Красная армия. Парад побед и поражений - Юрий Мухин

Там же, где человек привык всего бояться, где его энергия притуплена, нравственная самостоятельность преследуется как нечто вредное, там он по необходимости будет бояться и неприятеля: не настолько, может быть, чтобы бегать от него при первой стычке, но настолько, чтобы носить вечно в себе язву нравственного убеждения в невозможности его победить.

При таком состоянии нравственной стороны никакое совершенство оружия и техники не поможет, ибо то и другое помогает преодолевать препятствия на пути к известной цели, но не учит задаваться этой последней решительно и безвозвратно. Последнему выучить нельзя: последнее дается только выработкой личной энергии солдат и начальников; без нее усовершенствованное оружие будет более вредно, нежели полезно, ибо поведет только к трате патронов, более быстрой и бестолковой, чем при прежнем оружии; совершенство в технике будет более вредно, нежели полезно, ибо она, уча преодолевать препятствия, в то же время показывает и всю их силу, то есть людям нерешительным доставляет только благовидные предлоги к оправданию недостатка решимости».

В целом нет никаких возражений против мысли, что главное – это моральная сила, но если вы присмотритесь, то у Драгомирова такой фактор, как качество оружия у бойца, резко отделяется от моральной силы бойца, дескать, если боец морально силен, то он с любым оружием справится с противником. Кавказскую поговорку «У храбреца и щепка – кинжал» Драгомиров принимает как истину в последней инстанции, ничуть не задумываясь, а будет ли храбрец храбрецом, если у него вместо кинжала будет щепка?

Описываемым в книге опытом Австро-Прусской войны Драгомиров стремится обосновать выдернутую из контекста суворовскую мысль: «Пуля – дура, а штык – молодец!». Мало этого, Драгомиров формирует эту мысль в доктрину, что главным оружием боя является штык, а пули – это дело десятое. Однако, во-первых, во времена Суворова стрелковое оружие все еще было столь несовершенным, что даже ружейный огонь на дальности свыше 60 шагов был пустой тратой пороха и свинца, а, во-вторых, ведь сам Суворов отнюдь не считал штык главным оружием пехоты.

Это нам тот же Драгомиров как бы от имени Суворова вбил в головы эту мысль о главенстве штыка, а на самом деле эта мысль Суворова всего лишь эпизод в главке «Атака» суворовской «Науки побеждать». А вся эта главка учит:

«Береги пулю на три дня, а иногда и на целую кампанию, когда негде взять. Стреляй редко, да метко, штыком коли крепко. Пуля обмишулится, а штык не обмишулится. Пуля – дура, а штык – молодец! Коли один раз! Бросай басурмана со штыка! – мертв на штыке, царапает саблей шею. Сабля на шею – отскокни шаг, ударь опять! Коли другого, коли третьего! Богатырь заколет полдюжины, а я видал и больше.

Береги пулю в дуле! Трое наскочат – первого заколи, второго застрели, третьему штыком карачун!

В атаке не задерживай! Для пальбы стреляй сильно в мишень. На человека пуль двадцать, купи свинца из экономии, немного стоит. Мы стреляем цельно. У нас пропадает тридцатая пуля, а в полевой и полковой артиллерии – разве меньше десятого заряду.

Фитиль на картечь! – Бросься на картечь! – Летит сверх головы. Пушки твои, люди твои! Вали на месте! Гони, коли! Остальным давай пощаду. Грех напрасно убивать, они такие же люди.

Умирай за Дом богородицы, за матушку, за пресветлейший дом! – Церковь бога молит. Кто остался жив, тому честь и слава!».

Как видите, у Суворова речь идет не о том, что штык лучше или надежней пули, а о том, что пулю в бою НЕЛЬЗЯ ТРАТИТЬ ДАРОМ! Слишком длительным был процесс заряжания огнестрельного оружия суворовского времени, и если войска не стояли на месте, а сближались, то, сблизившись с противником на дистанцию надежного поражения противника пулей, после выстрела повторить заряжание уже не успевали. И волей-неволей единственным оружием оставался штык. Штык и у Суворова это не основное, а вынужденное оружие ввиду неготовности основного. Заметьте, похвалив штык, Суворов не требует учиться штыковому бою, Суворов требует учиться метко стрелять, убеждая солдат для этих тренировок самим покупать свинец для пуль за счет солдатских денег, сэкономленных на еде.

А у Драгомирова эта Суворовская мысль превращается в доктрину, что без штыка победный бой вообще невозможен!

И он формулирует свою доктрину так:

«Огонь и штык не исключают, но дополняют друг друга; первый прокладывает дорогу второму, и воображать, что можно атаковать без подготовки огнем, так же ошибочно, как и воображать, будто одним огнем можно сбить противника с позиции».

