Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. - Виктор Петелин

Мария Петровна Шолохова вспоминает…

Мой отец, Петр Яковлевич, приучал всех детей к труду. Мне доставалось больше других работать по дому: и коров доила, и за конем ухаживала, и в огороде, и на бахче работала. Когда сестры учились в Усть-Хоперской, я уже учительствовала. Утром коров подою, печь затоплю и иду на работу. С работы приду, по хозяйству управлюсь, только сяду на лавочке посидеть отдохнуть, глядь – уже коровы идут домой. А я сижу и думаю: «Что же они так рано идут…»

И с Михаилом Александровичем мы познакомились, когда шли с Лидой, сестрой моей, с работы, с бахчи, картошку подбивали (окучивали). Как раз дождь прошел, мы в грязи все, выпачкались по дороге. А он – навстречу, заговорил с нами, спросил, откуда мы идем…

Это было вскоре после его приезда в Букановскую. Я в то время работала в исполкоме, и он пригласил меня к себе работать статистиком.

И тут как-то вскоре Михаил Александрович заболел. Лечил его фельдшер. У больного был сильный жар. Нужен был лед, лед в Букановской был только у нас (каждую весну погреб набивали льдом), больше ни у кого льда не было.

Я говорю Лиде: «Надо отнести ему лед»; она отнесла, я сама стеснялась. Я и на работе, бывало, стеснялась на него смотреть, сижу с бумагами целый день и головы не подниму. А понравился он мне сразу…

Потом фельдшер говорил, что лед очень помог в лечении. Когда стало Михаилу Александровичу немного легче, мы с двоюродной сестрой Антониной, которая тоже работала статистиком в исполкоме, пошли к нему на квартиру. Что-то надо было узнать по работе, уточнить с бумагами. Он был еще слаб, но уже выздоравливал. В комнате был цветок, китайская роза, и как раз один цветок расцвел. Он сорвал его и подарил мне. И еще подарил маленькую яркую красную звездочку, такую, как на красноармейские фуражки прикалывали.

В Букановской мы и встретились с ним всего один раз. А когда снова встретились в Вешенской, он уже настойчиво просил ждать его (он собирался ехать в Москву). Уезжая в Москву, он сказал, что я произвела на него хорошее впечатление. Спросил и у меня, я сказала тоже свое мнение. Обещала ждать его…

А зарегистрировались мы в 1924 году. 11 января выехали из Букановской и 18-го приехали в Москву.

В Москве мы снимали комнату, комната была очень маленькая, отапливалась из кухни, печку мы не топили, на этаже общие удобства, туалет.

Когда мы с Михаилом Александровичем собрались ехать жить в Москву, то родители наши высказали сомнение: мол, как это ехать туда, у него нет определенной профессии и заработка. А Михаил Александрович возразил: «Я обязательно устроюсь на работу, и Маруся тоже сможет работать». А когда приехали в Москву, он сразу сказал: «Я буду писать, а ты будешь переписывать».

Заработок у Михаила Александровича был в среднем 70 рублей в месяц. 30 рублей мы отсылали его родителям, а на 40 рублей жили вдвоем. Питались мы неплохо, бывало, правда, так, что только селедкой и хлебом. Но селедка («залом») была исключительно вкусная. А хлеб ситный, с изюмом, для меня был вкуснее всякого пирожного…

Когда я выходила замуж, моя мать Мария Федоровна подарила мне часы в золотом футляре (с крышечкой) на цепочке. Часы носились, как кулон. Но жить было трудно, крышечку от часов пришлось сдать в Торгсин…

Михаил Александрович обычно ездил по издательским делам, на деловые встречи один. Но мы бывали вместе и на литературных вечерах. Помню, однажды в Политехническом музее мы слушали лекцию Луначарского, и в этот же вечер слушали Маяковского, он читал стихи о солнце. Мне понравилось.

Бывали у нас и молодые писатели, чаще всех, конечно, Вася Кудашов. Их так и прозвали – его и Мишу – «вакса и щетка». Были они неразлучны, как родные братья. Любили дружески разыгрывать друг друга…

По-моему, каждому знакомо чувство, которое испытываешь, когда, не имея ничего, вдруг приобретаешь хорошую вещь или вообще что-либо необходимое. Я вспоминаю сейчас ту радость, которую мы ощущали, когда до войны вошли в наш дом с мезонином. Построить дом на свои трудовые средства, иметь отдельную комнату для работы Михаилу Александровичу – что может быть радостнее? Понятно и то чувство, которое мы испытали, когда перешли в новый дом после войны: имеешь свой угол, не надо ходить по квартирам…

Приехав из эвакуации, мы получили квартиру в Москве, на Староконюшенном, так как дом в Вешенской был разрушен и для жизни в нем не пригоден. Уезжая из Вешенской, мы ничего из вещей с собой не взяли, во время бомбежки все пропало. Приобрести в Москве сразу даже самое необходимое мы не могли. Во дворе дома на Староконюшенном был склад никому не принадлежавших, не нужных никому вещей. Оттуда нам разрешили взять кровати, стол, шкаф.

Когда вышло постановление о том, что крупным военачальникам и академикам выделены средства на постройку дач, то Михаил Александрович на эти деньги решил отремонтировать разрушенный в войну дом. Но специалисты сказали, что легче построить новый, чем ремонтировать разрушенный. Достать стройматериалы в то время было очень трудно. Заботу о строительстве взял на себя ЦК. Для нового дома отвели участок.

Дом строился в течение трех лет. В 1949 году мы в него вошли. За строительные материалы и работы Михаил Александрович платил долго. И когда ему говорили в ЦК: «Скоро ли уплатишь?» – он отвечал близко знавшему его товарищу: «Должен, не спорю, а отдам не скоро». Платил долг более десяти лет. Работал, как говорят, не покладая рук, и ночами работал. Не было никаких поездок на курорт или в какие-то места отдыха, за исключением Казахстана, куда его привлекала охота и рыбная ловля. В Казахстан мы ездили осенью и жили в палатках у озера Челкар по два месяца, вплоть до появления снега.

В новом доме возможности были более широкими, у Михаила Александровича стало два кабинета. Малый кабинет (на втором этаже, комната на северо-запад, угловая) был рабочим. Михаил Александрович любил эту комнату, говорил, что там уютнее и как-то лучше работается. Он мог там работать и ночью, и отдыхал там после обеда, читая. А второй кабинет – большая комната, где он работал только днем, а также принимал иногда посетителей. Обстановка в этом кабинете и сейчас та же, что и была в те годы, с прибавлением большого шкафа для книг и телевизора. Мебель с тех пор не передвигалась. В этом кабинете встреч было много, и с писателями, и с военнослужащими, и с зарубежными гостями, и с молодежью. Беседовал здесь Михаил Александрович и со шведскими, и английскими издателями, и с писателями других стран Европы. Принимал здесь Михаил Александрович молодежь из ГДР, Болгарии, Чехословакии, Венгрии. Вещей в этой комнате немного. Михаил Александрович очень привыкал к вещам, к обстановке, не любил заменять привычное. Не любил, когда кто-нибудь брал какую-нибудь вещь на столе и не клал на место.