновенно вытянулись и схватили меня за плечи. Он тряс меня, как терьер – крысу, не переставая кричать. Искажённые эхом, слова были достаточно невразумительными, но смысл – вполне понятен.

Не думаю, что я бы ударила его, если бы он – уверена, совершенно непреднамеренно – не тряс меня так сильно, что я со всего маху треснулась затылком о стену позади меня. Во время побега я потеряла шляпу, и мои волосы рассыпались, так что удар ничто не смягчило. И эта боль разрушила все препятствия, которые могли удержать меня от ответа. Тем не менее, если бы я не находилась в исключительно возбуждённом состоянии (по разным причинам), то не подняла бы руку. За исключением игривых жестов совершенно другого характера (не имеющих отношения к настоящему описанию) я никогда не била Эмерсона. А он никогда бы не ударил соперника, который не смог бы дать ему сдачи.

Я, конечно, не собиралась бить его по лицу. Но мой бешеный удар пришёлся по его перевязанной щеке.

Эффект оказался поистине удивительным. С силой втянув в себя воздух от боли (и, я полагаю, от ярости), Эмерсон изменил хватку. Одна рука обхватила мои плечи, другая – рёбра. Притянув меня к себе, он прижал свои губы к моим. Он НИКОГДА раньше не целовал меня так. Из-за стальных объятий и давления его губ моя голова отогнулась так сильно, что я почувствовала хруст в шее. Зажатая между несокрушимой стеной, в которую упиралась моя спина, и стальными мускулами его тела, я ощущала себя раздавленной в тисках. Благодаря постоянной практике и усердному изучению природные способности Эмерсона к поцелуям были отточены до предела, но ТАК он меня ещё никогда не целовал. (И я, естественно, надеялась, что ранее он никогда так не целовал КОГО БЫ ТО НИ БЫЛО ЕЩЁ). Мои чувства не подвергались мягким уговорам – их атаковали, ими овладевали, их преодолевали.

Когда, наконец, он отпустил меня, я рухнула бы, если б не прислонилась к стене. По мере того, как в ушах стихал шум крови, я всё чётче слышала другие голоса, восклицавшие вопросительно и тревожно. Но всех их заглушал голос, принадлежавший Сайрусу и выкрикивавший моё имя – вряд ли иначе я узнала бы его.

– Мы здесь! – закричал Эмерсон через отверстие. – Целы и невредимы. Подождите, я сейчас помогу ей выбраться.

Затем он повернулся ко мне.

– Прошу прощения, – тихо произнёс он. – Моё поведение было непростительным для джентльмена – которым, несмотря на некоторую эксцентричность поведения, мне хотелось бы считать себя. Даю вам слово чести, что подобное больше никогда не повторится.

Я была слишком потрясена, чтобы ответить – пожалуй, и к лучшему. Ибо, если бы смогла, то выпалила бы бушевавшие во мне мысли:

«О да, так и будет – если хоть кому-нибудь об этом обмолвиться!»

ГЛАВА 12

Если человек устроился на отдых,

сидя на стуле в вашей гостиной,

маловероятно, что вы

швырнёте его в пруд.

Я доверилась Сайрусу – у меня просто не было иного выхода.

– Мне необходимо было встретиться с Кевином О'Коннеллом, – объяснила я. – Я говорила вам, что он появится, и вчера Селим доставил мне послание от него.

Я пила чай, сидя на раскладном стульчике, ибо чувствовала, что имею некоторое право на восстановление сил. Эмерсон, конечно же, сразу вернулся к работе, но Сайрус не последовал за ним. Он растянулся на коврике у моих ног, будто павший воин, и закрыл лицо руками. Я мягко толкнула его носком.

– Что вам нужно, – сказала я, – так это хорошая чашка чая.

Сайрус перевернулся и сел. Его лицо всё ещё пылало, хотя первоначальный синевато-багровый цвет несколько поблёк.

– Я никогда не был пьяницей, – произнёс он. – Но начинаю понимать, как можно заставить человека стать алкоголиком. К дьяволу проклятый чай. Где эта бутылка бренди?

Конечно, он шутил. Я протянула ему чашку чая.

– Помогите мне советом, Сайрус. Что делать с Кевином?

– Амелия, вы самая... Вы просто бесподобны. Вы... вы…

– Мы уже говорили об этом, Сайрус. Повторяю: сожалею о том, что обеспокоила вас, но, как видите, всё вышло к лучшему. Мы захватили Мохаммеда! Одним врагом меньше! И как только его сломанный нос исцелят, мы сможем расспросить его и выяснить, кто его нанял.

– Только один, – мрачно ответил Сайрус. – А сколько их ещё? Если вы собираетесь рисковать собой, чтобы собрать остальных, моё сердце не вынесет этого напряжения. Ваши губы снова кровоточат, дорогая, я не могу не обращать на это внимания.

– Горячая жидкость, должно быть, расширила разрез, – пробормотала я, прижимая салфетку ко рту. – Вы же знаете – это не ранение, полученное на поле битвы, а всего лишь рассечённая губа.

Мы ненадолго замолчали, думая (я уверена) совершенно о другом. Затем, слегка пошевелившись, я оживлённо проговорила:

– Теперь хотелось бы вернуться к обсуждению Кевина.

– Я готов прикончить молодого негодяя, – пробормотал Сайрус. – Если бы не он... Ладно, Амелия, ладно. Где он находится, и что мне следует делать?

Я объяснила ситуацию.

– Итак, – заключила я, – нам лучше всего отправиться немедленно.

– Сейчас? – воскликнул Сайрус.

– Конечно. И если мы поторопимся, то вернёмся до наступления темноты. Я не ожидаю немедленной повторной атаки – сбежавшие вряд ли успели сообщить о провале своей. Однако в темноте сложно передвигаться.

С кривой