Поразительно то, что, описывая бои той давней войны, Драгомиров постоянно описывает ситуации, когда стороны только огнем сбивали с позиции противников, причем не только артиллерийским, но и огнем стрелкового оружия. И при этом делает вывод, что без штыковой атаки это невозможно! Доктрина не позволяет!

Между прочим, по мнению военного теоретика Драгомирова, «знать» военную теорию – это обязательно знать историю войн, и Драгомиров к этому обязательному требованию знать военную историю возвращается в книге раз пять. К примеру, попрекает австрийское военное образование за то, что «преподавание ведется чисто догматически, на военную же историю не обращают почти никакого внимания».

А теперь посмотрим, насколько он сам знал военную историю даже собственного государства – Российской Империи. Ведь именно в военной истории России ее армия за этот «штык-молодец» и за эту «пулю-дуру» расплачивалась и расплачивалась огромной кровью почти в каждой войне! Вот, к примеру, начало века, 1805 год, сражение при Кремсе. Участник сражения Ф. Н. Глинка в изданных в 1808 году «Письмах русского офицера» вспоминал такие подробности:

«Под Кремсом высланы были у нас в стрелки гренадеры высокого росту с длинными султанами, и французы дробные, малые, били их из-за камней, как хотели. Русский гренадер, сильный, рослый, могший идти со штыком на десятерых неприятелей, падал мертв от пули, пущенной из-за куста бессильным французом».

А вот Крымская война, река Альма, сражение 8 сентября 1854 года:

«Войска бывшего 6-го корпуса были настоящими войсками парадными, отличались выправкой, выбором людей, молодцеватостью и тонким знанием всех эволюций и мелочей устава. Грозная атака наших батальонов, эта стальная движущаяся масса храбрецов, чрез несколько шагов воображавшая исполнить свое назначение – всадить штык по самое дуло ружья, – каждый раз была неожиданно встречаема убийственным батальным огнем… Схватиться с неприятелем нашим солдатам не удавалось. Неудача повторявшихся несколько раз наступлений привела нас в состояние остервенения: солдаты массами, без команды, бросались вперед и без толку гибли». От пуль английской пехоты.

Но, судя по книге, для Драгомирова никакой такой истории не существует, и он всю свою книгу доказывает, что, к примеру, не имеет никакого значения тот факт, что пруссаки уже имели казнозарядные игольчатые винтовки. Винтовки, позволявшие пруссакам вести в 4 раза более частый огонь, нежели австрийцы с их винтовками дульного заряжания! Драгомиров упорно уверяет, что главное, чтобы солдат был храбрый, а чем он вооружен, большого значения не имеет! Главное, чтобы наши солдаты не боялись бежать в штыковую атаку навстречу выстрелам! Вот в чем дело! Пруссаки не боялись бежать навстречу выстрелам, поэтому и побеждали.

И артиллерия для Драгомирова тоже дело вспомогательное. К примеру, Драгомиров учит:

«Говорят, что батарейные нарезные орудия могут разрушать даже бруствера: опять мирное воззрение, ибо в нем упущено из виду, что выигрыш времени на войне – самое важное и что лучше взять бруствер штурмом, нежели уничтожать его подобным образом. Это выгоднее во всех отношениях: и скорее, да и меньше будет потерь в людях».

Взять бруствер штурмом? Потерь будет меньше? Ведь уже закончилась гражданская война в США и от увлекающихся статистикой американцев уже было известно, что солдаты за бруствером несут потерь в три раза меньше, чем атакующие брустверы. А у Драгомирова от взятия брустверов без артиллерии потери уменьшаются…

Вот это и есть догматизм в его самом поганом виде.

И еще интересный момент. Драгомиров поехал наблюдать Австро-Прусскую войну после преподавания тактики в Академии генштаба, то есть уже будучи «серьезным» теоретиком. И по Драгомирову, само собой разумеется, если пруссаки выиграли войну, то, значит, именно пруссаки и являются самыми большими военными теоретиками, а австрийцы военной теорией пренебрегали. Как же иначе?

Но военная теория, как и любая другая теория, тем совершеннее, чем больше вопросов в ней проработано. А эти вопросы теории излагаются на бумаге, и чем больше исписанной бумаги, тем совершеннее теория. (Достаточно взглянуть на девятьсот страниц убористого шрифта книги Клаузевица «О войне», чтобы понять, о чем я говорю.) А вот эти проработанные военной теорией вопросы помещаются в распорядительные документы Армии – уставы, инструкции, приказы. Таким образом, чем лучшая в данной армии военная теория, тем толще в ней уставы, инструкции и приказы и тем более свято к ним относятся.